Л. H. Гуртьев
НАПРАВЛЕНИЕ ГЛАВНОГО УДАРА
[Из стенограммы беседы с командиром 308-й стрелковой дивизии Л. Н. Гуртьевым. Беседу проводил тов. Федосов в деревне Лаптево 14 мая 1943 г.]
Леонтий Николаевич Гуртьев, член КПСС, родился в 1891 г. в городе Шемахе Азербайджанской ССР в семье лесничего. Окончил реальное училище. Учась в Петербурге в политехническом институте, в июле 1914 г. был арестован за участие в демонстрации. В ноябре был отправлен на фронт. После окончания школы прапорщиков в 1915 г. направлен в 193-й Свияжский полк 49-й стрелковой дивизии. До ноября 1918 г. находился в плену в Австро-Венгрии. Революционные события помогли ему вернуться на Родину.
С июня 1919 г. жизнь Л. Н. Гуртьева связана с Красной Армией. Начал он службу командиром взвода. Омичам хорошо памятна плодотворная работа Л. Н. Гуртьева в стенах Омского военно-пехотного училища им. М. В. Фрунзе, где он растил офицерские кадры для Красной Армии, являясь с 1940 г. его начальником. Омск знал Л. Н. Гуртьева как своего избранника в депутаты, областного Совета.
На базе пехотного училища весной 1942 г. Л. Н. Гуртьев сформировал и подготовил к боям 308-ю стрелковую дивизию, с которой прошел героический путь от Волги до Орла. В боях на подступах к Орлу 3 августа 1943 г. генерал-майор Л. Н. Гуртьев героически погиб, спасая жизнь командующего армией тов. Горбатова. Имя Леонтия Николаевича Гуртьева дорого и памятно омичам. Тысячи омичей и сейчас называют себя гуртьевцами.
Наша дивизия начала формироваться с первых чисел марта 1942 г. Я был начальником училища. При училище и стала формироваться дивизия. Я, как начальник училища, получил приказ о ее формировании, а в первых числах марта получил приказ командовать дивизией.
Укомплектование дивизии проходило главным образом за счет сибиряков.
Из Омска уехали в первых числах июня. Некоторое время мы находились на месте назначения и заканчивали свою боевую подготовку. Там нас посещали представители из округа и НКО (Народного комиссариата обороны). Были командиры из группы маршала Советского Союза Ворошилова. В июле приехал тов. Ворошилов. Проводили совместное учение со 120-й дивизией. Он остался доволен нашей дивизией, провел совещание с командным составом, дал указание, на какие недостатки надо обратить внимание. Потом собрал отдельно командиров с начальниками штабов полков, познакомился с ними поближе, побеседовал.
Через некоторое время мы были отправлены на фронт. Станцией выгрузки была Кумалга. Полки выгружались в разных местах (южнее и севернее), а потом собирались.
Доехали мы благополучно. Только один эшелон был обстрелян, и ранен один командир взвода. Собравшись и Кумалге, пошли оттуда маршем до Етеровской. Оттуда пошли в направлении Котлубани и деревни Самофаловки. Прошли в течение нескольких дней благополучно. Марш был тяжелым, была жара. Шли все время колоннами. В одном месте потеряли несколько человек.
В район сосредоточения вышли более или менее благополучно, потеряв 4 убитыми и 6 ранеными. Потом получили приказ идти вперед и вступили в бой. Сначала мы шли в составе 24-й армии под Кутлубанью, потом были переключены в 1-ю гвардейскую армию.
Район, в котором мы действовали, и направление оставались примерно одни и те же, хотя мы переходили из одной армии в другую.
Основной задачей было выйти к Волге на соединение с частями, находящимися там. Нашей задачей было взять высоты 132; 154; 154,2; 143,8, а дальше взять хутор Боровки, Гумрак. В зависимости от группировки, иногда у нас направление было несколько уже, иногда несколько шире, иногда тот район, к которому мы шли, оставался в стороне, но направление было все время одно и то же.
Наша дивизия в первые дни понесла очень большие потери. Мы много людей теряли от вражеской авиации. Много было осколочных ранений. Теряли людей и от сильного минометного огня противника. В течение нескольких дней у нас прошло через медсанбат больше 5 тысяч человек. Целый день, с рассвета и до вечера, над нами было 15—20, а иногда до 40 вражеских самолетов, и все время находились под действием минометного огня. Нашей авиации тогда было мало.
Под Котлубанью мы пробыли числа до 26—27 сентября. Нужно сказать, что наши части очень хорошо себя вели, отважно и храбро действовали командиры полков, и комбаты показали себя тоже с хорошей стороны, исключительно храбрыми.
Дело у нас шло хорошо, задачи мы выполняли. Дивизия наступала на участке по фронту в 21 километр. Со стороны противника была крепкая оборона, огонь минометов, станковых пулеметов, авиации, танков. Мы пожгли танков порядочно. Один раз немцы вышли из- за высоты с тридцатью танками и пошли на нас, но противотанковая оборона у нас была поставлена хорошо, многие немецкие танки загорелись, остальным пришлось возвратиться.
Под Котлубанью были все время бои. Надо отметить мужество наших девушек-санитарок. Они работали на совершенно открытом ровном месте, самоотверженно вытаскивали раненых, делая им тут же перевязки. Иногда даже шли в полный рост, не оберегая себя. Обычно с наступлением сумерек они выходили из санитарных рот и цепью прочесывали весь участок боя, чтобы не оставить ни одного раненого. Огонь не смолкал ни днем, ни ночью.
Артиллерийский полк работал хорошо, пулеметчики тоже. Отставали немного минометчики. Минометов у нас было немного, особенно 82-миллиметровых. Взаимодействие было хорошее. Общая масса красноармейцев действовала очень хорошо и храбро.
26—27 сентября нас вывели из боев и направили в Сталинград. Три дня мы шли. Вышли в район Средней Ахтубы и подошли первыми своими частями в район штаба 62-й армии. Тут к нам приехал генерал-лейтенант Голиков. Я доложил обстановку, он приказал произвести рекогносцировку переправы через Волгу. Это было в 10 часов 30 сентября.
Мы отправились на рекогносцировку. Голиков дал своего представителя, который помог разобраться в этом деле. Прорекогносцировал переправу, подходы и все прочее и в 23 часа этого же числа пошли на переправу. Была подана баржа. Мы тихо подошли, погрузились и к утру переехали на правый берег. Еще не рассвело, когда мы уже были на правом берегу.
Я побежал в штаб армии по берегу со своими, получил задачу выйти и подготовить рубеж к обороне в районе электростанции, немного правее завода «Баррикады». Пока мы переправляли народ, пока я ходил в штаб армии, уже рассвело и нам пришлось выходить в район под воздействием немецкой бомбежки. Получилось нехорошо. Часть наших людей пошла по набережной, в том числе и я со своими командирами — Стафеевым, Смирновым, адъютантом, начальником первого отдела, а другая часть пошла в обход. До места добирались с большими трудностями. Идти пришлось километра три. Противник нас обнаружил. Та узкая полоса земли вдоль берега, что оставалась у нас к моменту нашего прихода в Сталинград, вся проглядывалась противником с высот, которые он занимал. Правда, мы шли расчлененными порядками, но противник нас заметил и начал бомбить, не давая возможности проходить. Засели немецкие минометчики и непрерывно били из различных минометов. Пока мы дошли до места, потеряли два-три десятка людей.
Я целый день был занят организацией обороны и рекогносцировкой. Со мной переходили саперный батальон, батальон связи, пулеметный батальон, 351-й полк.
351-й полк занял район обороны в направлении между заводом «Баррикады» и тракторным заводом, несколько выше к электростанции.
К вечеру я получил задачу выйти с 351-м полком, занять исходный рубеж и совместно с левофланговой дивизией перейти в наступление, чтобы занять завод «Силикат» (недалеко от аэропортовского сада).
На следующую ночь перебрался 339-й полк и вышел на то место, где стоял 351-й полк, юго-восточнее завода «Баррикады», а 351-й полк ушел несколько вперед. Позже, в ту же ночь, вышел и 347-й полк и занял рубеж левее, юго-западнее завода «Баррикады». Он имел задачу также наступать вместе с левофланговой дивизией. В районе аэропортовского сада мы остались одни. Там мы все время и воевали. Участок был (протяженностью километра в полтора. Полоска земли до Волги была метров 700—800. У наших соседей — 39-й и 19-й дивизий земли до Волги оставалось еще меньше.
В разные дни, выполняя одну основную задачу — удержать каждый метр, мы все время имели разные указания в смысле перегруппировки: то выйти вперед, то назад, то подойти к соседям справа или слева. Мне приходилось в своем подчинении иметь отдельные бригады и части соседей, командовать ими в зависимости от того, как складывались обстоятельства. Рубеж все время оставался один и тот же — правый берег Волги, несколько западнее завода «Баррикады».
351-й полк занял рубеж — завод «Силикат». Наши полки были по 300—350 человек. Противник сосредоточил против них артиллерийский огонь, бомбил с самолетов, и они там сражались до последнего. Погиб комиссар Фролов, за командира полка еще на Котлубани оставался начальник штаба Маркелов.
Я лично сам выводил 351-й полк на исходный рубеж ночыо, когда мы еще плохо ориентировались на местности. Правда, нам дали в штабе армии проводников от дивизии, которая там стояла. Сначала мы успешно продвигались вперед и заняли силикатный завод целиком. Подошли уже к западным стенам. Потом остановились после сильного огня противника, который перешел в наступление. Целый день мы были под ураганным огнем противника. У нас потери были еще с утра, полк был утомлен маршем. Много было раненых. Последний человек, который прибежал ко мне на командный пункт в магазине «Гастроном», был начальник связи. Прибежал перепуганный и доложил, что в полку все погибли. Я дал ему одного командира и направил назад к Маркелову с поручением. Он так и не вернулся. Потом это место занял 339-й полк, и тут все время шли бои и днем и ночью с превосходящими силами противника.
Чаще всего вели бой из окопов, выходя туда днем, если была возможность, но использовали также и стены, которые много нам помогли.
Все мы сохраняли полное спокойствие и в самые тяжелые моменты, когда нам казалось, что уже нет выхода, мы брали все свои автоматы и были наготове действовать до конца. Ни у кого и в мыслях не было уйти. Если смотрели на Волгу, то в ожидании оттуда пополнений боеприпасов. Каждый сознавал чувство долга. Большое значение имело и то, что командующий армией был рядом с нами. Бойцы часто ходили по берегу, не укрываясь, а девушки всегда шутили. Кругом минометный огонь, а они отдыхают — тяжело нести раненых. Не любили тех, кто побаивался.
Было много интересных эпизодов каждый день. Был такой случай, когда правее нас стояла 37-я гвардейская дивизия. У них что-то случилось неладное и они обнажили наш фланг. Фрицы лезут прямо на нас и в большом количестве. Нам тут пришлось прикрываться с саперным батальоном, комендантским взводом и особым отделом. Мы немцев задержали и остановили их 118-й полк.
Или было так, что танки и пехота противника шли прямо на наш командный пункт. Мы опять привлекли взвод особого отдела, комендантский взвод, чтобы защитить командный пункт. И так было очень часто.
Дальше у нас усложнилась обстановка. Со стороны немцев напор усиливался, а у нас сил становилось все меньше и меньше. Нам пришлось бросить саперов на защиту промежутка между нами и соседом слева. Саперы показали себя исключительно хорошо. Действовали очень храбро, и на участке, где был командиром Чамов, остановили противника. Фрицы зарывались в землю с пулеметами и их трудно было оттуда выбивать, а ночью они пытались просочиться к нам.
Утром, числа 20—22 октября, от меня отправился на переправу мой заместитель по тылу подполковник Шкудов с ординарцем. Они шли по берегу и с ними шли еще случайно два человека. Когда они были на полпути, увидели у самого берега Волги фрицев. Тех было несколько человек. Они вступили с ними в бой. Удалось немецкую группу уничтожить. Притащили с собой ручной пулемет и патроны. Если бы они вчетвером не ликвидировали эту группу немцев, то те закрепились бы на берегу и потом для их уничтожения пришлось бы послать целый взвод.
Артиллерийский полк находился все время на левом берегу. Их однажды упрекнули в том, что били по своим, и даже был послан представитель командующего для расследования этого дела, но факт не подтвердился. Все орудия были пристреляны правильно. Однажды меня вызвал на командный пункт командующий Чуйков и тоже спросил, почему командир артиллерийского полка бьет по своим и что он приказал его немедленно снять. Я сказал, что командир артиллерийского полка у меня хороший и что здесь, по-видимому, какое-то недоразумение. Как выяснилось, это были не наши артиллеристы.
Были моменты, когда засыпало наш командный пункт. Однажды засыпало так, что мы ничего не видели и не слышали и не понимали, что происходит. Но все соблюдали спокойствие, и люди геройски держались, никто не показывал виду, что перепугался.
После того, как переставали стрелять, люди выходили из землянок и блиндажей, спрашивали, кто жив, кто ранен, кого убили, кто засыпан. Тут же начинали работать санитарки.
Или возьмите саперный батальон. Кроме того, что он выполнял свою основную работу, они воевали с нами, геройски показали себя на переправе. На таких душегубках-лодчонках, как наши, трудно было ночью переплыть. Волгу и в спокойных условиях, а они перевозили раненых, боеприпасы и пополнение под непрерывной бомбежкой. Правда, мы пользовались и другой переправой: сначала был пешеходный мостик через Волгу, но его скоро разрушили. Лодочники много нам помогали своей самоотверженной работой. Они награждены, их геройскую работу отметили.
4 ноября мы были выведены из Сталинграда для пополнения. Нам дали людей, но потом их от нас взяли. Мы ездили на рекогносцировку участка, куда должны были выехать с этими людьми, но нас скоро отправили и тыл на доукомплектование.
________________________________________________________________________________
Публикуется по итогу оцифровки книги: Омичи в боях за Родину. — Омск, 1963. — C. 24-31.
________________________________________________________________________________
Современные исследования по теме:
1. Про героев гуртьевской дивизии:
https://boevayaslava.ru/blog/search-the-chronicler/