— За что ты меня любишь? — спросила я, наблюдая, как Михаил завязывает галстук.
Он посмотрел на меня через зеркало, улыбнулся уголками губ — так, как умеет только он — и продолжил методично формировать узел.
— За то, что задаёшь такие вопросы в семь утра, когда я опаздываю на совещание, — он подмигнул мне, но я не отступала.
— Нет, правда. Восемь лет вместе... иногда мне кажется, что ты просто привык ко мне, как к старым тапочкам.
Михаил вздохнул, повернулся и подошёл ко мне. Его дорогой парфюм щекотал ноздри. Мягко взял моё лицо в ладони.
— Вероника, ты — лучшее, что случилось в моей жизни. За что я тебя люблю? За всё. За то, как морщишь нос, когда смеёшься. За то, что занимаешь всю ванную своими баночками. За то, что читаешь мне вслух новости, хотя знаешь, что я их уже прочитал. За то, что ты — это ты.
Я прижалась к его ладони щекой, как кошка. Он поцеловал меня — торопливо, но нежно.
— Мне правда пора бежать. Не забудь, у мамы сегодня день рождения. Я заеду за тобой в шесть?
— В шесть, — кивнула я.
Дверь за ним захлопнулась, а я осталась стоять посреди спальни в его футболке. Восемь лет брака. Завтра наша годовщина, и я готовила сюрприз — романтический вечер и фотоальбом нашей жизни. Целый месяц тайком собирала фотографии, заказывала ужин и продумывала детали. Хотелось чего-то особенного, чтобы напомнить нам обоим, почему мы вместе.
Телефон Михаила завибрировал на кухонной столешнице, когда я нарезала сыр для бутербродов. Обычно я не смотрю его сообщения — доверие и личное пространство, всё такое. Но сейчас экран загорелся прямо перед моими глазами.
«Алиса: Синий или зелёный комбинезон? Что скажешь?»
И фотография. Два детских комбинезона — один синий с мишками, другой зелёный с жирафами.
Я улыбнулась. Алиса — его новая секретарша, совсем молоденькая. Видимо, советуется насчёт подарка для племянника или крестника. Михаил любит детей, хотя мы пока не решились на своих. "Ещё немного поживём для себя", — говорил он, а я не возражала. Успеется.
Телефон снова завибрировал.
«Алиса: И посмотри прайс по кроваткам, который я скинула. Какую берём?»
Что-то неприятно кольнуло под рёбрами. «Берём»? Я отложила нож. Экран погас. Посмотрела на свои руки — они слегка дрожали. Глупости, конечно. Наверное, Михаил просто помогает ей с выбором. Может, её муж не разбирается в таких вещах.
У Алисы нет мужа.
Эта мысль ворвалась в сознание незваным гостем и отказывалась уходить. Я точно помнила — на корпоративе она говорила, что недавно рассталась с парнем. Три месяца назад.
Телефон снова ожил.
«Алиса: Миша, врач говорит, нужно купить специальную подушку для беременных. Посмотришь модели? Спина очень болит».
Мир вокруг меня рухнул в одно мгновение. Я медленно опустилась на стул, чувствуя, как кровь отливает от лица. Потом дрожащими пальцами разблокировала его телефон — пароль «2909», день нашей свадьбы, чёртов лицемер — и открыла переписку.
Сотни сообщений. Фотографии узи. Планы на роды. Имена.
«Миша, я так боюсь...» «Не волнуйся, я с тобой» «А если она узнает?» «Не узнает. Я всё решу»
Последнее сообщение было отправлено вчера вечером, когда он якобы задержался на работе.
«Завтра посмотрю квартиру на Ленинском. Если понравится — сразу внесу залог».
Я выронила телефон как раскалённый уголь. В горле стоял ком размером с кулак. Ребёнок. Его ребёнок. От секретарши, которой едва исполнилось двадцать пять.
Следующие две недели я жила как во сне. Улыбалась, готовила ужины, говорила о погоде и работе. Удивительно, как легко даётся притворство, когда альтернатива — смотреть правде в глаза. А правда была уродлива: мой муж, мой Михаил, завёл интрижку с девочкой, годящейся ему в дочери, и теперь она ждёт от него ребёнка.
Я методично собирала доказательства. Проверила банковские выписки — действительно, крупные суммы уходили куда-то последние месяцы. Нашла в его рабочем ноутбуке договор аренды квартиры на какого-то Соколова — я даже не знала такого человека.
А потом — случайно или нет — попалась на глаза квитанция из дорогого ювелирного магазина. Серьги с сапфирами. Я таких не получала.
Годовщину мы так и не отметили. Я сказала, что заболела. Фотоальбом остался недоделанным, спрятанным в шкафу — теперь он казался насмешкой, памятником наивности.
Я ждала подходящего момента. И он наступил прохладным октябрьским вечером, когда Михаил вернулся домой пьяный и благодушный после встречи с партнёрами.
— Нам нужно поговорить, — сказала я, выкладывая на стол распечатки переписок и договор аренды.
Он сначала не понял. Потом побледнел, протрезвел мгновенно.
— Вероника, это не то, что ты думаешь...
— А что я думаю, Миша? Что ты спишь со своей секретаршей? Что она беременна? Что ты снимаешь ей квартиру на деньги, которые мы откладывали на наш дом? Я что-то упустила?
Он попытался взять меня за руку, но я отдёрнула её как от огня.
— Это ошибка, — произнёс он тихо. — Глупая ошибка. Она ничего для меня не значит.
— Настолько ничего, что ты собираешься стать отцом её ребёнка?
— Я... это сложно. Она была такая несчастная, такая одинокая. Я просто пожалел её.
Слова, которые он произносил, были настолько нелепыми, что я рассмеялась. Горький, рваный смех, от которого заболело горло.
— Пожалел? Ты ей что, милостыню подал? Достоинство своё благотворительно одолжил?
— Не говори так, — поморщился он. — Это было один раз, случайно. На корпоративе. Она напилась, плакала из-за бывшего... А потом сказала, что беременна.
— И ты, конечно, благородно решил всё исправить?
Он молчал, опустив голову. Жалкий. Чужой.
— Я люблю тебя, — наконец выдавил он. — Только тебя. Это всё... это ничего не значит.
— Выметайся из моего дома, — тихо сказала я.
Разумеется, всё оказалось ложью. Не было никакого "один раз". Телефон Михаила разрывался от звонков — Алиса превратилась в фурию, узнав, что я всё знаю. Она звонила мне, писала, даже приходила к офису.
— Он обещал развестись! — кричала она мне в лицо, пока охранник пытался вывести её из холла. — Он сказал, что вы давно не вместе! Что ты не даёшь ему детей!
Её слова жалили, словно осы. Не даю детей? Мы вместе решили подождать. По крайней мере, я так думала.
Скандал разрастался, как лесное пламя. Друзья, знакомые, коллеги — все узнали. Стыд жёг меня изнутри. Как я могла не заметить? Как позволила так обмануть себя?
Павел, лучший друг Михаила, приехал ко мне сам — без предупреждения, с бутылкой вина и виноватым лицом.
— Я пытался образумить его, — сказал он, сидя на моей кухне. — Говорил, что он рушит всё ради...
— Ради чего, Паша? — я горько усмехнулась. — Ради молодой киски? Ради острых ощущений? Чего ему не хватало со мной?
Павел покачал головой.
— Он запутался. И ты знаешь, у него период... ну, кризис среднего возраста...
— Не оправдывай его, — оборвала я. — Кризис — это купить мотоцикл или уйти в запой. А не заводить ребёнка на стороне.
После ухода Павла мне стало совсем тоскливо. Я сидела на полу в гостиной, среди фотографий, которые собирала для альбома, и рыдала как девчонка. Восемь лет. Восемь лет коту под хвост.
Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. На пороге стоял Артём — сын Павла, юрист, недавно окончивший университет. Высокий, серьёзный, с папкой документов.
— Отец сказал, тебе может понадобиться помощь с документами, — сказал он, смущённо улыбаясь. — Я специализируюсь на семейном праве.
Я смутилась — глаза опухшие, волосы всклокочены.
— Проходи, — пригласила я, пытаясь пригладить волосы. — Извини за вид.
— Всё в порядке, — ответил он мягко. — Я бы на твоём месте вообще спалил дом.
Я рассмеялась — впервые за две недели искренне.
Артём стал приходить регулярно. Сначала — действительно по делам. Помогал разобраться с документами, объяснял мои права при разводе, готовил стратегию.
— Ты имеешь право на половину всего имущества, — говорил он, раскладывая бумаги на столе. — И на компенсацию морального вреда, если захочешь судиться.
— Я не хочу его денег, — качала головой я. — Хочу только, чтобы всё это закончилось.
Потом он стал заглядывать просто так. Приносил кофе, рассказывал забавные случаи из практики, слушал мои истории. С ним было легко — никакого притворства, никаких сложных игр. В свои двадцать семь он казался мудрее многих сорокалетних мужчин.
— Знаешь, что меня удивляет? — спросила я его однажды вечером, когда мы сидели на балконе с бокалами вина. — Ты сын лучшего друга Михаила. Почему ты на моей стороне?
Артём долго смотрел на закат, прежде чем ответить.
— Потому что я видел, как он смотрел на других женщин, когда ты не видела. Даже на вашей свадьбе. Мне было пятнадцать, но я всё понимал, — он повернулся ко мне. — Ты заслуживаешь лучшего, Вероника.
События развивались стремительно. Михаил метался между мной и Алисой, предлагая абсурдные компромиссы.
— Мы можем жить как раньше, — убеждал он меня. — Я буду помогать ей, конечно, но наша семья...
— У нас больше нет семьи, — отрезала я.
А потом случилось страшное. Алиса потеряла ребёнка. Выкидыш на пятом месяце. Она обвинила в этом Михаила — его метания, нервы, стресс.
— Ты погубил нашего ребёнка! — кричала она ему по телефону так громко, что я слышала, находясь в соседней комнате. — Ты и твоя драгоценная жена!
Михаил сломался. Я видела, как он превращается в тень самого себя — осунувшийся, потерянный, с потухшими глазами. Он потерял всё — уважение коллег, друзей, мою любовь, ребёнка, ради которого предал меня.
В тот вечер, когда я подписала заявление на развод, Артём пришёл с бутылкой шампанского.
— Это не то, что обычно празднуют, — сказал он, разливая игристое по бокалам. — Но это начало твоей новой жизни. За свободу.
Мы сидели на полу у камина, пили шампанское и говорили обо всём на свете — о книгах, о путешествиях, о мечтах.
— Знаешь, я всегда хотела открыть маленькую школу искусств, — призналась я. — Место, где дети могли бы рисовать, лепить, творить без оценок и стресса.
— Почему бы тебе не сделать это сейчас? — спросил он, глядя на меня внимательно.
— В тридцать шесть начинать с нуля? — усмехнулась я.
— А почему нет? Тридцать шесть — это только начало.
Он смотрел на меня так, что сердце начинало биться чаще. Младше меня на девять лет. Сын друга бывшего мужа. Нелепость какая-то.
— Вероника, — вдруг сказал он серьёзно. — Я должен тебе кое-что сказать.
Я напряглась. Только не ещё одно признание, только не сейчас.
— Я влюблён в тебя. Давно. Ещё когда был подростком.
Я рассмеялась нервно.
— Артём, ты сам понимаешь, как это звучит? Я только развелась, я старше тебя...
— Мне всё равно, — он пересел ближе. — Я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Вижу это в твоих глазах.
— Это благодарность, — возразила я. — Ты помог мне в самый тяжёлый период.
— Нет, — он мягко коснулся моей щеки. — Это нечто большее. И ты это знаешь.
Я не отстранилась. Внутри боролись страх и желание, сомнения и надежда.
— Я... не готова. Не сейчас.
Он кивнул, уважая мои границы.
— Я подожду, — просто сказал он. — Сколько нужно.
Мы провели весь вечер, разговаривая, смеясь, иногда касаясь друг друга — случайно или намеренно. Без поцелуев, без признаний в вечной любви. Но что-то новое родилось между нами — хрупкое, нежное, настоящее.
Прошёл год. Я открыла "Пространство цветов" — маленькую арт-студию для детей и взрослых. Дела шли хорошо, лучше, чем я ожидала. Развод остался позади, как страшный сон.
Михаил уехал из города — говорят, перебрался в Новосибирск, начал всё с нуля. Алиса исчезла с радаров — удалила все соцсети, сменила работу.
А я... я училась жить заново. Заново чувствовать, доверять, мечтать.
Артём сдержал слово — не торопил, не давил. Мы виделись, общались, но он дал мне время залечить раны. И постепенно, день за днём, я начала смотреть на него иначе — не как на юного спасителя, а как на мужчину, с которым мне хорошо.
В тот день он пришёл в студию после закрытия — с папкой документов и сияющими глазами.
— У меня для тебя предложение, — сказал он, раскладывая бумаги. — Помнишь тот заброшенный особняк на Садовой? Я нашёл владельца. Он готов продать его по хорошей цене. Представляешь, какой там получится культурный центр?
Я смотрела на него — увлечённого, искреннего, полного энергии — и сердце наполнялось теплом.
— Это... потрясающе, — я листала проект, который он подготовил. — Но это огромные вложения. Я не потяну.
— Мы потянем вместе, — просто сказал он. — Я хочу стать твоим партнёром. Во всех смыслах, если ты готова.
Вечером мы сидели в саду за моим домом, где цвели пионы — огромные, пышные, невероятно красивые. Мои любимые цветы.
— Знаешь, почему я люблю пионы? — спросила я, глядя на закат. — Они раскрываются медленно. Сначала это просто плотный бутон, и кажется, что внутри ничего особенного. А потом — раз, и такое чудо.
Артём взял меня за руку — осторожно, давая возможность отстраниться. Но я не стала.
— Ты как пион, — сказал он с улыбкой. — Только начинаешь раскрываться.
— В тридцать семь? — рассмеялась я.
— В тридцать семь, в сорок, в пятьдесят... какая разница? — он придвинулся ближе. — Вероника, я всё ещё жду твоего ответа.
Я посмотрела ему в глаза — ясные, чистые, без тени лжи или притворства.
— Ну что ж, — улыбнулась я, сжимая его руку. — Рискнём?
Он наклонился и поцеловал меня — нежно, вопросительно. А я наконец-то позволила себе ответить, чувствуя, как распускается внутри что-то новое, свежее и сильное, как весенний цветок.