Идея «Memento Mori» — латинской фразы, означающей «помни, что ты должен умереть», — представляет собой богатую тему в искусстве, уходящую корнями в Древний Египет. Однако как отдельный жанр она возникла в эпоху Римской античности, что и объясняет её латинское название.
Хотя цель «Memento Mori» всегда заключается в напоминании зрителю о его собственной смертности, это не обязательно должно быть зловещим предупреждением. Скорее, зрителей призывают рассматривать каждый день как дар, которым нужно дорожить, или искусно напоминают, что шанс на блаженную загробную жизнь зависит от того, как человек ведёт себя здесь, на земле.
Тема Memento Mori дала начало поджанрам, таким как «Данс макабр» и «Ванитас». Современные художники, которые гораздо реже, чем художники прошлых эпох, сталкиваются со смертью, используют проверенные временем символические мотивы — скелеты, черепа, цветы, фрукты, свечи, часы, песочные часы и так далее, и обычно относятся к теме Memento Mori более игриво.
- В то время как философы-стоики утверждали, что неизбежность смерти должна служить напоминанием о необходимости жить настоящим, в раннем христианстве «Помни о смерти» скорее призывало к вере в то, что после смерти душа может вознестись на небеса. Поэтому «Помни о смерти» стремилось напомнить о рае, аде и спасении души. Для этого использовались как Священное Писание, так и погребальное искусство, такое как мозаика и скульптура, которые верующие могли видеть в церквях, на кладбищах и в оссуариях.
- Изображения «Ванитас» были тесно связаны с «Золотым веком Голландии» и его великой традицией натюрмортной живописи. Они перекликаются с «Memento Mori» — напоминанием о человеческой смертности. Однако «Ванитас» пошли дальше, осуждая погоню за материальными благами, которую многие ведут в течение своей жизни. На этих изображениях использовалась символика, которая подчеркивала быстротечность времени и жизни. Например, увядающие цветы, песочные часы, черепа, свечи, часы и гниющие фрукты. Эти символы призывали зрителей не поддаваться соблазну роскошных вещей, принять свою судьбу и посвятить свою повседневную жизнь чистому и скромному существованию.
- Страшная традиция «Данса Макабр» («танца смерти») зародилась в эпоху позднего Средневековья как реакция на опустошительные последствия эпидемий и войн. Этот жанр искусства — от живописи и драмы до поэзии и музыки — изображал смерть в виде танца, объединяющего живых и мёртвых, обычно представленных в виде скелетов. В «Дансе Макабр» принимали участие представители всех слоёв общества — от королевской семьи до крестьян. Однако эти танцы не были радостными событиями, хотя они были очень популярны среди зрителей. Скорее, они служили напоминанием о том, что смерть — «великий уравнитель», который объединяет всех.
- В 19м веке появилась фотография — средство, хорошо подходящее для расширения давней традиции натюрмортов «Ванитас». Но появление дагерротипа (а вскоре и менее дорогих систем) привело к появлению поистине мрачного фотографического жанра: «посмертного портрета». Для многих людей, живших в Викторианскую эпоху, охваченную болезнями, новая технология стала возможностью запечатлеть постоянное (и очень часто — единственное) изображение умершего близкого человека. Странная особенность посмертного портрета заключалась в том, что точное сходство с умершим «натурщиком» было проще запечатлеть на плёнке, чем фотографировать живых родственников, которым было трудно сидеть или стоять неподвижно в течение длительного времени экспозиции.
Традиция осознания неотвратимости смерти своими корнями уходит в древнеегипетскую цивилизацию. В своём эссе «О том, что изучать философию — значит учиться умирать» (1580), французский философ эпохи Возрождения Мишель де Монтень писал о египетском ритуале, который сопровождался поминальным пиром и завершался поднятием скелета под песнопение: «Пей и веселись, ибо таким ты будешь, когда умрёшь».
Однако, как принято считать, идея «Memento Mori» — «помни, что ты должен умереть» — возникла в школе стоицизма, эллинистической философии, которая процветала в Древней Греции и Риме. Стоицизм призывал относиться к каждому дню как к подарку и не тратить время на пустые и суетные дела.
Эпиктет, греческий философ-стоик, изгнанный из Рима, говорил своим ученикам, что страх смерти — это проявление трусости. Он предупреждал: «Приучай себя не бояться». «Направь все свои мысли, упражнения и чтение в это русло — и ты узнаешь единственный путь к свободе человека».
Римский философ-стоик Сенека также давал советы: «Давайте составим свои мысли так, как будто мы достигли конца. Давайте ничего не откладывать». Он призывал каждый день подводить итоги своей жизни.
Эпиктет (около 50 г. — 138 г.) — древнегреческий философ-стоик, рассказывал легенду: после важной военной победы группа ликующих военачальников устроила дневной уличный парад. Военачальник, которого обожали его подчинённые и восторженная публика, возглавил парад на колеснице, запряжённой четырьмя лошадьми. Однако в колеснице также находился раб. Его единственной задачей было напоминать генералу о его смертности, постоянно нашептывая ему на ухо: «Respice post te. Hominem te esse memento. Memento mori!» («Оглянись назад. Помни, что ты смертен. Помни, что ты должен умереть!»).
Эпиктет внушал своим ученикам, что они также должны оставаться скромными, добросовестными и помнить о быстротечности всего земного. В то же время философы, такие как Эпиктет и Сенека, размышляли о природе смерти, как и художники-иллюстраторы. Излюбленные древними художниками символы Memento Mori — черепа и скелеты, гробы и песочные часы — передавались из поколения в поколение.
Memento Mori и христианство
В философии стоицизма неизбежность смерти служила напоминанием о необходимости постоянного роста и самосовершенствования в повседневной жизни. Однако в раннем христианстве идея «Помни о смерти» приобрела более предостерегающий характер.
Падение Римской империи в V веке стало началом периода смуты и хаоса, когда католическая церковь превратилась в самый влиятельный институт. Императоры и лидеры быстро осознали, что тесное сотрудничество с церковью — это лучший способ укрепить свои позиции и сохранить власть. В результате началось повсеместное строительство величественных соборов и церквей.
В этих культовых сооружениях хранилось погребальное искусство, которое заставляло верующих задуматься о Божьем даре жизни, каким бы мимолетным он ни был. В Библии, в 90-м псалме, Моисей молится Богу от своего имени и от имени своих последователей: «Сотвори нам сердце мудрое». В Исаии 40:7 говорится: «Трава засыхает, цвет увядает, когда дунет на него Господь; а народ — трава». В Екклесиасте 7:40 говорится: «Во всех делах твоих помни о конце твоём, и не согрешишь».
Таким образом, у верующих не оставалось сомнений, что после смерти они предстанут перед судом у врат рая. Если они хотели божественной загробной жизни, им следовало обратить внимание на эти слова и связанные с ними произведения искусства.
Memento mori также имело место в христианстве как художественное выражение, направленное на воспитание благочестия. Архитектура оссуарий, или «костных церквей», представляющих собой сооружения, выложенные человеческими костями, служила одновременно двумя целями: напоминанием о смерти и хранилищем, если кладбище становилось слишком переполненным.
Оссуарий (лат. ossuarium, от лат. os (родительный падеж ossis) — «кость») — ящик, урна, колодец, место или же здание для хранения скелетированных останков.
Среди примечательных оссуариев можно выделить Седлецкий оссуарий XV века в Чехии и Капела-душ-Оссос XVI века в Португалии, на входе в которую написано: «Мы, кости, лежащие здесь обнажёнными, ждём вас».
В эпоху позднего Средневековья, примерно в 1300-х годах, начали появляться надгробные памятники, или транси, на которых изображалось тело умершего, обычно в процессе разложения, на вершине надгробия. Как пишет теолог Кристина Уэлч, эти гробницы с трупами «были своего рода скульптурами memento mori, напоминавшими всем, кто на них смотрел, о неизбежности смерти и о том, что загробная жизнь должна быть в центре земных мыслей и поступков».
Danse Macabre
«Танец смерти» (Danse Macabre) — это зловещая традиция, которая зародилась в Европе в конце Средневековья как отклик на череду болезней, природных катаклизмов и войн. Великий голод 1315–1322 годов, «Чёрная смерть» (эпидемия чумы, унесшая жизни более 25 миллионов европейцев в период с 1346 по 1351 год) и Столетняя война (1337–1453) — всё это привело к тому, что продолжительность жизни в то время составляла всего около 35–40 лет.
В изобразительном искусстве, драме, поэзии и музыке «пляска смерти» обычно изображалась как круговой танец, объединяющий живых и мёртвых. Он не делал различий между богатыми и бедными, мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, и смерть воспринималась всеми как «великий уравнитель».
«Пляски смерти» также содержали сатирический элемент, высмеивая опасности человеческих пороков. Однако, вопреки распространённому мнению, танцы не были радостным событием, а скорее выражением покаяния. В прошлом христиане считали танцы аморальным языческим ритуалом, но теперь это предубеждение начало исчезать, и танцы стали разрешены в церквях и на кладбищах во время христианских праздников и церемоний.
«Пляска смерти» была нарисована в 1424 году на кладбище Невинных Младенцев в Париже. Это первое известное живописное изображение данного сюжета в Европе.
Кладбище Невинных Младенцев было значимым местом в центре средневековой парижской жизни. За всё время здесь было похоронено или свалено в братские могилы более 10 миллионов тел. Однако, вопреки ожиданиям, это место не было тихим и уединённым. Люди могли встречаться здесь, покупать еду и товары у торговцев или наслаждаться представлениями актёров. Несмотря на то, что кладбище считалось священным, оно также служило центром повседневной жизни.
Жан Орлеанский, художник, писавший Карла VI, короля Франции, и его брата Людовика I, герцога Орлеанского, предположительно изобразил эту сцену на стене галереи, примыкающей к одной из братских могил на кладбище. Жан изобразил делегатов королевской и религиозной власти, величественно танцующих среди скелетов и трупов.
Кладбище Невинных Младенцев было разрушено в 1669 году, но другие изображения «Пляски смерти» того периода включают работу Джакомо Борлоне «Триумф смерти» (1485) в Оратории Дисциплини в Клузоне, Ломбардия, Италия, и «Танец смерти» Михаэля Вольгемута (1493) в его иллюстрированной энциклопедии «Нюрнбергская хроника».
Многие художники более позднего периода также создавали изображения «Пляски смерти», в том числе Ганс Гольбейн Младший для своей серии гравюр на дереве «Танец смерти» (1523–1525) и Якоб фон Вил с картиной «Танец смерти» (1610–1615) в Риттершерском дворце в Люцерне, Швейцария.
Vanitas в Нидерландах
Протестантская Реформация, произошедшая в Европе в XVI веке, фактически разделила христианский мир на две части: католическую и протестантскую. Протестантизм, в отличие от католицизма с его пышными церемониями, предложил более индивидуальный подход к религиозности.
В то время, когда Нидерланды освободились от католического испанского владычества, в стране зародился новый протестантский жанр — «Ванитас» (лат. «пустота» или «тщета»). В основе этого жанра лежала идея о том, что изображения могут служить средством духовного созерцания.
Название «Ванитас» было взято из библейского отрывка (Экклезиаст 1:2; 12:8): «Суета сует, всё суета». Этот жанр был тесно связан с формированием Голландской республики и особенно с Лейденом, муниципалитетом, расположенным в 40 км к северу от Амстердама.
D „Ванитас“ есть несколько неотъемлемых мотивов. В картинах голландских мастеров акцент делался на разных мотивах в зависимости от географического положения, поскольку в разных регионах предпочитали разные предметы. Например, в Лейдене, будучи университетским городом, художники часто изображали книги.
Сегодня главными представителями этого жанра считаются такие художники, как Хармен Стинвейк, Давид Байи и Питер Клас.
Изображения «Ванитас» тесно связаны с «Memento Mori» в том, что они призваны напомнить зрителям о их собственной смертности. Однако «Ванитас» выходят за рамки простого напоминания, осуждая «пустое и тщетное» стремление к материальным благам в земной жизни.
«Ванитас» были задуманы как способ вдохновить зрителей отказаться от погони за роскошью и сосредоточиться на скромном, более благочестивом повседневном существовании. Эти изображения представляют собой тщательно детализированные натюрморты, отражающие реальность земных вещей, в отличие от драматических библейских сцен, которые предпочитали католики.
Картины «Ванитас» отличаются от обычных натюрмортов тем, что они символичны. Они не просто демонстрируют предметы или мастерство художника, хотя и то, и другое присутствует в этих работах. «Ванитас» — это особый вид натюрморта, в котором наиболее распространёнными мотивами являются изображения богатства: золото, кошельки и украшения; знания: книги, подзорные трубы, карты и перья; удовольствий: еда, винные бокалы и ткани. И наконец, изображения тления: черепа, цветы, свечи и песочные часы. Важно не то, что картина состоит из этих предметов, а то, что всё внимание и фокус картины сосредоточены именно на них.
Vanitas в Испании
Испанские «Ванитас» были тесно связаны с голландскими натюрмортами, особенно с их тематикой и стилем. Эти картины представляли собой тонко прорисованные натюрморты, которые передавали идею о том, что все земные блага бессмысленны перед лицом смерти.
Однако испанские «Ванитас» были созданы в период, когда Золотой век Испании подходил к концу. Эти картины отражали упадок, который наблюдался в искусстве и литературе в конце XV — начале XVII века.
Золотой век Испании — это время расцвета и обновления в искусстве и литературе, которое длилось примерно с конца XV века до окончания Франко-испанской войны (1635–1659) и подписания Пиренейского мирного договора между Испанией и Францией. Этот период также совпал с упадком набожной католической династии Габсбургов, которая политически и военно доминировала в Европе.
Наиболее заметное различие между голландскими и испанскими «Ванитас» заключается в том, что, хотя обе группы картин представляют собой натюрморты, на последних могут быть изображены живые существа, такие как набожные религиозные деятели (включая ангелов, рыцарей и епископов) или даже ожившие скелеты.
Одним из самых известных произведений в жанре натюрморта-ванитас является картина Антонио де Переды под названием «Аллегория быстротечности». На ней изображено падение испанских Габсбургов.
На картине ангел держит в руке каменную голову императора Карла V, а другой рукой указывает на глобус, символизирующий некогда великую Габсбургскую империю. Однако почти столетие спустя после смерти императора эта империя распалась и оказалась на грани краха.
Черепа, окружающие роскошные доспехи и изысканное оружие на столе, подчеркивают бессмысленность военных действий. Даже если кто-то построит империю, столь же обширную и влиятельную, как у испанских императоров, однажды она будет разрушена и в конце концов исчезнет, как и всё земное.
Этот натюрморт, глубоко уходящий корнями в политическую ситуацию Испании того времени, несет в себе как конкретный урок, так и более универсальный смысл. Если империя не может существовать вечно, то жизни и проекты отдельных людей просуществуют еще меньше».
Memento Mori - амулеты и фигурки
На рубеже XV и XVI веков в моду вошли «Memento Mori» — резные фигурки из слоновой кости и миниатюрные предметы. Изделия из слоновой кости стали частью культурного явления, которое подчеркивало смирение, размышления и моральные обязательства.
Странствующие проповедники читали крестьянам на парижских кладбищах проповеди о смертности, рабочий класс покупал гравюры на эту тему, а богатые имели возможность приобретать резные изделия из слоновой кости. Эти предметы были «ответом на то, что люди могли отвлекаться от своей веры и моральных обязанностей, зацикливаясь на предметах роскоши и сокровищах вместо того, чтобы помнить о хрупкости жизни».
Хотя траурные кольца появились ещё в XIV веке, их ношение в память об ушедших близких стало особенно популярным в XVII веке. Обычно имя и даты жизни близкого человека гравировались на чёрной эмали с некоторыми украшениями. Такие кольца или броши стоили дорого, и деньги традиционно оставляли в завещании только для того, чтобы заказать это украшение.
В 1660-х годах, во время «Чёрной смерти», количество изготовленных траурных колец резко возросло. Мотивы, используемые в этих украшениях, остаются неизменными на протяжении веков, хотя стили могут меняться. К числу таких мотивов относятся череп и скрещенные кости, скелет, песочные часы, напоминающие людям о быстротечности жизни, и даже лопата. В некоторых случаях к этим мотивам добавлялась надпись «Memento Mori» («Помни о смерти»).
Ещё позже, в эпоху Регентства и Викторианства XIX века, в Британии были зафиксированы одни из самых высоких показателей младенческой смертности в истории. Эта отчаянная ситуация привела к появлению новой мрачной моды на так называемые «посмертные портреты» — практику фотографирования недавно умерших близких, чтобы увековечить их память. Массовое производство колец Memento Mori началось из более дешёвых материалов, таких как эмаль и твёрдый чёрный вулканизированный каучук. На этих кольцах часто была фотография умершего, а иногда и прядь его волос. Однако, как и посмертная портретная живопись, кольца вскоре стали считаться безвкусными и к концу века вышли из моды.
Концепции и стили
Черепа и скелеты
В искусстве часто используется тема смерти, и одним из самых распространённых символов является человеческий череп или скелет. Этот образ символизирует бренность человеческой жизни и находит множество проявлений в истории искусства.
От древних руин Помпеи, где были обнаружены настольные мозаики с изображением черепов, до традиций «Ванитас» в Нидерландах и Испании, а также работ романтических художников и поэтов, таких как Уильям Блейк, чьи «Скелеты Уризена» (1794) до сих пор вызывают восхищение, — всё это примеры того, как череп и скелет становились частью художественного наследия.
Однако к концу XIX века некоторые из величайших современных и постмодернистских художников начали изображать черепа и кости скелетов в более индивидуальном и менее мрачном свете. К числу таких художников относятся Винсент Ван Гог с его «Черепом скелета с горящей сигаретой» (ок. 1885-1886), Поль Сезанн с «Пирамидой черепов» (1901), Сальвадор Дали с «Женщинами, формирующими череп» (1951), Жан-Мишель Баския с «Без названия (Череп / Skull)» (1981) и Герхард Рихтер с «Шадель (Skull)» (1988).
Другие художники, такие как Джорджия О'Кифф, обратили своё внимание на черепа животных. В своих работах, например, в «Коровий череп: красный, белый и синий» (1931), она использовала сотни коровьих черепов, найденных в пустыне Нью-Мексико, чтобы переосмыслить символику, исторически связанную с человеческим черепом. Она назвала свои коровьи черепа «самыми красивыми из всего, что я знаю» и представила их не как символы смерти, а как эмблемы долголетия, американской силы и стойкости в те годы, когда Великая депрессия и засуха угрожали будущему нации.
Пожалуй, самым последовательным современным художником, который постоянно обращался к образу человеческого черепа (с 2001 года), был южноафриканский художник Стивен Грегори. Его декоративные черепа, на которых часто изображены глаза из гипса, такие как «Вне подозрений» (2007), одновременно забавны и глубоки.
Грегори сказал о своих черепах, что они заставляют зрителя задуматься о том, что «искусство существует только потому, что существует смерть», добавив, что он «всегда считал, что кости менее мрачные и более красивые».
Хронометры
Тема смерти также находит своё отражение в искусстве более опосредованно, чем через изображения скелетов и черепов. Часы — это давний символ течения времени, который часто встречается в искусстве Memento Mori. Песочные часы, карманные часы и часы-куранты символизируют быстротечность времени.
В XVI веке часы были практически недоступны для простых людей, в том числе для крестьян. Как и короны и монеты, часы стали символом богатства в Vanitas, напоминая о том, что в загробной жизни эти предметы не имеют ценности.
В это время также набирают популярность так называемые «форменные часы». Эти часы представляли собой карманные часы, выполненные в форме различных предметов, включая черепа и животных. Даже Мария, королева Шотландии, подарила своей подруге детства (которая впоследствии стала монахиней) Мэри Сетон форменные часы в форме черепа. На часах были выгравированы изображения смерти, Адама и Евы, что служило напоминанием и предупреждением для её друга о неизбежном «грехопадении человека».
Символ часов, передаваемый из поколения в поколение, нашёл своё отражение в работах Фрэнсиса Бэкона, художника-фигуративиста, который с грустью замечал: «Люди вокруг меня умирают, как мухи». Тема смертности и смерти стала постоянной в его творчестве.
Его «Этюд для автопортрета» (1971), написанный вскоре после самоубийства его возлюбленного и партнёра Джорджа Дайера, изображает Бэкона с типично измученным выражением лица. Его искажённая голова покоится на руке, а наручные часы занимают центральное место на картине.
Историк Ронда Рич, комментируя работу Феликса Гонсалеса-Торреса «Без названия (Идеальные любовники)», пишет: «Это мощное произведение, созданное в период с 1987 по 1990 год и в 1991 году, состоит из пары часов Сета Томаса, которые показывают одно и то же время, но в конце концов расходятся.
Гонсалес-Торрес был американским художником-процессионистом кубинского происхождения, который трагически погиб в молодом возрасте из-за осложнений, вызванных СПИДом.
Хотя «Без названия (Идеальные любовники)» посвящена теме смерти, её также можно рассматривать как дань уважения любви. После смерти своего партнёра, Росса Лэйкока, в 1991 году Гонсалес-Торрес вернулся к этой работе, чтобы справиться с потерей. Часы стали не просто размышлением о смертности, а отражением их отношений и времени, проведённого вместе.
Бабочки
Бабочка — это насекомое, чья жизнь обычно длится всего несколько недель, с весны до начала лета, стала символом мимолетности жизни и вечной природы души, продолжающей существовать после смерти. Бабочки появляются на самых ранних мозаиках «Memento Mori» и являются неотъемлемой частью голландских «Ванитасов».
Мария ван Остервик, например, была известна своей любовью к бабочкам, особенно к красным адмиралам (Vanessa atalanta), которые часто встречаются на её тщательно проработанных натюрмортах. Её самая известная работа — «Ванитас — натюрморт» (1668) — включает в себя несколько символических предметов, характерных для голландских «Ванитасов», таких как череп, песочные часы и увядающая флора. Однако, добавив астрологический глобус и бабочку, ван Остервик привлекает внимание зрителей к теме возвышения от земли к небесам. Её «Красный адмирал» символизирует это путешествие — превращение гусеницы в кокон, а затем в бабочку, олицетворяя историю жизни, смерти и воскресения самого Иисуса.
Символическая сила бабочки не ограничивается западным искусством. В 1980-х и 1990-х годах японская художница Яёи Кусама изображала бабочек в ярких цветах и в простых монохромных чёрно-белых тонах. Её искусство, отражающее твёрдые духовные убеждения и одновременно почитающее древние японские традиции и культуру, рассматривает бабочку как носителя смертных душ, покидающих мир живых. Каждая из бабочек Кусамы имеет свою форму, цвет и узор, олицетворяя индивидуальность каждого человека.
Арт-критик Мэтью Уилсон утверждает, что «возможно, самым известным современным художником, использующим бабочек в своём творчестве, является Дэмиен Хёрст». Зная о традиционном символизме бабочек, Хёрст использовал их с самого начала своей карьеры в начале 90-х. Однако в своих кульминационных работах он использовал бабочек в эпических масштабах. «Я становлюсь Смертью, разрушительницей миров» (2006) — это калейдоскопическая композиция, в которой использовано 2700 настоящих крыльев бабочек. Они мерцают на холсте длиной 5 метров, создавая кинематографичное и возвышенное зрелище. Смерть обескураживающе преображается в нечто прекрасное.
Современное искусство
Хиббитт отмечает, что к концу Золотого века Голландии, примерно в 1672 году, картины «Ванитас» утратили свою коммерческую привлекательность. По мере того как утрачивал свою актуальность дух воинствующей Реформации, терял свою остроту и смысл, заложенный в «Ванитас».
В XVII веке «Ванитас» направляла мысли к размышлениям о смерти и тщете жизни. Однако в ней заключалось противоречие: сам акт живописи, создание прекрасного произведения искусства, был тщеславием. Картины «Ванитас» стали объектами, имеющими земную ценность, что они и пытались осудить.
В современную эпоху художники склонны подходить к теме «Помни о смерти» с более личной и аналитической точки зрения. Например, картина Винсента Ван Гога «Череп скелета с горящей сигаретой» (1885) представляет собой отход от его ярких постимпрессионистских работ в пользу сатирической иронии. Серый и бежевый «курящий скелет» можно расценивать как критику Королевской академии изящных искусств Бельгии, где он «умирал от скуки» на занятиях, посвящённых изучению анатомии человека.
На своей литографии «Чёрный кувшин и череп» (1946), выполненной карандашом и тушью, Пабло Пикассо изобразил кувшин, череп и открытую книгу на столе. Как описывает музей Тейт, «книга традиционно символизирует чрезмерную гордыню, а винный кувшин — преходящность мирских удовольствий. Череп — это memento mori, напоминание о неизбежном приближении смерти». Пикассо был суеверен в отношении смерти, хранил череп в своей студии и уже в 1908 году включал человеческие или животные черепа в свои работы [«Композиция с черепом»]. Учитывая дату создания, кубистическая «Ванитас» Пикассо также отражает масштабы смертей и страданий во время Второй мировой войны.
Во второй половине XX века поп-арт художник Энди Уорхол в своих изображениях черепов (таких как «Черепа» (1976)) стремился (без моральных осуждений) обратить внимание на капризы потребительской и звёздной культуры.
Мексиканское искусство
Идея Memento Mori находит уникальное отражение в мексиканском искусстве, литературе и культурных традициях, особенно в рамках национального праздника День мёртвых. Этот праздник отмечается в Мексике дважды: 1 и 2 ноября. Считается, что души детей возвращаются 1-го числа, а взрослых — 2-го.
В этот день мексиканцы посещают могилы своих близких или собираются в домах или общественных местах, где возводят временные алтари (ofrendas) в честь усопших. На алтарях можно увидеть фотографии умерших, а также скульптуры черепов (калаверас) и оранжевые цветы бархатцев (цемпазучитль). Родственники приносят на могилы или алтари любимые блюда и напитки умерших, веря, что души возвращаются, чтобы пообщаться с живыми.
Автор Дон Уинслоу отмечает: «Мексиканцы не стесняются говорить о смерти. Они не пытаются держаться от неё на расстоянии. Они близки со смертью, интимны с ней. Они держат своих умерших рядом с собой».
Традиция празднования Дня мёртвых нашла отражение в мексиканском искусстве, особенно в образе Калаверы Катрины, созданном мексиканским иллюстратором и литографом Хосе Гуадалупе Посадой в 1910–1912 годах. На картине изображена дама-скелет, с широко открытыми глазами, в большой шляпе с кружевными полями, украшенной цветами и перьями, широко улыбается. Улыбающаяся щеголеватая дама — это труп с живым аристократическим видом и модным платьем в тон. Не обращая внимания на то, что она мертва, она беспечно цепляется за своё давно утраченное человеческое существование.
Образ Калаверы Катрины стал неотъемлемой частью культовых мексиканских работ, таких как монументальное полотно Диего Риверы «Сон о воскресном дне в центральной Аламеде» (1947). В то же время изображения скелетов можно найти в работах Фриды Кало, включая «Девушку в посмертной маске» (1938) и «Сон на кровати» (1940).
Этот мотив не ограничивается мексиканским искусством, но также активно используется в работах американских художников-чикано, таких как Карлос Альмарас, Чаз Бохоркес, Ирейна Сервантес и Магу. Они черпают вдохновение в работах мексиканских художников-монументалистов, доколумбовом искусстве и повседневных символах Memento Mori, таких как календари.