— Ты совсем совесть потерял, Игорь? — с неожиданной для самой себя резкостью произнесла Ольга, хотя планировала начать разговор мягко.
— В чём дело-то? — Игорь откинулся на спинку стула, стоявшего в полупустом коридоре реанимационного отделения.
— Мама в реанимации, а ты уже квартиру делишь!
Он недовольно приподнял бровь и посмотрел на сестру как на несмышлёного подростка, который не понимает взрослых дел. Коридор больницы был наполнен бестолковой суетой: туда-сюда ходили врачи, медсёстры, тихонько плакали родственники на соседних лавках. Вся эта атмосфера вызывала у Ольги тревожную дрожь. Ей казалось диким — здесь, где всё пронизано болью и страхом за жизнь близких, обсуждать наследство ещё живого человека.
— Прекрати драматизировать, — отмахнулся Игорь. — Мама в плохом состоянии, врачи не делают радужных прогнозов. Так почему я не могу всё обсудить заранее, чтобы потом не бегать?
Ольга так и ахнула от наглости. Тон Игоря был спокойным, словно он обсуждал цену картошки на рынке.
Ольга и Игорь были детьми Натальи Петровны, женщины непростой судьбы, но необычайной силы духа. Отец их ушёл из жизни ещё когда Игорь учился в институте, а Ольга была на втором курсе университета. Наталья Петровна с тех пор справлялась в одиночку, работала медсестрой в районной поликлинике, чтобы дети могли спокойно учиться. Она не жаловалась на судьбу, не плакалась на жизнь. Её часто видели улыбающейся, хотя в глазах проскальзывала печаль.
Дети выросли, завели собственные семьи (ну, Игорь довольно быстро развёлся, но это отдельная история) и в общем-то жили недалеко от матери. Последние годы Наталья Петровна беспокоилась о здоровье — сердце пошаливало и давление прыгало. Но недели две назад случилось серьёзное обострение. Скорая увезла её ночью с подозрением на инфаркт, и вот теперь она лежала в реанимации.
Игорь частенько появлялся рядом с маминой больничной палатой, правда, по мнению Ольги, его визиты были больше «дежурными» — прийти, уточнить у врача прогноз, быстро сделаться озабоченным, а затем сразу переключиться на разговоры про мамину квартиру в центре города. Тот факт, что Наталья Петровна пока жива, не мешал ему строить планы.
— Мне лишь надо понять, что и как будет, — твердил он всем, кто хотел слушать (хотя слушать его особо никто не хотел). — Ведь потом, если… ну… Вы понимаете, кто будет разбираться?
Ольга с трудом сдерживала негодование. Она смотрела на родного брата — среднего роста, немного сутулого, с характерной холёной бородкой, которую он начал отращивать после развода «для солидности», как он сам утверждал. В свои сорок восемь Игорь смотрелся неплохо, но постоянное недовольство всем вокруг придавало ему вид угрюмого человека.
Ольга же была полной противоположностью — всегда в движении, при любой возможности пыталась поддержать маму, навестить, принести что-то вкусное (насколько позволяла больничная диета), поговорить с врачами. Ей было тридцать восемь, и в душе она оставалась дочкой, сильно зависимой от маминого одобрения. Сколько бы лет ни прошло, Ольга нуждалась в тепле и заботе Натальи Петровны.
И вот сейчас, вместо того чтобы вместе ждать улучшения, эти двое вели неприглядный спор о наследстве прямо в коридоре, где каждая стенка пропитана отчаянием. Ольга чувствовала себя настолько возмущённой, что колени дрожали.
— Уж неужели тебе так деньги нужны, Игорь? — почти прошипела она, но тут же осеклась, вспомнив про пациентов и их родственников кругом.
— Деньги всегда нужны, — пожал он плечами с саркастической ухмылкой. — Ты же знаешь: у меня ипотека, моя фирма в долгах… А что, ты считаешь, что я должен делать вид, будто проблем нет?
Ольга тяжело вздохнула, ощутив прилив жалости к брату, но не могла избавиться от возмущения. В конце концов, была простая истина: Мама — жива. И пока она жива, нечего делить.
— Ты в своём уме? — сдерживая себя, зашипела Ольга. — Подобными разговорами ты, между прочим, мог бы и маму до нервного срыва довести, если бы она всё слышала.
Игорь замолк, будто что-то прикидывая. В воздухе повисла напряжённая тишина. По тому, как он косился на дверцу, ведущую в реанимационный блок, становилось ясно: совесть у него есть, просто придавлена обстоятельствами и страхом, что всё может произойти внезапно и без его контроля.
Ольга почувствовала, как внутри вскипает не только обида на брата, но и какое-то отчаянное бессилие. Она страшно волновалась за мать. У врачей никогда не бывает стопроцентных гарантий — сегодня человек ещё шутит, а завтра…
Ольга несколько раз порывалась зайти к маме, хотя знала, что посторонних туда не пускают, да и врачи просили не мешать. Единственное, что оставалось — короткие пяти-десятиминутные посещения строго по часам, когда состояние стабильно.
Тем временем Игорь, видимо, не намеревался прекращать свою нелепую «делёжку». Он уже нашёл где-то в соцсетях контакты юриста, который специализировался на вопросах наследства, и пару раз заикался о «пакете документов», который ему нужно подготовить.
— Послушай, — внезапно сказал Игорь, подходя к сестре, которая сидела на скамье напротив кабинета врача. — Я ведь не желаю маме зла, успокойся ты. Но ведь не вечна она, это факт. А потом я окажусь у разбитого корыта, да? Потому что квартира формально может отойти тебе? Ведь мама на тебя оформляла когда-то долю, я помню…
— Ты что несёшь? — Ольга резко подняла взгляд. — Мама отписала мне шесть процентов, когда мне было нужно подтверждать доход для кредита. Просто технически. Но это не значит, что всё моё!
— Неужели? — Игорь хитро прищурился. — Надо бы это проверить.
В этот момент из кабинета вышла доктор, невысокая, но уверенная женщина лет сорока. Она устало потерла переносицу, затем посмотрела на Ольгу и Игоря.
— Вы к Наталье Петровне? — спросила она. — Может, пройдёмте, поговорим.
Сердце Ольги упало. «Поговорим» в больничном контексте редко означало что-то хорошее. Она приготовилась к наихудшим известиям, но врач, к счастью, сказала, что состояние матери остаётся тяжёлым, но без ухудшений. Однако требуется операция на сердце в ближайшие дни. Прогноз зависит и от того, как Наталья Петровна перенесёт наркоз.
— Операция сложная, шансы хорошие, но всё же есть риски, — говорила доктор. — Так что будьте готовы к любому исходу.
— Мы… Мы понимаем, — пробормотал Игорь, и Ольга заметила, как его самоуверенность сдувается, словно проколотый воздушный шарик.
Она тоже чувствовала, что земля уходит из-под ног. Опасения, тревога, страх за мать — всё это кричало внутри.
— Постарайтесь не нервировать её, — заключила врач. — И сами держите себя в руках. Сейчас ей важен покой и хорошее настроение.
Когда доктор скрылась за дверью, Игорь устало опустил голову. Ольга бросила на него взгляд, который больше напоминал любопытство, чем осуждение. В ней вспыхнула короткая мысль: «А что, если брат действительно боится остаться без поддержки? А вдруг его фирма на грани банкротства?»
Несколько минут они сидели молча. Напряжение начало спадать. Ольга обхватила себя руками, словно защищаясь от холода больничных стен. Игорь поёрзал на месте и вдруг заговорил:
— Прости, если я звучал… цинично. Просто я в панике. Я и не хотел это всё вслух выносить, но… Мне нужны деньги. И так сложилось, что другой опоры нет.
— Я понимаю, что ты не жадный. Просто… разве нельзя подождать? Мы же ещё не знаем, как будет дальше. Возможно, мама поправится — она всегда отличалась силой воли. Давай ей поможем, поддержим, а не будем считать рубли вперёд.
— Да, ты права, — Игорь стиснул кулаки. — Но кое-какие действия я бы всё равно предпринял — например, проконсультировался у юриста. И… Я бы хотел заложить мамину дачу под кредит.
— Что? — Ольга вскочила, глаза округлились. — Ты с ума сошёл? Подожди, мама даже не знает об этом! А если…
— Да, знаю, звучит ужасно. Но я ведь всё верну. Главный вопрос: откуда взять стартовый капитал для погашения долгов фирмы? Я на грани — ещё немного, и я потеряю всё.
Разговор приобретал неприятный оборот. Ольга не могла поверить, что брат действительно собирается заложить дом, который их мама строила собственными руками, копила на каждый кирпичик.
Внезапно открылась дверь палаты, и медсестра разрешила Ольге коротко навестить Наталью Петровну. Растерявшись, она кивнула, бросила на брата взгляд «поговорим потом» и пошла к матери.
На кровати лежала Наталья Петровна, очень бледная и измождённая, но всё же живая. Она слабо улыбнулась, увидев дочь. От этой улыбки в горле Ольги встал комок.
— Мамочка… Как ты? — еле выговорила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Доктора говорят, готовят к операции, — Наталья Петровна говорила тихо, с частыми паузами, словно силы совсем на исходе. — Главное — не волнуйтесь так за меня. Я… ещё поборюсь.
Ольга накрыла руку матери своей ладонью, заметив холод её пальцев. Какой бы сильной ни была Наталья Петровна духом, тело требовало покоя и лечения.
— Игорь заходил? — спросила мама, странно щурясь.
— Да, — кивнула Ольга, чувствуя комок раздражения. — Он очень волнуется.
— Ага, знаю его волнения, — едва слышно усмехнулась Наталья Петровна. — Он же боится остаться без последней соломинки. Ну пусть… не сердись на него, дочка. Он не злой, он просто… растерянный.
Ольга почувствовала, что у неё закалывает в груди от эмоций. Хотелось закатить глаза и отчитать брата, но мама сейчас явно не нуждалась в громких выяснениях.
— Ты береги силы, мам, — произнесла она мягко. — Всё будет хорошо.
Ольга побоялась рассказывать про планы Игоря относительно дачи — вдруг это ударит ещё сильнее по сердцу матери. Пусть пока всё будет в тайне.
Прошли сутки в тревожном ожидании. Операция была назначена на вторник. Ольга практически не отлучалась из больницы. Ночевала пару раз в машине или на неудобном раскладном кресле в комнате отдыха, чтобы быть поближе к маме. Игорь появлялся реже, но, судя по всему, наконец занялся не спорами с сестрой, а разговорами с врачами и собирал справки для страховой.
Вечером, накануне операции, Игорь подошёл к Ольге в больничном холле. Выглядел он устало и немного побледнел. Наверное, переживал и не знал, как дальше быть.
— Слушай, — начал он. — Я говорил с юристом. Он объяснил, что даже если мама откажется от дачи, то оформление сейчас будет подозрительно, ведь она в реанимации. И потом, это может быть оспорено.
— И ты расстроен, да? — поинтересовалась Ольга с горькой иронией.
— Нет… То есть да. Но не из-за этого. В общем, я решил, что не буду сейчас ничего предпринимать. Слишком подло получается.
Ольга незаметно перевела дыхание — какое-то облегчение от этих слов в ней шевельнулось.
— Это правильно, — сказала она тихо. — Маме сейчас нужна тишина, покой и наша поддержка.
Игорь кивнул. Они немного помолчали. Внезапно Ольга коснулась руки брата и посмотрела ему прямо в глаза.
— Что у тебя за ситуация на фирме? Почему всё так плохо?
Он вздохнул, сел на стул и, понизив голос, стал рассказывать. Оказалось, что у Игоря действительно непростая история: на фирму подали судебный иск за сорванные сроки поставки, кредиты брались без чёткого бизнес-плана, денег нет. Возможно, придётся закрывать бизнес, если не внести срочно взнос.
— Я надеялся на мамину помощь, — устало закончил Игорь. — Но, конечно, не думал, что это настолько не вовремя и… неприлично звучит.
Ольга почувствовала внутренний укол сочувствия. Но она вспомнила, что брат всегда отличался необдуманными поступками.
— Может, есть альтернативы? — спросила она. — Ты пробовал распродать часть оборудования или попросить рассрочку у партнёров?
Игорь пожал плечами: — Я уже и так на коленях стоял, в прямом смысле слова. Никто не хочет ждать, все хотят деньги сейчас…
Разговор прервал приглушённый голос из динамика в коридоре: началось вечернее время посещений, и Ольгу с Игорем пригласили по очереди к Наталье Петровне.
Операция прошла чуть раньше, чем планировалось. Началась она затемно. Ольга и Игорь притихли и сидели в ожидании у приёмного покоя. Час, второй, третий… Когда наконец врач вышел, у Ольги колотилось сердце как сумасшедшее, а Игорь нервно похлопывал по рукаву своей куртки.
— В целом прошло удачно, — сказала доктор. — Но нужно переждать критические пару суток. Сильно волнуйтесь не надо, но и радоваться рано. Будем следить, но шансы, что Наталья Петровна восстановится, очень хорошие.
Ольга не сдержала слёз облегчения. Игорь присел на скамейку, закрыв лицо руками. Было видно, как он, наконец, даёт волю чувствам.
— Спасибо, — только и смог вымолвить он.
Мать ещё лежала без сознания, но хирурги утверждали, что всё сделалoсь вовремя. Следующие несколько дней Ольга проводила почти всё время в больнице. Игорь тоже приходил, привозил продукты для сестры, тёплые пледы. Наконец, они перестали ссориться, старались вести себя дружелюбно, вместе сидели в кафетерии и ждали, когда к Наталье Петровне вернутся силы.
Спустя неделю Наталью Петровну перевели из реанимации в обычную палату. Она выглядела чуть лучше, была бледной, но глаза постепенно приобретали тот осмысленный и живой блеск, которым все вокруг так дорожили.
— Здравствуй, мама! — радостно сказала Ольга, едва проскользнув в палату. — Что врач говорит?
— Врач говорит, что всё потихоньку налаживается, — слабым, но довольным голосом ответила Наталья Петровна. — Вижу, вы с братом помирились?
Она улыбнулась, переводя взгляд с дочери на стоящего чуть поодаль Игоря. Тот неловко переступал с ноги на ногу, но смотрел на мать с нежностью, которую редко когда от него можно было увидеть.
— Мы… Да как тут не помириться, — нервно хмыкнул Игорь. — Когда жизнь чуть не заставила нас схватиться за голову и вспоминать все грехи.
— Самое главное, что ты идёшь на поправку, мама, — добавила Ольга. — Правда, это лучше любого мира!
Наталья Петровна протянула руки к ним обоим. Ольга и Игорь приблизились, почти синхронно наклонились к матери, и в глазах у всех троих сверкнули слёзы. То ли облегчение, то ли благодарность, а может, всё вместе.
Выписали Наталью Петровну спустя ещё три недели. Сердце зашивалось, как шутил сердечно-сосудистый хирург, «новыми нитками», а мама улыбалась, благодарила всех и шутила, что у неё теперь «перешитое сердце», как новый мотор у старой машины.
Ольга к тому времени помогла брату оформить рассрочку по суду — ей неожиданно удалось найти знакомого адвоката, который уговорил партнёров Игоря пойти на уступки. Так что фирма ещё имела шанс встать на ноги, хотя и не без усилий.
Игорь, измученный и измотанный, в конце концов признал, что с сестрой они должны держаться вместе, а не перетягивать плед каждый на себя. Делить наследство при живой матери было не только аморально, но и несло лишь раздор и боль.
— Прости меня, — сказал он как-то вечером Ольге, когда они выходили из больничного здания после последнего визита к Наталье Петровне. — Я вёл себя отвратительно и совсем потерял голову от проблем. Но мне правда стыдно.
— Всё хорошо, Игорь, — ответила Ольга. — Главное, чтобы мама была с нами, и чтобы мы научились просто разговаривать, а не кричать о делёжке.
— Согласен. Кстати, чтобы ты знала: я приготовил маме сюрприз. Шкаф в её квартире на кухне уже лет двадцать просится на свалку, — улыбнулся он чуть виновато. — Я договорился с мастером, закажу ей новый гарнитур, пусть порадуется, когда вернётся домой.
Ольга растроганно посмотрела на брата. Возможно, это и была первая крупица зрелого, заботливого поведения, которую она видела в нём за последние годы.
— Спасибо, — только и сказала она. — Маме это точно понравится.
В день, когда Наталью Петровну привезли домой, во дворе собрались соседи, родственники, подруги. Все были рады видеть её на ногах, пусть и с палочкой для опоры. А она, улыбаясь, посматривала на своих сына и дочь, и, казалось, в её взгляде читалось глубокое облегчение: они вместе, они рядом, они живы.
Да, проблемы никуда не делись. Игорю предстояло восстанавливать бизнес, Ольге — бегать между своей семьёй и мамой, чтобы та не чувствовала себя покинутой. Но главная проблема — разлад между братом и сестрой — уже не казалась непреодолимой.
Вечером они все сели на кухне вокруг нового аккуратного стола. Наталья Петровна взяла чашку зелёного чая, сделала осторожный глоток и с загадочной улыбкой произнесла:
«Когда сердце ломается — его, оказывается, можно починить. А вот семью, если она сломается, собрать снова сложнее. Берегите друг друга, дети».
Ольга и Игорь переглянулись, и в их взглядах не было ни раздражения, ни гнева, а только признательность и тёплый смех. Семья есть семья. И пока каждый старается ради другого — никакие проблемы не страшны.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.