— Лера, давай-ка ещё раз, подробно: он захлопнул дверь и сказал, что пошёл искать музу? — Полина недоверчиво наклонилась вперёд, опираясь на локти.
— Именно так и сказал, — Лера поджала губы, поставила чашку на край стола. — Слово в слово: «Мне, как художнику, необходим свежий прилив вдохновения, а ты уже не тот источник, что прежде». Потом схватил свой рюкзак с красками, пару рубашек — и был таков.
Полина качнула головой, словно всё ещё не веря, что такое вообще возможно: муж сорокалетней подруги, спокойный, домашний, пусть и чуток ветреный в своём творческом подходе, вот так внезапно уходит «на поиски музы».
— Знаешь, мне всегда казалось, что ваш Гена напоминает барина из старого фильма: «Пойду-ка я… вдохновлюсь!» — Полина вскинула брови и изобразила что-то вроде торжественной позы. — Но чтобы до такой степени!
Лера вздохнула и нервно убрала короткую прядь с глаз.
— Ага. А я осталась со всей этой бытовухой, да ещё и с детьми — муж-то, конечно, обожает Катю, но в реальности он от отцовства чаще отдыхает, чем занимается им.
Полина промолчала, лишь тяжело вздохнула, прикрывая рот ладонью, чтобы не наговорить подруге лишнего. Леру уже лихорадило от перемен, но в её голосе слышались странные интонации — смесь обиды и освобождения.
Валерия, которую все называли Лерой, с детства была спокойной, немного застенчивой, но при этом очень ответственной. Ей исполнилось сорок два, из которых пятнадцать прожила замужем за Геной, официально Геннадием Георгиевичем, местным «художником на все руки». В молодости Гена освоил классическую школу живописи, потом увлёкся дизайном интерьеров, а в последние годы застрял на стадии «глобального кризиса вдохновения». Он мог с одинаковым воодушевлением взяться за портрет на заказ, роспись стены кафе или попытку сделать авторскую коллекцию футболок. Но быстро терял интерес.
Лера же работала экономистом в небольшой фирме, занималась бухгалтерской отчётностью и каждую неделю возилась с кредитными документами. Зарплата была хоть и скромной, но стабильной, что позволяло держать семью на плаву. Их двенадцатилетняя дочь Катя училась в средней школе рядом с домом и была тихой, как мама, но с явным творческим задатком. Она увлекалась мультфильмами аниме, сама пробовала рисовать и выдумывать персонажей, но, несмотря на такое родство интересов, с отцом общего языка не находила. Её больше интересовали современные стили и компьютерная графика, а Гена упорно тянулся к классической живописи.
Последние полгода в их доме царила нервозная атмосфера: Гена чувствовал, что теряет «важный внутренний огонь», требовал к себе особого внимания, но всё время грустил. Лера пыталась подбодрить его словами: «Ну посмотри, какой у тебя красивый рисунок получился!», «Давай распишем стену на даче?», «Может, откроешь студию?» Но Гена только отмахивался, бурчал, что всё в городе уныло, местные «не оценят тонкой красоты».
И вот он ушёл, прихватив с собой свой пресловутый рюкзак, пару кистей и неистребимую веру, что где-то там, в большом городе или богемном квартале, обретёт ту самую музу, которая внезапно вернёт ему вкус к жизни.
Лера в первый же вечер после его ухода ощутила в груди противоречивое чувство: с одной стороны, боль от предательства («бросил нас с дочерью!»), а с другой — какое-то освобождение. Впервые за много лет в квартире стало тихо, никто не громко обсуждал политические новости по утрам и не носился с криками: «Где моя любимая кисточка?!»
Однако к ночи накатил страх: «А как я справлюсь одна? Смогу ли оплачивать аренду гаража и коммунальные счета? Как скажу Кате, что папа её бросил не потому что она ему не нужна, а потому что он… уходит в неведомые дали?»
Полина, соседка по лестничной клетке и подруга с институтских времён, пришла к Лере вечером, чтобы поддержать. Обе они налили себе чаю, аккуратно разложили печенье на деревянной тарелочке. Но разговора о пустяках не вышло: Полина сразу задала прямой вопрос, не намечается ли у них развод.
— Не знаю, — Лера пожала плечами. — Он ничего не сказал насчёт развода. Ушёл «в поисках себя» — это же фраза из какого-то фильма про экзистенциальный кризис.
Полина молча покачала головой.
— Что ж, ничего не остаётся, кроме как жить дальше. Может, заодно и ты себя найдёшь, — вдруг улыбнулась она. — А то всё кругами: дом, работа, работа, дом…
С этими словами Лера почувствовала, как внутри зарождается тихое предчувствие перемен, будто кто-то только что открыл в её душе окно, впуская свежий ветер.
На следующее утро Лера проснулась в доме, где царила незнакомая тишина: дочь уже ушла в школу, а Гена, как ни странно, давно не храпел на соседней подушке. От чувства пустоты закололо в груди, но Лера привычным движением взяла себя в руки: закипятила чайник, включила радио.
По дороге на работу ей всё время вспоминалось, как в юности она любила фотографировать. Её отец, когда ей исполнилось двадцать, подарил дорогой плёночный фотоаппарат с набором объективов — в те времена это был шик, предмет зависти среди однокурсников. Лера увлекалась фотосъёмкой: природа, уличные зарисовки, портреты подруг. Потом появилась семья, работа — и время на творчество исчезло.
«Может, это знак, — мелькнуло у неё в голове. — Если Гена ищет музу, то чем я хуже?»
По пути в офис она зашла на чердак в подъезде и достала из старых коробок тот самый фотоаппарат. Взвесила его в руке, смахнула пыль. Чуть ли не физически почувствовала, как вместе с этой тяжёлой техникой вернулось предвкушение творчества.
— Вот уж не думала, что снова до тебя доберусь, дружок, — прошептала Лера, осторожно убирая аппарат в сумку.
Днём она, как обычно, занялась отчётами, распечатками и формами. Коллеги то и дело спрашивали, почему она такая задумчивая. Лера отшучивалась, мол, «наверное, лунные фазы сказываются». Но внутри всё бурлило от нетерпения: поскорее закончить рабочий день и пойти «пробовать снимать».
Вечером она отправилась на речную набережную — это любимое место горожан для прогулок. Солнце потихоньку клонилось к закату, золотистые лучи падали на воду, отражая дома, людей и хрупкие зонтики кафе у берега. Лера раскрутила кольцо объектива, нацелила камеру на пару, что сидела на лавочке, и нажала на кнопку. Раздался тихий щелчок затвора. Сердце застучало быстрее, будто от радостной вспышки внутри.
Она провела там часа полтора, почти до темноты, охотясь за кадрами: мужчина в шляпе, гоняющий голубей, девочка с мороженым, кораблик, плывущий вдоль берега. Все эти обычные детали вдруг наполнились для неё особенным смыслом. При этом она замечала ироничные, забавные мелочи — например, бесстрашную утку, идущую напрямик к людям с едой, или маленького собачонка, громче всех лающего на полноразмерного дога.
Дома, просматривая отснятые плёнки (Лера специально поставила новую катушку), она вдруг подумала: «А ведь пока Гена ищет музу где-то там, я начинаю находить себя здесь, в родном городе». Её посетила лёгкая улыбка. Она представила лицо Гены, если бы тот сейчас увидел, как Лера — его «домашняя» и «несмелая» жена — занялась собственным творчеством.
Пока плёнка проявлялась (у Леры дома ещё остался мини-набор для проявки, которым она пользовалась много лет назад), она успела приготовить ужин и помочь Кате с уроками. Девочка была в приподнятом настроении, рассказала, что увлекается рисованием персонажей для школьного проекта — что-то вроде комикса. Лера, чувствуя прилив собственной творческой энергии, с удовольствием её поддержала:
— Если хочешь, можем потом твои рисунки оцифровать. Может, сделаем выставку? — засмеялась она.
— Да ну, я пока боюсь чужого мнения. — Катя покраснела.
Но Лера видела в глазах дочери тот же блеск вдохновения, который испытывала сама. «Может, без вечного давления от папиной «высокой классики» у неё получится раскрыться? — подумала Лера. — Всё к лучшему».
С каждым днём Лера всё активнее осваивала фотографии: делала уличные кадры, снимала знакомых. Однажды рискнула и создала страницу в соцсети — выкладывала туда свои чёрно-белые плёночные снимки с лёгкими саркастическими подписями, подчёркивая комичные детали жизни маленького провинциального городка. К её удивлению, фотографии начали набирать отклики — люди писали, что узнают свои улицы, смеются над неожиданными моментами.
Постепенно росла аудитория, кто-то предлагал ей «дружбу» в сети, просили сфотографировать их на свадьбе или сделать портрет для соцсетей. Лера, поначалу отказывавшаяся («Я же не профессионал!»), однажды согласилась — и неожиданно получила удовольствие и… оплату за свою работу. Так ей стали поступать первые небольшие заказы.
И тут, когда Лера уже привыкла к новому ритму, раздался звонок. На экране высветился Гена. Сердце будто упало на полсекунды, но Лера взяла трубку:
— Да?
— Лер, это я… — Генин голос звучал неуверенно. — Слушай, у меня тут не очень с деньгами. Я снимал комнату у одного босяка, но он сегодня заявил, что хочет поднять плату. Да и в поисках музы… пока ничего особого. Может, ты поможешь мне переслать часть денег, я ведь пока без заказов?
Лера подняла брови. Ещё год назад она бы кинулась спасать, тут же предложила все средства, боясь потерять супруга. Но сейчас ощущение того, что он требует «вечно дующегося на всю жизнь гения», вызвало у неё странное спокойствие.
— Гена, денег на карте немного, и я ими распоряжаюсь на нужды дома и Кати. Попробуй поискать работу или взять заказы: ты ведь умеешь рисовать логотипы, делать макеты, ремонт в конце концов… — Лера постаралась говорить без злобы, но чтобы её слова звучали твёрдо.
— Ты… ты злишься на меня? — нерешительно спросил он.
— Нет, не злюсь, — ответила Лера. — Просто у меня сейчас другие приоритеты. Ищу — точнее, уже нахожу — себя.
Она напомнила ему, что он может общаться с Катей, может приехать погостить к дочери, но жить за счёт Леры, пока он где-то «находит музу», уже не получится.
Гена растерянно поблагодарил, пробормотал что-то про «тогда разберусь сам» и отключился. Лера вдруг почувствовала облегчение: она ни разу не повысила голос, не выкрикнула обидных слов, просто поставила границы.
На следующий день Полина, узнав об этом разговоре, довольно прищурилась:
— Ничего себе! Вот это я понимаю, твёрдость характера!
— Да, Полин, — Лера улыбнулась, — я сама от себя не ожидала.
Параллельно жизнь Леры постепенно обретала всё больше новых красок. Однажды из местного бесплатного журнала «Городская Афиша» ей позвонили — редактор, чуть ли не запинаясь от любопытства, попросил сделать репортаж о предстоящем празднике урожая и сопроводить снимками. Лера согласилась, хотя колени немного дрожали от волнения: «Я же любитель, а не профессиональный фотожурналист!» Но внутри пульсировало: «Почему бы не попробовать?»
В день праздника она бродила по ярмарочным рядам: бабушки с цветастыми платками продавали огромные яркие тыквы, вязали веночки из колосьев пшеницы. Молодёжь угощала всех баранками, на сцене в центре площади выступал самодеятельный коллектив, среди танцоров была и Полина, во всю трясущая рукавами своего сарафана. Когда она увидела Леру с фотоаппаратом, едва не сбилась с ритма, чуть не наступив соседке по хору на ногу. Но Лера вскинула камеру и в долю секунды «щёлк!» — зафиксировала её весёлую улыбку и румяные щеки под народным кокошником.
— Смотрите-ка, она в своей стихии! — шёпотом переговаривались знакомые, проходя мимо. — Снимает, как профессионалка!
Лера чувствовала, как по телу разливается приятное тепло от осознания, что ей комфортно: она в гуще событий, но при этом совершенно свободна. В тот же вечер она выложила несколько обработанных фотографий с праздника в соцсети, сопроводив шуточными подписями: «Когда утка наглее всех: обзор сельской ярмарки» и «Полина — гроза хоровода!»
Публикация взорвала комментарии, а через день ей пришло сообщение от рекламного агентства из областного центра: «Добрый день, мы видим, что вы делаете потрясающие кадры! Хотим предложить вам сотрудничество в городском рекламном проекте». Лера не поверила глазам, перечитывала сообщение раз за разом, потом перезвонила Полине и полчаса пищала в трубку от восторга:
— Ты представляешь? Меня, «старую домохозяйку», вдруг зовут в рекламный проект!
Полина в ответ смеялась так заливисто, что казалось, ещё минута — и соседи начнут стучать по батарее.
Разумеется, как только Лера начала получать первый доход от своего нового увлечения, тут же последовал следующий звонок от Гены. На этот раз он звучал более встревоженно и… как будто виновато:
— Лер, тут, в общем, получилось так, что я не могу дальше платить за аренду. Меня кинули с одним проектом, другой не состоялся… Я, наверное, вернусь в город.
— Возвращайся. Но жить мы будем раздельно, — спокойно ответила Лера.
— Что значит раздельно? Мы же семья! — Гена попытался по привычке надавить.
— Семья — это когда оба в ней участвуют, — Лера говорила мягко, но твёрдо. — Сейчас ты пытаешься найти себя, и я тебя не осуждаю. Однако я больше не готова спасать и всё для тебя решать. У нас есть общая дочь — я не против, чтобы ты виделся с ней. Но давай будем честны: пока ты ищешь музу, я нашла себя.
Гена замолчал на несколько долгих секунд. Возможно, он только теперь осознал, что Лера действительно изменилась. В конце он пробормотал, что «подумал, может, попробует взять пару заказов по росписи», и положил трубку.
Спустя неделю он прибыл с небольшой сумкой, поселился у сестры, а потом в какой-то коммунальной квартире. Несколько раз он звонил Лере, приглашал «начать всё заново», но она вежливо отказывалась:
— Ты не представляешь, сколько всего у меня сейчас интересного! Сам понимаешь, это непросто совмещать с твоими поисками вдохновения.
При этом Лера не препятствовала тому, чтобы Гена брал Катю на прогулки или помогал ей с уроками рисования. Девочка и сама была рада наконец без нервных разговоров встречаться с отцом — отец уже не укорял её за «модные стили», а она задавала ему вопросы о композиции и цвете.
Тем временем Лера купила себе современную цифровую камеру, при этом не забрасывая и старый плёночный аппарат — он остался для особых проектов. Она часто выезжала за город, снимала пейзажи для новой туристической программы, в которую её официально пригласило то самое рекламное агентство. И чем дальше она продвигалась в своём деле, тем отчётливее понимала: «Это не просто хобби, я чувствую, что наконец делаю что-то своё, родное, а не живу в чужой тени».
Окружающие замечали, как она изменилась: Лера стала увереннее, с юмором относилась к тому, что раньше её пугало, научилась отвечать «нет», если ей что-то не подходит. И всё это не принесло краха — напротив, жизнь стала насыщенней и ярче.
Как-то вечером Лера возвращалась с очередной съёмки: в городском парке проходил небольшой фестиваль авторской песни, где она делала репортаж. Была поздняя осень, сумерки окутали аллеи, фонари зажглись мягким желтоватым светом, ветерок шуршал опавшей листвой. Лера остановилась перед своим подъездом, глядя на старый фонарь, который мигал, словно моргая ей в знак приветствия.
Она тихо улыбнулась самой себе: ещё полгода назад она бы ввалилась в квартиру уставшая, недовольная и вспоминала бы, что Гена где-то там жалуется на отсутствие вдохновения. А теперь её день был полон открытий — радостных, красивых, творчества, пусть и с мелкими бытовыми трудностями.
«Он ушёл искать музу, а я нашла себя», — подумала Лера и, пожалуй, впервые за долгое время ощутила глубокое, спокойное счастье. Счастье оттого, что она — главный герой своей жизни, а не чья-то фоновая декорация.
В голове всплыли слова Полины: «Возможно, без этого «побега» ты бы так и сидела на своём месте, боясь лишний шаг сделать». Лера улыбнулась: на самом деле она благодарна Гене — он своей выходкой подтолкнул её найти собственную дорогу и поверить в себя. И теперь, ощущая лёгкий холод осеннего ветра и шум проезжающих машин, Лера понимала: она сама себе и вдохновитель, и творец, и источник сил.
Подняв голову к тусклому небу, Лера решила сделать ещё один вечерний кадр: фонарь, осыпающийся листва, слабо освещённая лестница к двери подъезда… Какая-то мягкая, домашняя красота. Она достала фотоаппарат, прижала его к глазам и негромко сказала:
— Муза всегда рядом. Нужно только научиться её замечать.
Щёлк затвора — и новый снимок уже запечатлелся в памяти камеры, став символом её обновлённой жизни.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.