Сейчас следственные органы проводят проверку причин смерти Николая Шаврина.
О том, что нужно срочно бежать спасать сына, Светлана Шаврина узнала вечером 26 февраля от сестры, живущей в Чусовом. Та увидела происходящее на его странице ВКонтакте и быстро позвонила, сказала, что племянник ведет прямую трансляцию и происходит что-то ужасное. На его странице и спустя несколько дней оставалась предсмертная записка, но потом страницу удалил брат — Илья Шаврин, чтобы не напоминала о кошмаре.
«Я прибежала домой, он лежит на спине — одна рука в сторону, вторая нет. Пытаюсь помочь, вызвала скорую», — рассказывает Светлана Николаевна журналисту Properm.ru. Мы приехали к ней в деревню Петровка, что «напротив аэропорта», вместе с коллегами из редакции «РЕН-ТВ — Известий», они снимают большое расследование о неожиданной смерти Николая Шаврина и происходящем в церкви христиан-пятидесятников «Новый Завет».
Прибывшая скорая, рассказывает Шаврина, констатировала смерть: «Я пыталась делать непрямой массаж сердца, наклонилась к нему, послушала — мне показалось, что сердце стучит. А может, это мое сердце стучало». Потом приехала полиция, следователи. Но еще до того как приехали экстренные службы, сюда приехали люди из «Нового Завета».
Мы сидим в той комнате, где всё произошло. Сюда, в двухэтажный барак в Петровке, Шаврины переехали несколько лет назад: пермскую квартиру, где семья провела два десятка лет, пришлось продать. «Мама умерла, отец умер… да и долгов накопилось, у меня вечно долги, приходится по исполнительным платить», — почти шепотом объясняет Шаврина.
«Долги наши тяжкие». Активист пермских пятидесятников судится с прихожанами
«Был умный, веселый…»
Светлана Николаевна не плачет, когда вспоминает произошедшее. Кажется, что она смирилась с потерей сына давно, как она подтверждает, даже до его смерти: «Как будто они увели сына у нас». Женщина пытается жить обычной жизнью — играет с кошкой, накрывает чайный стол гостям, улыбается. И бегло рассказывает, как они оказались в Перми, как жили.
Старший Илья и младший Коля родились и выросли в Калининграде. Но были вынуждены переехать в Пермь, на родину матери. Тогда Николаю было восемь лет, Илье — десять. «Климат не подошел там, понимаете, ветра, промозгло, даже хуже, чем в Петербурге. Мальчики всё время болели, и врачи порекомендовали уехать», — перечисляет Шаврина и добавляет вскользь: «И я тогда с мужем развелась».
В Перми жили родители Светланы Николаевны, к ним, в квартиру на ул. Советской Армии, она с мальчиками и приехала. Сыновей устроила в школу №3 на ул. Карпинского. Учились мальчики хорошо и отлично. «Они мне никогда никаких хлопот не доставляли, — показывает грамоты сыновей женщина. — Всегда в олимпиадах побеждали, никогда на собраниях никто не ругал, Коля в старших классах был чемпионом по пауэрлифтингу, высокий, красивый».
А в старших классах, как говорит Шаврина, Николай сдружился с Давидом Грабовенко (сын Эдуарда Грабовенко, основателя и пастора «Нового Завета». — Properm.ru) и начал ходить сначала на домашние группы, а потом и в ДК Ленина на служения. Примерно в десятом классе он стал активным верующим церкви пятидесятников. Как он написал спустя двадцать лет в предсмертной записке, в «Новый Завет» он пошел, чтобы разобраться в себе после неразделенной любви.
После окончания школы Николай легко поступил в педагогический университет, хотел заниматься коррекционной педагогикой, но проучился там всего два курса. По словам матери, тяга к служению в церкви перевесила желание быть учителем. Но и в «Новом Завете» Николай постоянно занимался детьми, вел детские службы и группы. Сходил в армию — и снова вернулся в церковь.
Сама мать не была верующей и к пятидесятникам ходила в «Новый Завет» только, как сама говорит, «посмотреть на сына». Он, начиная со школы, прослужил у пятидесятников не менее 12 лет, учился в Московском теологическом университете. Был на школах пасторов в Крыму, ездил с миссионерскими группами по Прикамью и в другие регионы. Четыре года провел на так называемом «полном служении», уезжал создавать приход во Всеволодо-Вильве.
Десятина XXI века. Как ДК им. Ленина превратился в христианский бизнес-клуб
На кресте или под крестом
Два года назад всё прекратилось. Николай вернулся домой — уже в маленькую квартирку в Петровке. Здесь в комнате-кухне он оборудовал себе «дом», сбил лежанку из досок (именно на ней и нашла сына прибежавшая вечером 26 февраля мать). Купил компьютер и бесконечно за ним сидел. Как он написал в своем последнем послании, два года назад «пришлось констатировать, что всё это было зря».
В записях Николая Шаврина есть и такие слова, объясняющие, почему он разочаровался в «Новом Завете»: «Я заинтересовался духовным. Интерес был искренним. Я оказался не нужен. Неудивительно, ведь надо куда-то пристроить детей пасторов и епископов. В общем, мне с огромным сожалением пришлось признаться, что все эти унижения, смирения и тяжелые задачи были впустую».
Как рассказывает мама, перед кремацией она просила прощения зачем-то у людей из «Нового Завета». Больше в жизни ее семьи они ни разу не появились с момента смерти сына. «Они потеряли преданного человека, который между семьей и пятидесятничеством выбрал религию. Он им и снег с крыши ДК чистил, и службы проводил, и стихи писал, и оператором на служениях был, и помещения убирал — всё, что требовали. И десятину платил…» — вспоминает женщина.
После смерти Николая Шаврина семье остались на память несколько детских и школьных фотоальбомов и пачка кредитных карт с долгами на несколько миллионов. Куда израсходовал эти деньги благочестивый христианин, не склонный к излишествам и не употреблявший алкоголь, наркотики и табак, никто не знает, как и полную сумму его долгов. С момента смерти его «братия» по вере не появлялись дома у Шавриных. Но после того, как в ДК Ленина внезапно появились журналисты федерального канала, евангелисты в соцсетях начали предупреждать друг друга, что общаться с ними нельзя. И навестили семью Николая с предложением помощи.
Сейчас следственные органы в Пермском районе проводят проверку причин смерти бывшего прихожанина «Нового Завета», в том числе на признаки ст. 110 УК РФ «Доведение до самоубийства».
«Только мы добрые». Как прихожанка сбежала из пермского «Нового Завета»