— Я просто прошу относиться ко мне с уважением! — Марина, девушка с кукольными чертами лица и озорным взглядом, стояла посреди просторной гостиной и нервно потирала ладони.
— Но вы ведь мне ровесница, — прошипела Наташа, стараясь не повышать голос, чтобы отец не услышал. — Какое „уважение“ вы хотите, чтобы я вам выказывала? И не говорите, что мне придётся называть вас мамой.
Они обе ощутимо напряглись, как два соперника, случайно оказавшиеся на одной арене. Гостиная с высокими потолками, залитая мягким светом торшера, казалась слишком уютной для такой жёсткой сцены. Где-то за дверным проёмом стоял Сергей Иванович — отец Наташи и недавно вступивший в брак муж Марины — словно ожидая, когда конфликт достигнет опасной черты.
Марина выдохнула и нервно провела рукой по волосам:
— Я не прошу называть меня мамой, — ответила она чуть тише, скрестив руки на груди, — но давай будем честными: я теперь часть семьи, и мне важно, чтобы ты видела во мне не чужую, а близкого человека.
Наташа была не готова к такому прямому разговору. Сначала она просто прикусила губу, однако недовольство всё же прорвалось:
— Странная близость: мне тридцать один, вам — тридцать, а вы уже в роли „мачехи“. Разве это нормально?
По выражению лица Марины было видно, что дальше будет только труднее. И всё же обе понимали: от этого серьёзного разговора не уйти.
Наташа всегда считала своего отца образцом спокойствия и мудрости. С юности она жила с ощущением, что в их доме царит непоколебимое равновесие: отец работал, заботился о ней, а Наташа училась, потом поступила в вуз и позже устроилась на работу. Маму она потеряла ещё подростком, и Сергей Иванович больше не вступал ни в какие отношения — так, по крайней мере, Наташе казалось.
Когда отец вдруг позвонил полгода назад и сообщил, что у него появилась „очень хорошая женщина“, Наташа поначалу восприняла это как обычный роман, который может быстро завершиться. Но оказалось, что Сергей Иванович намерен жениться — и причём немедленно. Потрясение Наташи усилилось, когда она узнала возраст Марины: разница между ними составляла всего год.
Несколько недель Наташа пыталась свыкнуться с мыслью о столь резкой перемене в жизни отца. Ей было неприятно, что женщина почти её ровесница скоро войдёт в семью. „Корыстная особа, наверняка,“ — думала она, втайне опасаясь, что Марина просто рассчитывает на комфортное будущее.
Но при первой встрече Наташе пришлось сбавить обороты. Марина оказалась улыбчивой, добродушной и даже слегка застенчивой в разговоре. Однако напряжение никуда не исчезло: каждая из женщин словно опасалась, что другая сделает резкий выпад.
Теперь, когда официальный брак был уже зарегистрирован, Наташа впервые пришла в новую квартиру отца — светлую, с панорамными окнами — и сразу же попала под натиск требования „уважать новую жену отца“. Вот только само слово „уважение“ Наташа не торопилась трактовать так, как хотелось Марине.
Сергей Иванович пытался наладить атмосферу: старался переводить тему на разговор о еде, беседовал о том, как хорошо сейчас на рынке помидоры — „сочные, хоть салаты делай килограммами“ — но по глазам было видно: он нервничал, понимая, что за столом бурлит внутренняя война. Наташе претила вся эта искусственная вежливость. Марина, казалось, и сама не знала, как начать разговор, чтобы не усугубить напряжение.
В какой-то момент Наташа увидела, что Марина разглядывает старую керамическую чашку с надписью „Лучший папа на свете“, которую она когда-то подарила отцу. Взгляд Марины был дружелюбным, но Наташе почудился там тонкий упрёк: мол, в новом доме всё может быть иначе, и старые вещи не всегда к месту.
— Если хотите, могу привезти вам другую посуду, — сухо проговорила Наташа, — раз уж теперь тут всё по-новому.
Марина удивлённо посмотрела на неё:
— Зачем? По-моему, вполне симпатичная чашка.
И в этом ответе не было иронии, только лёгкая растерянность. Наташа промолчала, вдруг почувствовав себя неловко.
Серьёзный конфликт между ними разгорелся спустя неделю, когда у Наташи сломался кран в ванной, и она попросила отца помочь. Денег на вызов мастера у неё не было — недавно она потратилась на лечение собаки, — а отец всю жизнь гордился, что „по хозяйству умеет всё“. Сергей Иванович пообещал приехать, но предупредил, что приедет не один, а вместе с женой — „мы ведь всё вместе делаем“.
Так Наташа оказалась в ситуации, когда её личное пространство, её уютная квартира должны были раскрыться перед Мариной. И уже заранее девушка злилась: „Она придёт, всё рассмотрит, будет учить меня жизни, скажет, как лучше сверлить стену и какие шторы повесить“.
В тот день Сергей Иванович появился у Наташи с инструментами под мышкой, а Марина пришествовала следом в стильном ромпере, с кроссовками на массивной подошве и с маленькой дизайнерской сумочкой. Вид у неё был такой, будто она собиралась на дружескую вечеринку, а не на ремонт.
— Привет, — бросила Наташа, открыв дверь и пропуская их в прихожую. — Проходите...
Сергей Иванович сразу пошёл к крану, снимая старые прокладки и что-то ругая себе под нос. Марина села на диван и принялась листать ленту в соцсетях, нисколько не смущаясь недовольным взглядом Наташи. Когда отец вышел за новыми деталями в ближайший хозмагазин, в квартире повисла напряжённая тишина.
Наташа предпочитала заняться готовкой — собиралась пожарить оладьи и угостить отца. Марина, поколебавшись, встала с дивана и подошла к ней на кухню.
— У тебя тут здорово, — начала она. — Скандинавский стиль, да? Светлые стены, минимум мебели... Мне всегда такое нравилось.
Наташа буркнула что-то неопределённое, переворачивая оладьи на сковородке. Но Марина не ушла. Она встала рядом, будто ощущая, что именно сейчас им стоит поговорить.
— Я понимаю, как тебе нелегко, — проговорила Марина негромко. — Я ведь не пытаюсь заменить твою маму.
Наташа затаила дыхание. Хотелось ответить резко, но в голосе Марины чувствовалась искренность. Тем не менее, девушка не могла подавить внутреннюю горечь:
— Ты и не заменишь. Никто её не заменит.
Марина кивнула:
— Знаю. И я не претендую на это. Просто мне правда хочется, чтобы мы стали семьёй. Может быть, никогда не сможем стать лучшими подругами, но... хотя бы перестать воевать?
Наташа внезапно ощутила, как в душе что-то дрогнуло. Лёгкая трещинка в её „броне“ образовалась раньше, чем она сама могла признаться. Она вспомнила, как отец после смерти матери провёл много лет в одиночестве. И разве она сама не хотела, чтобы у него появилась радость в жизни?
Ответить Наташа не успела, потому что вернулся отец. При виде их более-менее мирного разговора у него на лице мелькнуло облегчение. Он принес новые прокладки и принялся чинить кран, а Марина вновь отошла в сторону, предоставляя Наташе выбор: продолжать общение или нет.
Но уже тогда Наташа почувствовала, что противоречия внутри неё не исчезли полностью — они только затаились на время.
Вскоре возник новый повод для конфликта: Марина предложила Наташе помочь с выбором текстиля для отцовской квартиры. Нужно было оформить гостиную, и она хотела что-то яркое и современное.
— Я подумала, может, возьмём шторы цвета лайм? — предложила Марина, показывая фото. — Это сейчас модно: свежие тона, жизнерадостный акцент.
— Папа всегда предпочитал пастельные оттенки, — заметила Наташа с сарказмом. — К тому же лайм... может, сразу повесим тут неоновую вывеску „Молодость всегда“ и сделаем дискотеку?
На лице Марины отразилось смущение, но она отступать не собиралась:
— А разве нельзя привнести что-то новое в интерьер? Твой папа сам просил, чтобы я обустроила пространство по своему вкусу. Ему тоже захотелось перемен.
Сергей Иванович, до этого старательно сортировавший шурупы в пластиковый органайзер, услышал поднявшиеся голоса и вмешался:
— Наташ, давай правду скажем: я всю жизнь считал, что люблю только нейтральные тона, но это, скорее, было предпочтение твоей мамы. Она не любила резкие краски. А сейчас, наверное, я готов к экспериментам.
Наташа ощутила странный укол обиды. Ей стало казаться, что отец будто бы готов отказаться от всех привычек прошлой жизни ради молодой жены, — и при этом она сама будто остаётся за бортом. Но на его лице читалась новая бодрость, и это смешивало её чувства: злость и тихую радость за него.
— Хорошо, лайм, так лайм, — пробормотала она, чтобы прекратить спор. — Только вы не забывайте, что папе и так сложно адаптироваться, не перегружайте его сразу обоями в горошек.
Все рассмеялись, хотя смех звучал напряжённо.
Подходил день рождения Наташи — ей должно было исполниться тридцать два года. Обычно она отмечала его скромно, но внезапно организатором праздника вызвалась быть Марина.
— Давай устроим пикник за городом, — предложила она по телефону. — Там сейчас чудесная погода, бабье лето. Будет и уха на костре, и пледы, и фонарики вечером. Что скажешь?
Наташа сначала отнеслась к этой идее настороженно. Но потом, вспомнив, что обещала отцу идти на компромисс, всё же согласилась. Ей и самой хотелось отвлечься от напряжённых мыслей и сделать что-то нестандартное.
В назначенный день они выехали на озеро: Наташа, отец, Марина и несколько близких подруг Наташи. Сергей Иванович занялся мангалом, Марина привезла коробку с бумажными гирляндами, фонариками и цветами. Вокруг царила оживлённая суета: кто-то резал овощи на кухонном столике, принесённом из машины, кто-то раскладывал тарелки, кто-то расставлял складные стулья.
Подруги Наташи, увидев Марину, поначалу переглядывались: они знали, что эта женщина — „мачеха“, и не понимали, как к ней относиться. Но Марина только улыбалась и шутливо говорила: „Можете звать меня просто Мариной, я всего на год старше некоторых из вас!“.
Постепенно Наташа замечала: Марина действительно старается сделать праздник особенным. Она развешивала гирлянды, подсказывала, как лучше накрыть стол, следила, чтобы ничего не пригорело. Она смеялась и общалась с гостями, а когда видела, что Наташа стоит в стороне, подходила и спрашивала: „Всё ли нравится?“.
Вечером, когда солнце клонилось к горизонту и народ стал рассаживаться у костра, Марина взяла в руки декоративную свечку и поставила её на импровизированный торт, который приготовили подруги Наташи. Под ураган аплодисментов Наташа задула свечу. И вдруг в этот момент почувствовала непривычное тепло в сердце. Ей было хорошо, по-домашнему: отец, окружённый весёлыми людьми, наконец-то выглядел счастливым, а Марина, невзирая на все недавние стычки, сделала много приятного именно для неё.
Когда все уже стали собираться и складывать вещи, Марина тихонько подозвала Наташу и протянула небольшой пакет.
— Это тебе, с днём рождения. Надеюсь, понравится.
Внутри оказалась изящная коробочка. Наташа открыла её и увидела тонкий серебряный браслет с сердечком, на оборотной стороне которого было выгравировано: „Семья — это любовь“.
— Спасибо, — сказала Наташа, моргая, чтобы сдержать подступающие слёзы.
— Я... правда, очень хочу, чтобы у нас всё сложилось, — произнесла Марина почти шёпотом.
Наташа вдохнула прохладный осенний воздух и почувствовала, что отступать больше не хочется — и незачем. Впервые за долгое время ей показалось, что она не теряет мамину память, а просто обретает ещё одну близкую душу.
Она кивнула и позволила Марине легко обнять её за плечи. Со стороны, возможно, это выглядело застенчиво, но внутри Наташи разливалось спокойствие.
В тот вечер конфликты не улетучились бесследно, но стали куда мягче и понятнее. Наташе ещё предстояло учиться принимать новые реалии: отец теперь не просто вдовец и папа, а мужчина, у которого появился личный мир, и этот мир не ограничивается воспоминаниями о прошлом. Марина, в свою очередь, уже не пыталась заслужить уважение громкими словами — она понимала, что доказать свою искренность можно только временем и поступками.
Позднее, когда Наташа заходила в гости к ним домой, она уже не заостряла внимание на лаймовых шторах или новых деталях интерьера. Она видела, как отец шутит, улыбается и стал чаще выходить в свет, а Марина вдохновлённо рассказывает о своих планах — то беговой марафон хочет осилить, то открыть кулинарный блог. И хотя Наташа иной раз с иронией подмечала, что „молодое поколение“ слишком стремительно ломает старые устои, она больше не относилась к Марине как к врагу.
Семья, и правда, стала больше. Наташе показалось, что в новом составе они обрели возможность дышать свободнее. Да, время от времени случались мелкие стычки: то Марина обижалась, что Наташа не оценила новый сервиз, то Наташа недоумевала, почему Марина не пришла на день рождения её лучшей подруги. Но эти конфликты уже были обыкновенными семейными недоразумениями, а не битвой за место в сердце отца.
Постепенно Наташа научилась ценить участие Марины: та всегда готова была посоветовать хороший салон красоты, поделиться рецептом запеканки или поболтать о моде. В какой-то момент Наташа поймала себя на мысли, что давно не задаётся вопросом: „А не корысти ли она ищет?“ — потому что отец был по-настоящему счастлив.
Марина, в свою очередь, перестала ощущать себя чужачкой. Она обрела свою роль, не подменяя маму Наташи, но возвращая семье то тепло, которого давно не хватало.
Теперь, когда Наташа слышит звонок от отца, она часто с улыбкой предполагает, что Марина, скорее всего, рядом, и они вместе обсуждают, куда все втроём поедут в выходные или что приготовить на следующем семейном обеде. И хотя путь к взаимопониманию не был лёгким, обе стороны сумели найти баланс.
Таким образом, уважение, о котором Марина просила в самом начале, постепенно родилось само собой — на доверии, искренних словах и тихих жестах заботы. Ведь семья — это не про строгие статусы и обязательные титулы, а про любовь, которая даёт каждому право на своё место под солнцем.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.