Роскошь — это не про громкие вечеринки. А про утро в тишине. Когда ты с чашкой кофе стоишь босиком в саду, где всё высажено по любви. И никто не ждёт от тебя быть вечной музой. Одри Хепберн последние 30 лет жизни провела в уединении — на вилле XVIII века в Швейцарии. Не потому что «постарела», как писала жёлтая пресса, а потому что выбрала свой ритм. Горы, розы от Живанши, сыновья рядом и дом, в который не нужно возвращаться — потому что из него не хочется уезжать. Эта вилла до сих пор называется La Paisible — «мирное место». И до сих пор продаётся. $20,8 млн за жизнь без шума.
Роскошь — это не про громкие вечеринки.
А про утро в тишине. Когда ты с чашкой кофе стоишь босиком в саду, где всё высажено по любви. И никто не ждёт от тебя быть вечной музой.
Одри Хепберн последние 30 лет жизни провела в уединении — на вилле XVIII века в Швейцарии. Не потому что «постарела», как писала жёлтая пресса, а потому что выбрала свой ритм.
Горы, розы от Живанши, сыновья рядом и дом, в который не нужно возвращаться — потому что из него не хочется уезжать.
Эта вилла до сих пор называется La Paisible — «мирное место».
И до сих пор продаётся. $20,8 млн за жизнь без шума.
