Если вы не возражаете, дорогой читатель, я приглашаю Вас отправиться в первые века христианской эры. Мы посетим Иберийский полуостров и прекрасный город Толетум (Толедо), расположенный на возвышенности, у подножия которой сверкает серебристыми водами река Техо. К IV веку н. э. Рим установил господство на полуострове и назначил Публия Дациана наместником этих земель. Префект прибыл в Испанию с ясной целью — усмирять христиан, которые не желали признавать императора своим богом. Начались преследования, и многие жители города были отправлены в тюрьму, расположенную на Тарпейской скале. Лишенные связи с внешним миром, они ожидали своей смерти: быть сброшенными с обрыва, который заканчивался в реке Техо.
Одной из мучениц в этот период гонений стала юная девушка Леокадия, историю которой опубликовал Франсиско де Паула Капелла в 1887 году в книге "Легенды и предания".
Была зимняя ночь, природа замерла и только луна отражалась в водах Техо. Невысокая фигура быстро прошла по Римскому мосту на другой берег реки. Это была женщина, закутанная в плащ из темной шерсти, который скрывал ее лицо. Она шла быстрым шагом и, сойдя с моста, стала подниматься на холм, над которым возвышался мраморный храм, посвященный богине Диане.
Наша незнакомка прошла мимо храма никого не поприветствовав и не произнеся даже самой краткой молитвы, что в те времена было настоящим святотатством. Она спустилась с холма и скрылась в катакомбах древнего Толетума, спрятанных среди зарослей. Женщина шла в темноте, пока далекий свет лампы не стал для нее ориентиром. В конце коридора располагалось нечто вроде круглой площади, посреди которой находился каменный алтарь, на котором стоял крест. Старый священник совершал святое жертвоприношение в окружении небольшой паствы верующих, которые своими песнями восхваляли истинного Бога. После причащения Святых Даров неизвестная женщина сбросила с себя плащ. В свете ламп проявился совершеннейший испанский тип молодой женщины едва двадцати лет от роду. Черные глаза придавали оживление прекрасному лицу, быть может, слишком бледному, окруженному каскадом черных волос.
— Патриция Леокадия! — тихо сказали некоторые.
— Святой прелат Евгений — взволнованным голосом обратилась она к священнику — вы знаете, что Дациан только что прибыл в наш город. Все мы здесь, в силу нашего статуса христиан, повинны смерти. Мои дни сочтены. Я прошу вас благословить меня прежде, чем умру.
— Нет никаких сомнений, благородная патриция, что как очень известная личность, ты станешь одной из жертв Дациана. Бог осыплет тебя своими дарами, и если Он захочет сделать тебя мученицей, даст тебе мужество встретить самые ужасные муки и смерть. На колени, дочь моя, на колени!
Молодая женщина простерлась ниц у ног старика, который благословил ее и сказал тоном, который был одновременно нежным и грустным:
— Иди с миром, и да пребудет с тобой Бог!
Леокадия снова накрылась плащем и скрылась в темноте коридоров. Когда она проходила мимо храма богини Дианы, из-за колонн вышли двое мужчин и стали наблюдать, как девушка торопливо возвращается в город. Один из них, облаченный в белую мантию, был жрецом. Другой — молодой охотник.
— Это знатная патрицианка Леокадия. Она целомудренна, как Веста — сказал жрец — и прекрасна, как Венера, но нечувствительна ко всякой любви. В Толетуме нет ни одного мужчины, который мог бы ей понравиться. Она христианка, я это точно знаю! Я видел, как она каждую ночь входила в катакомбы, где собирались члены ее секты. Если то же самое повторится завтра, я доложу о ней. Она богата, и вы знаете, что доносчик имеет долю в имуществе, конфискованном у обвиняемого.
Затем послышался хлопающий звук. Это была стая диких гусей, перелетавшая реку. Охотник натянул лук, свистнул стрелой, и великолепный гусь упал к его ногам.
— Ты видел, Демодок? — сказал юноша, обращаясь к старику — Тот, кто убивает гуся на лету, сделает это и со жрецом Дианы. Если обвинишь патрицию, я убью тебя, как собаку.
Два дня спустя перед судом префекта Дациана предстала молодая женщина. Это была знатная патриция Леокадия.
— Как тебя зовут? — спросил Дациан.
— Леокадия
— А твои родители?
— У меня их нет. Я сирота и живу одна со слугами. Если соблазн богатства заставил вас отдать приказ о моем аресте, то теперь у меня нет ничего. Вчера я раздала все бедным. Если вы хотите узнать о моей вере, то я христианка и не боюсь смерти.
Дациан посмотрел на нее, и его жестокая душа, казалось, пожалела молодую женщину — прекрасную, но бледную как цветок, на который не падает солнечный свет. Тот, кто в Барселоне надругался над невинной девой Евлалией, заставив ее пережить неслыханные муки, сжалился над Леокадией.
— Ты неопытная молодая женщина, — сказал он — и ты передумаешь. Отправьте ее в тюрьму, а дальше решим.
Жрец богини Дианы подошел к Дациану и сказал:
— Префект, если вы проявите милосердие к патриции Леокадии, я напишу в Рим.
— Ты плохой человек, Демодок — ответил Дациан — и если ты еще раз заговоришь со мной в таком духе, то можешь добавить, когда будешь писать в Рим, что за неуважение к префекту Толетума тебя высекли свинцовыми прутьями. Я знаю, что жадность заставила тебя отдать в мои руки Леокадию. Но сначала я посмотрю, смогу ли я ее уговорить. Мой сын Атилио Децио мог бы стать для нее прекрасным мужем а ты, злобная змея, останешься без желаемого имущества.
Демодок отступил, опустив голову. К нему подошел молодой человек с кудрявыми волосами и, показывая ему стрелу, сказал:
— Это спутница той, которая убила гуся в полете. Я сохраню ее для тебя на тот день, когда умрет Леокадия.
Демодок побледнел, а молодой человек скрылся в толпе, наблюдавшей за допросом. Леокадию посадили в тюрьму, но не в одну из тех ужасных темниц, а в светлую и просторную комнату — комнату жены смотрителя. Публия была доброй кроткой женщиной и тщетно пыталась убедить юную христианку отказаться от веры. Молодая женщина улыбнулась, выслушав ее доводы:
— Стоит ли терять бессмертную душу ради поддержания бренного тела?
Девушку опять вызвали к префекту. Дациан был один в своей комнате, которая демонстрировала всю роскошь, которой римляне украшали дома. Он положил ноги на коврики из тигровых и львиных шкур, а рядом с табуретом из слоновой кости, на котором он сидел, в серебряных курильницах горели благовония. Когда появилась Леокадия, он взял ее за руку и усадил рядом с собой.
— Я знаю: ты мудра, как Минерва — сказал он — и прекрасна, как Евфросиния. Ты заслуживаешь трона, но если я не могу предложить его тебе, у меня есть сын — прекрасный, как Аполлон. Он стремится к счастью быть твоим мужем, ибо он знает тебя. Мой сын видел как ты проходила мимо алтаря Дианы ночью, когда в нечестивый час отправилась совершать суеверия назареев. Оставь эти глупые химеры позади и приготовься стать одной из первых леди Римской империи.
Девушка отказалась. Дациан встал и сказал:
— Следуй за мной!
Они прошли по длинным темным коридорам, спустились по винтовой лестнице и вошли в просторную сводчатую камеру мучений, напоминающую гробницу. Под потолком висела железная лампа, которая освещала жаровни, щипцы, козлы, зубчатые колеса, пилы, кнуты, крюки, ножи, большие мечи, решетки — все, что может придумать человеческое варварство. Сердце девушки сжалось от ужаса и она в изнеможении прислониться к сырым стенам этой зловещей комнаты.
— Видишь, — сказал Дациан — в этой камере истязают тех, кто должен быть наказан особым образом. Если завтра в это же время ты будешь упорствовать в том, чтобы оставаться христианкой, все эти инструменты, которые ты здесь видишь, пройдут через твое тело. Ты умрешь среди пыток, о которых никогда не слышала.
Префект ушел, оставив молодую женщину запертой в этом ужасном месте, где не было другого света, кроме железной лампы и зловещего пламени вырывавшегося из жаровни пыток. Девушка упала на колени и воскликнула:
— Боже мой, помоги мне! Внутри этого хрупкого и болезненного тела — сильная и благородная душа, Твой образ! Я претерплю муки, я смогу победить силой, которую Ты мне сообщишь. Да, — прибавила она, вынимая маленькую золотую коробочку — вот у меня Хлеб, дающий силу! Вот Бог! Пусть Тело Господа нашего Иисуса Христа сохранит мою душу для вечной жизни!
Леокадия благоговейно причастилась, пребывая в каком-то экстазе. Затем ей показалось, что жизнь покидает ее. Холодный пот, предвестник смерти, омыл лицо и побежал по всему телу, глаза померкли, а сердце едва билось.
— Боже мой, не оставь меня!
Она вытянула руку и начертала крест на камне, который размягчился, как глина.
В этот момент лампа и огонь в камере пыток погасли, как по волшебству, и воцарилась густая тьма. Крест, который юная дева только что начертала на стене, засиял необычным светом. Затем послышались прелюдии небесных арф, и далекий хор ангелов запел песнь:
— Иисус — венец дев и сила мучеников
Затем золотистая дымка медленно рассеялась и явилось совершеннейшее творение Божие. Это была женщина с небесно-голубым взглядом, одетая в белое, красоту которой невозможно себе представить. Она была одновременно девственницей и матроной — то, чего не было до этого и не будет после. Она была единственной в своем роде... Наше утешение, наше прибежище, наша единственная надежда на земле... Матерь Божия.
— Боже мой! — воскликнула Леокадия.
Дева Мария спустилась к девушке, стоявшей на коленях, возложила на ее голову венок из роз и лилий и вложила в руку пальмовую ветвь. Затем молодая женщина почувствовала слабость. Глаза ее померкли, а уши сквозь небесные арфы уловили сладкий и сильный голос:
— Приди, невеста Христова, приди и получи награду за свою победу!
Ее глаза на мгновение снова открылись, она поцеловала сияющий крест и рухнула на холодный пол камеры. Крест перестал светиться, и как по волшебству, железная лампа и огонь в жаровне вновь зажглись. Все уже исчезло. Только молодая патриция осталась лежать на камнях, холодная и неподвижная.
Наступила ночь, и молодой человек с вьющимися волосами в сопровождении женщины средних лет, закутанной в плащ, спускался по винтовой лестнице, ведущей в камеру пыток. Юноша был охотником из храма Дианы, а в добрых чертах женщины можно было узнать Публию, жену смотрителя, которая несла связку ключей.
— Я не права, отдавая вам ключи, которые забрала у мужа, пока он спал, — сказала Публия — но эта молодая женщина так интересует меня, что я готова рискнуть ради нее жизнью.
— Не беспокойся ни о своем муже, ни о себе — сказал молодой человек. — Ты же знаешь, что отец меня очень любит. Я скажу, что это я отнял их у твоего мужа.
Женщина отдала ключи юноше, которым был не кто иной, как Атилио Децио, сын Дациана. Они подошли к двери, и Атилио повернул ключ.
— Леокадия, – позвал он, – Леокадия! Я пришел освободить тебя! Мы оба убежим подальше от Толетума, и ты сможешь свободно исповедовать свою веру!
Но ответа юноша не получил. В углу камеры на полу лежало неподвижное тело юной девы.
— Она потеряла сознание, — сказал он — бедная девочка! Она холодная, как мрамор!
Черты лица патриции были бледны, хотя и прекрасны. Они казались алебастровыми и оставались неподвижными, как у статуи. Ужасная мысль пришла в голову молодому человеку.
— Она мертва!
Юноша заплакал, как ребенок. Внезапно он встал, бледный от гнева.
— Демодок виноват, но клянусь, что он заплатит!
Была ясная зимняя ночь. Храм Дианы одиноко стоял на берегу реки. К нему направлялся одетый в белое старик, ведя на поводу олененка, которого собирался принести в жертву богине. Придя в храм, жрец приготовился разжечь костер и достал золотой нож, чтобы принести жертву, как вдруг услышал знакомый голос, который заставил его содрогнуться:
— Демодок!
Старик обернулся и услышал свист, за которым последовал предсмертный крик. Жрец богини Дианы рухнул рядом с алтарем, пронзенный стрелой. Луна висела, словно светильник посреди неба и освещала своим чистым светом прекрасный римский город Толетум. Не было ни малейшего ветерка. Лишь изредка в воздухе проносилась стая диких гусей, на мгновение нарушая тишину печальным гоготом.