"Четвертая застава, подъём!!" - сержантский крик вырывает из благодатного царства сна, мгновенно возвращая в действительность - чуждую, тяжелую, и неотвратимую. А был ли сон? Вчера, измотанный, отрубился моментально, ночь пролетела как один миг, пролетела безжалостно, не дав успеть насладиться её волшебным состоянием покоя, не оставив о себе воспоминаний.
"Четвертая застава, через три минуты всех вижу на стадионе!" - сержанты оделись заранее, неспешно.
Три минуты! Спрыгиваешь со своей железной сетчатой кровати, со своего второго этажа. Камуфляж (классический, двухцветный!), портянки, сапоги. Портянку, для быстроты, можно накинуть сверху на сапог и просунуть ногу в голенище прямо с ней. Но это рискованно. Складки могут так натереть ногу, что не обрадуешься. Надо мотать. Как учили. Крепко и правильно. А ещё - быстро, ибо первая минута уже прошла.
Выбегаешь на лестничную площадку, навстречу, из противоположного крыла, бегут такие же, камуфлированные и вырванные из сна. Потоки соединяются и устремляются вниз. У нас самый верхний этаж, четвертый. На третьем становится теснее, вливаются следующие учебные заставы. Кажется, ширину лестницы рассчитали неверно, для трех-то минут у четырех застав одновременно.
На втором этаже - школа сержантского состава, кажется, они уже на улице. Говорят, в школе гоняют сильнее нашего. Страшно представить.
Перед первым этажом, во всю стену - мозаика. На фоне контура страны, СССР, пограничник. В зеленой фуражке, сжимая в руках автомат. Вокруг Советского Союза - флаги окружающих его стран, своим количеством подчеркивающие сложность мироустройства и важность поставленной нам задачи.
Не могу судить, насколько высокохудожественно это мозаичное панно, но свою функцию оно несло. Оно наполняло чувством причастности к великому делу, к славной когорте людей, стоящих на страже рубежей своей Родины. Да, именно так и напишу! Да и просто, когда взгляду не за что зацепиться, всё вокруг камуфлированное, эта частичка культуры согревала душу проходящего мимо неё.
Но сейчас не до культуры, ты не идешь, а бежишь, летишь мимо, на выход, в темное еще, холодное и страшное приморское утро. Тогда, в Сызрани, на сборном пункте, узнав, что нас везут в Находку, бросились к карте на стене - где это?? Ахнули, найдя эту точку в самом конце страны и чуть успокоились, увидев, что находится она на широте Сочи.
Я не был до этого в Сочи, но юга представлялись мне иначе. Сейчас, обежав вокруг здания, я стою на стадионе - мерзлая голая земля, сырой ледяной ветер заставляет втягивать шею в меховой воротник (мы же - ОКПП, "лицо" страны, у нас офицерские) бушлата, вокруг неприветливые черные сопки, своим хмурым видом усиливающие тоску по дому. Но ты оказался за тысячи верст от родного очага не просто так. Ты нужен Родине именно здесь, и здесь она наглядно обозначила твою роль той картиной из мозаики, на стене нашего учебного центра.
Ежедневно пробегали мы мимо мозаичного пограничника на стадион, но однажды прошествовали в волнении на плац. Сегодня у нас присяга. Её текст мы учили несколько раз. Начали, как и многие поколения до нас: "Я, гражданин Союза Советских..." Всё как на нашей мозаике - торжественно и незыблемо. Но потом пришёл приказ: СССР больше нет, текст отменить. В следующем варианте было, кажется, что-то российское, но в итоге, на плацу, из наших уст прозвучало неопределенное "государство". Эпоха сломалась, но пограничник продолжал сжимать в руках автомат, пусть контур страны за его спиной уже и не соответствовал реальному.
Окончив учебку и школу, погранцы разъезжались служить по разным отделениям. Кто-то потом возвращался в эти стены на курсы младших контролеров, сержантские сборы. Происходили очередные призывы и этажи снова оглашались: "Застава, подъём!" Снова мимо мозаичной картины бежали молодые солдаты - на зарядку, присягу, в кондитерскую. Всё жило и работало. Казалось, так будет всегда...
Через тридцать лет, собираясь побывать в местах своей службы, я прикидывал планы и желания. Очень хотелось посетить саму свою часть, в центре Находки, и, конечно же, учебку, в поселке Врангель. Неприятностью оказалось, что электрички во Врангель теперь не ходят, а ведь мы тогда ими ездили. Ну, этим не удивишь - по всей стране "оптимизировали", и где-то теперь хоть пешком по шпалам. Размышлял, насколько реально окажется зайти на территорию, в дорогие памяти здания. Вряд ли пустят, придется довольствоваться тем, что до забора. Но реальность превзошла все фантазии...
Автобус привозит меня из Находки в порт Восточный, повторяя маршрут тентованного ЗИЛа в декабре девяносто первого, завершившего тогда наш путь на этот край страны, после самолетов и поезда. Тогда были самые волнительные моменты - куда я попал? Что и как здесь будет?
Сейчас волнение тоже есть - всколыхнулись ощущения из того начального периода службы, когда был здесь молодым солдатиком, впервые увидевшим море, сопки, корабли. Когда нестерпимо хотелось обратно домой. Когда хотелось есть и спать. Но надо было бегать в сапогах по стадиону и падать по команде "Вспышка справа!" в болотную жижу. А еще надо было грызть. Науку, пограничную. Без науки не станешь таким, как пограничник на мозаике - умелым и уверенным.
Точно отворот в гору к своей учебке я не помнил, на карте не смотрел, но ноги сами повели меня туда. Мне повезло, я уже знал, что меня ожидает. В Находке это сказали. Поэтому удар был смягчен.
Я пришёл...
Ворот нет, только облупившиеся столбы, стилизованные под пограничные, стоят, покосившись. Помещение дежурного накрест заколочено досками. Словно сразу получаешь ответ на все вопросы: "На пограничных войсках поставлен крест". На территории ни души.
С тяжёлым сердцем прохожу, а разум отказывается воспринимать видимое глазами. Здание, конечно, узнаЮ - до боли знакомое и до боли не узнаваемое теперь. Вход заколочен и снова разломан, окна разбиты.
Спустился на плац. Из щелей в асфальте лезет трава, не стираемая более сапогами, ветер гоняет тишину, не нарушаемую клятвой присяги.
Растерянность...
Захожу в здание со стороны столовой, вспоминая наряды на кухню. Внутри - как после войны. Передвигаться надо осторожно, не споткнуться бы.
Поднялся на четвертый этаж, в крыло нашей заставы. Пустые рамы, грязные стены, прогнивший из-за текущей крыши пол. Вот где-то здесь я соскакивал с кровати по утрам, вот здесь, в теплой тогда сушилке, сидели и старательно натирали до блеска и без того блестящие бляхи своих кожаных ремней, а в этом классе учили правила пропуска через государственную границу и паспорта других стран...
Боль...
На лестнице, лишенной теперь перил (ведь они были из металла), стоит пограничник. Стоит на страже несуществующей страны, крепко сжимая в руках автомат. Мозаика потеряла краски, и из последних сил, через десятки лет, цепляет твою душу подзабытым сюжетом, отчего становится чуточку теплее на жутком сквозняке из разбитых окон.
Что сказал бы ты, мозаичный пограничник, если бы мог говорить? Какие чувства наполняют тебя? Ты видел многое за годы своей службы. Видел становление, расцвет, гордость. Видел неопределенность, разрушение, смерть. Видел достойных людей, видел и мародеров. Мимо тебя проносили и долгожданные письма из дома, и вкусные пирожные из поселковой пекарни. И срезанные по этажам батареи, и вырванные из пола чугунные унитазы.
Тогда, при нашем знакомстве, твой взгляд был спокойным и уверенным. Сейчас ты смотришь с печалью и упреком. И я даже не пойму, рад ли я нашей встрече. На лестнице без перил. В полутьме. На сквозняке. Среди гор мусора...
Иду, не зная зачем, к офицерскому дому. Он на территории теперь бывшего учебного центра, за стадионом. На стадионе зарядки больше не проводятся, трава по колено. А кажется, вот закрою глаза, открою их снова - и снова бегут по кругу, растянувшись, молодые ребята, снова в окнах четырёхэтажки горит свет, в это темное еще, сырое и холодное приморское утро...
Из подъезда дома выходит человек. Смотрим друг на друга. Его лицо мне знакомо, да и он, чувствую, своим профессиональным взглядом и памятью меня отмечает. Мы, срочники из отделения "Находка - пассажирский порт" (которого больше нет), по роду службы постоянно контактировали с офицерами и прапорщиками, зная многих. Никак не ожидал встретить кого-то из наших старших военных, по прошествии стольких лет! Не буду указывать подлинное имя, напишу здесь Николай Иванович.
Долго мы стояли с Николаем Ивановичем, долго я слушал его воспоминания. Слушал с интересом. С грустью. С досадой. С болью и недоумением. Переслушал бы и сейчас. Тот монолог дорогого стоит.
На пронизывающем осеннем ветру, в одной рубашке, оставшейся ещё со времен службы, Николай Иванович курил и говорил. Я смотрел в его проницательные глаза, и мне часто хотелось опустить взгляд. Столько боли и разочарования я видел! Передо мной, как перед мозаичным пограничником, прошли и те светлые времена, когда и до меня, и со мной, наш Отдельный морской контрольно-пропускной пункт как часики работал и жил. И те, когда небо стало хмуриться, когда стало что-то не так. И поглотившая потом темень, когда стало совсем не так. Десятилетия без сбоев, а потом пропуски с чужими документами, ошибки, погони в море со стрельбой по корме. Верная служба Родине и предательство по отношению к тем, кто ей служил. Судьбы погранвойск и человека...
Садимся в старенькую "Тойоту", Николай Иванович подвозит меня до остановки. Автобус увозит дальше, от прошлого, от настоящего. Погода сегодня под стать впечатлениям дня, хмурая. А ведь до этого солнце светило все дни.
Пересаживаюсь на другой, выхожу у городского кладбища. Иду в военную его часть, найти и навестить наших. Командир ОКПП, начальники штаба, учебного центра, четвертого отделения, отделения "Находка-2", не существующего теперь, замполит... Крепкие мужики, а прожили поразительно мало - считай, по шестьдесят лет. Почему? Не те ли события, о которых я сегодня услышал и увидел итоги, повлияли? Выходит, загубили не только пограничные войска и отдельные части, но и жизни людей? Страшно делать такие выводы...
Как думаешь ты, мозаичный пограничник?
И сможешь ли простить?..
2025 год.
