Михаил Храпковский. Рисунок из серии «История одного предательства». 1937
5 апреля исполняется 120 лет со дня рождения Михаила Храпковского (1905—1959), автора многочисленных карикатур. В 1940 году художника арестовали вместе с его другом, тоже художником Константином Ротовым (1902—1959). Но причина ареста Ротова хотя бы ясна — он был автором многочисленных карикатур в белогвардейской печати против большевиков, причём в советское время скрывал этот факт. Хотя что тут было скрывать — все они были подписаны его собственным именем и фамилией, и 23 фотокопии карикатур оказались в уголовном деле. Ну, а за что пострадал его друг Храпковский? Это менее понятно, но, похоже, его задели какие-то конфликты между сильными мира сего, с которыми он был связан родством. Его и арестовали первым.
Судя по всему, он и выдал следствию старые грехи Ротова.
Спустя много лет Храпковский писал Ротову: «Вспоминая вновь и вновь историю моей катастрофы, я всё же прихожу к печальному выводу, что, если, не дай бог, со мною вторично случится то же самое, то я снова поступлю так, как поступил, ибо есть предел сил каждого человека. Я сопротивлялся столько, сколько у меня было сил, и сдался только после того, как этих сил не стало… Я прошу тебя быть снисходительным ко мне и, если можешь, простить мне всё зло, которое я причинил тебе».
Но Ротов бывшего друга так и не простил...
Борис Клинч. «Досуг великих». Дружеский шарж на Константина Ротова (слева) и Михаила Храпковского. Изображены беседующими с писателем Сергеем Аксаковым. 1934
Занятно, что на шарже Бориса Клинча книжка Храпковского, которая лежит перед ним, называется «Наши перспективы». Но перспективы оказались не очень...
Потом от друзей стали добиваться более серьёзных признаний. Из документов дела:
«Обвиняемый Храпковский... показал, что знает Ротова с 1924-25 годов, находился с ним в дружеских взаимоотношениях, всем делился в жизни. По возвращении из Германии в 1928 году, находясь в гостинице г. Одессы, он рассказал Ротову, что был вызван в ОГПУ, где спрашивали о поездке. Ротов спросил: «Всё ли ты рассказал, что произошло с тобой за границей?» Храпковский ответил, что всё. После этого Ротов многозначительно спросил: «А о том, что с тобой случилось в полицай-президиуме, ты тоже рассказал?» (Там Храпковский был завербован немецкой разведкой). Ротов сказал, что ему всё известно и что в дальнейшем связь от имени германской разведки Храпковский должен поддерживать через него — Ротова».
«Храпковский показал, что его завербовал для шпионской работы Ротов, а Ротов показывает, что его завербовал Храпковский».
В итоге оба получили одинаковые сроки — по 8 лет заключения.
Храпковский — из письма Ротову: «А на следующий день, когда нас повели в уборную, я увидел из окна ваш этап, уходящий на станцию. Был серый печальный осенний день, балашёвские домики выглядели особенно печально, на улице густая, чёрная, глубокая грязь, и, утопая в грязи, идёт длинная вереница согбенных людей и среди них вижу я твоё серое пальто».
В 1954 года оба друга-художника были реабилитированы. Не стало обоих почти одновременно, в 1959 году. Вышло это так. 16 января умер Ротов. Незадолго до этого Храпковский оставил ему письмо с очередными извинениями, на которое Ротов не стал отвечать. Вскоре Храпковский узнал о смерти бывшего друга, а также и о том, что в «Крокодиле» решили не брать для публикации его новые рисунки... С ним случился инфаркт и 17 февраля он скончался...
А вот подборка рисунков Михаила Храпковского.
1926. «Пионерское затруднение. — Папа, что я делал до 1917 года? Мне вот тут анкету заполнить нужно».
1926. «Тоже писатель. — Не везёт нашей молодой литературе... Есенин погиб, Фурманов умер... и мне что-то нездоровится»
1927. «Зря заподозрил. (В вузовском общежитии).
— Ты, Ванька, совсем омещанился! Зубную щётку стал употреблять! Позор!
— Дурак! Во-первых — щётка не моя, а во-вторых — я этой щёткой чай размешиваю!»
1927, август. «Тактика дальнего... заезда». Контролёр в поезде проверяет билеты членов ЦК ВКП(б) у вождей оппозиции (слева направо сидят: Троцкий, Зиновьев, Григорий Евдокимов и Ивар Смилга). «КОНТРОЛЁР: — Вы, товарищи, заехали слишком далеко за партлинию. Эти билеты действительны только в её пределах!»
1929. «Наркомпрос тов. Луначарский: — Почему-то говорили, что этот барьер трудно взять. А по-моему, нет ничего проще. Один прыжок — и готово!» 1929 год. На барьере написано «Неграмотность», на пегасе наркома — «Изящные искусства»
1929. Правый, преклонив колени на «Платформе правого уклона» и роняя слёзы, молится на кулацкий хлеб и восседающего на нём довольного кулака: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». На что стоящий неподалёку рабочий-тракторист совхоза «Гигант» отвечает: «Нет уж, избави нас от лукавого!»
1929. «Только с высот теории можно увидеть социалистические горизонты»
1930. «На пороге к социализму. Оппортунист (поднятый за шиворот). — Опустите меня скорее вниз! Я всё равно никаких горизонтов не увижу — я ведь близорукий!»
1931. «В среде художников до сих пор ещё сохранилось много аполитичных, чуждых советской власти людей».
«Среди художников.
— Что у тебя с Васильевым произошло? Почему ты с ним не разговариваешь?..
— Между нами не может быть ничего общего. Я — служитель чистого, святого искусства, а он, представь себе, даже газеты читает...»
1934. «Таинственное лицо. Недавно М.И. Калинин обратился к собравшимся у него крестьянским писателям с речью, в которой советовал учиться у классиков.
— Непонятно говорит Михаил Иванович... Советует учиться у Гончарова, а кто он такой, — так и не сказал...»
Начинается эпоха укрепления советской семьи:
1935.«Многогранная семья.
— Такой шум, что работать невозможно!..
— А это твои дети и мои дети играют с нашими детьми».
1935. «Современник метро. — Поживёшь с моё, ещё и не то увидишь!».
1936. «Понять — простить. — Бедный дядя! Он, наверное, ещё не ездил в метро!..»
1939. «В Западной Украине. Переводчика не требуется»
Наиболее известна серия из двух десятков рисунков Храпковского, которая в сатирических тонах изображает биографию Георгия Пятакова (1890—1937), одного из подсудимых второго открытого судебного процесса над бывшими вождями оппозиции в партии большевиков. Ранее я уже публиковал её
Называется она «История одного предательства»...
Вадим Айзен-Константинов. Шарж на Михаила Храпковского. 1937
Стихи:
Нет сомнений. Это так —
Михаил Борисович Храп!