Карельский ветер выл, ударив снегом в заледеневшие стёкла. Варя прижала ладонь к холодному окну, всматриваясь в белую пелену за ним. Дом матери — массивный, с резными ставнями, которые теперь скрипели на ветру. Казалось, будто он ожил и был рассержен, что его решили продать. Вздохнув, она вошла внутрь.
— Прости меня, пожалуйста, — прошептала она, проводя пальцем по пыльной полке с японскими гравюрами. Мама была востоковедом и коллекционировала их в большом количестве, называя их «окнами в другой мир». Теперь эти окна смотрели на Варю: забрать с собой всю коллекцию в Петербург она не смогла бы физически, а оставить здесь… Было, наверное, предательством.
В сумке завибрировал телефон. Сообщение от риелтора: «Варвара Сергеевна, постараюсь добраться к завтрашнему дню, если погода совсем не испортится». Она с горечью вздохнула. Ещё сутки — и дом перестанет быть её наследием. Станет просто текстом, написанным в договоре.
Печь потрескивала вполсилы — дрова, найденные в сарае, отсырели за год без хозяев. Варя подбросила в огонь старую газету, наблюдая, как пламя лижет заголовок 2014 года: «В области ожидаются заморозки». Ирония. Мама тогда ещё смеялась, заворачиваясь в плед: «Нас здесь морозом не удивишь».
Свет мигнул и погас. Темнота накрыла кухню, оставив только оранжевый зрачок печки.
— Нет-нет-нет… — Варя заёрзала на стуле, нащупывая телефон на столе. Несколько процентов заряда, и нет сети. За окном вой ветра слился с тревожными мыслями в голове. Социофобия — её старый друг — окутала её, шепча: «Ну что? Ты же любишь одиночество и затворничество. Наслаждайся…». Она пошла в комнату и легла под одеяло.
Стук в дверь прозвучал как выстрел.
— Кто… — голос сорвался. Варя вжалась в спинку дивана. Стук повторился, настойчивее.
— Откройте! Я местный! — мужской бас перекрыл гул метели.
Она подошла к двери, дрожа от каждого скрипа половиц. В щель мелькнуло лицо — обветренное, с колючей щетиной и шапкой снега на капюшоне.
— Вам чего? — выдавила Варя, цепляясь за ручку.
— Лесничий Сергей. К базе не дойти. Пустите погреться.
Он говорил так, будто это не просьба, а констатация факта. Варя машинально отступила, и он ввалился внутрь, принося с собой вихрь снега и запах хвои.
— Топите? — он скинул промёрзшую куртку. — Дрова-то сырые. Ясно… Где у вас топор?
— Не надо, я…
Но он уже шагал к сараю возле дома, будто знал план местности наизусть. Варя прикрыла глаза, пытаясь унять дрожь в коленях: «Незнакомец. В доме наедине со мной. Ищет топор. А если он маньяк какой-нибудь?»
— Нашёл! — Сергей вернулся со ржавым топором и охапкой поленьев из глубины сарая. — Ваша мать, Надежда Игоревна, всегда дрова в дальний угол убирала.
— Вы… знали маму?
— Каждую осень ей шишки кедровые носил. Для поделок. — Он рубанул полено, щепки брызнули в сторону печи. — Вы похожи. Только она ворчала громче.
Варя сжала кулаки. Этот человек разговаривал с ней, как с давней подругой.
— Вам не кажется, что вы… бесцеремонны? — выдавила она из себя.
Сергей поднял взгляд, и она впервые разглядела его глаза — серые, как декабрьское небо.
— А вам не кажется, что в такую пургу нормальные люди предложили бы ночлег нуждающимся? Или вы из питерских все такие бессердечные?
Она опешила от его наглости. Сергей усмехнулся, подбрасывая щепу в огонь:
— Вот так. Сейчас согреемся. А то смотрю, совсем замерзла. Чай то есть?
— Нет.
— Ладно. У меня в рюкзаке термос. Лучше вашего пакетированного.
Он налил ей в гранёный стакан густой жидкости, пахнущей дымком и брусникой. Варя сделала глоток — обжигающе-сладкий, с горьковатым послевкусием.
— Самодельный чудодейственный напиток, — пояснил Сергей. — От холода лучшее средство.
— Вы всегда так… — она искала слово, — вторгаетесь в чужую жизнь?
— Только когда спасаюсь от смерти, — он развалился на стуле, закинув ногу на ногу. — Вы бы меня в сугробе замёрзшим нашли утром. Хороший сюжет был бы для ваших японских стишков.
Варя вздрогнула:
— Откуда вы знаете про…
— Мать рассказывала, что вроде как японский язык изучаете, и ихние стихи там любите. — Он ткнул пальцем в её открытую сумку с торчавшим краешком книги с иероглифами. — И лицо у вас… как у тех гейш с картинок матери. Весь мир в себе носите, только наружу не выпускаете.
Она покраснела, не зная, обижаться или смеяться. Сергей достал из кармана смятый «Беломор».
— Не бойтесь, на улице покурю. А то ещё задохнётесь тут от моих привычек.
Дверь захлопнулась. Варя прилипла лбом к стеклу, наблюдая, как его силуэт в свете фонаря борется с ветром. Дым смешивался со снежной круговертью, и на миг показалось, что это дух леса — грубый, но незлой.
— Сумасшедший, — прошептала она.
Вернувшись, Сергей вытряхнул снег из волос прямо на порог.
— Ну что, принцесса, говорят хотите продать дом, — он швырнул в огонь ещё одно полено, — расскажите-ка, зачем вам продавать такие чудные владения? В Питере, поди, в коробке бетонной живёте? Так оставили бы для отдыха летом.
— Это не ваше дело, — Варя обхватила колени руками.
— Точно. Моё дело — спасать дураков, которые в метель по лесам шляются. А тут и сам бы сгинул, если б вы не пустили. — Он достал из рюкзака чёрствый блин, стал рвать его на куски. — Жуйте. От голода тоже мрут.
— Да я вас не пускала, — робко произнесла она. — Вы сами залетели, не успев я открыть до конца дверь.
Она взяла кусок, не решаясь отказаться. Блин пах дымком и… черникой?
— Жена пекла наверно думаете, — бросил Сергей, словно прочитав её мысли. — Нет, сам приготовил.
— Она… здесь? — Варя оглянулась, будто ожидая увидеть женщину за дверью.
— Нет. Трагедия произошла с ней. Восемь лет назад фура на обледеневшей трассе… — проговорил он, отворачиваясь к стене. — Так что не бойтесь, я не маньяк. Просто одинокий путник, которому нужен ночлег.
Тишина повисла гуще печного дыма. Варя смотрела на языки пламени, вдруг осознав: они оба здесь — беглецы. Она — от людей, которых боится, он — от ужасной трагедии.
— Я… не могу, — вырвалось у неё неожиданно.
— Что? Гостей принимать? Вижу.
— Нет. Жить. После того как она умерла. — Губы задрожали. — В Петербурге я как призрак. Работаю удалённо, в магазин хожу раз в неделю. А тут… — она махнула рукой на тени на стенах, — будто везде её частичка. В каждом углу.
Сергей долго молчал, потом встал, зашуршав комбинезоном.
— Спите вы на кровати матери?
— Да…
— А я тогда на старом диване. Я там. А вы — здесь. Утром решим, что делать.
Он потушил фонарь, оставив только отсвет огня. Варя слышала, как скрипит пол под его тяжёлыми шагами. «Всё будет хорошо. Всё будет хорошо»., — проговаривала она себе снова и снова.
— Эй! — крикнул Сергей. — А про стихи японские... Сочините-ка к утру хайку про метель. А что? Если и замерзать, то культурно.
Она уткнулась лицом в колени, сдерживая смешок. Бесцеремонный, грубый, невыносимый… Но почему-то первый человек за год, с кем она говорила больше десяти минут.
За окном выла вьюга. А в доме, вопреки всему, стало чуть теплее.
Утро встретило их сизой дымкой сквозь замёрзшие стёкла. Варя потянулась, с трудом распутываясь из колючего пледа. Запах кофе витал в воздухе, смешиваясь с ароматом смолы из печи. Где-то на кухне гремела посуда.
— Сплю? — она ущипнула себя за запястье. Нет, это всё взаправду: потёртый паркет, трещина на потолке в форме дракона, голос Сергея, напевающий под нос «Чижика-пыжика».
— Эй, соня! — дверь в комнату распахнулась с грохотом. Сергей стоял на пороге с чугунной сковородой, где шипели яичница-глазунья и… морковные кусочки? — Завтрак подан.
Варя моргнула, разглядывая странное сочетание.
— Это… завтрак по-карельски? Где вы это взяли?
— Сбегал до соседа. Рис хотел попросить у него, а он кончился, зато морковью он запасся. Да и куры соседские яйцом порадовали на утро. — Он шлёпнул сковороду на стол, брызги масла попали на блокнот с хайку.
Она осторожно отодвинула чёрный подгоревший край яичницы.
— Вы вообще умеете готовить?
— Уже восемь лет один живу. Как думаешь? — Сергей плюхнулся на стул, закинув ногу на колено. — Моя Катя говорила: «Серёжа, ты даже чай умудряешься пересолить». — Он хмыкнул, разламывая хлеб. — Как видишь, человек всё, что угодно может съесть, когда припрёт.
Варя невольно улыбнулась. Солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, заиграл в хрустальной вазе на подоконнике — маминой любимой.
— А вы… — она крутанула вилкой, — всегда такой…
— Обаяшка? — он подмигнул. — Только для хороших людей.
Завтрак прошёл в странной смеси молчания и коротких реплик. Сергей уплетал еду с аппетитом медведя после спячки, Варя ковырялась в тарелке, украдкой изучая его. Шрам над бровью, мозолистые руки, манжета свитера заштопана синей ниткой.
— Ладно, принцесса, — он встал, громко отодвигая стул, — пока вы тут в облаках витаете, я крышу проверю. Снегу намело — провалится, нам обоим кирдык.
— Я помогу, — вырвалось у Вари неожиданно.
Сергей замер у двери, подняв бровь.
— Вы? На крышу? В этих… — он кивнул на её замшевые полусапожки.
— У мамы должны быть валенки в сенях, — она вскочила, внезапно ощутив прилив решимости. Страх перед чужим взглядом уступил страху показаться слабой.
Сергей вытащил из-под балок ржавую лопату.
— Держите, «Ваше Высочество». Только не уроните себе на ногу.
— Я не… — она потянулась за инструментом, но он резко дёрнул лопату к себе.
— Шутка. Вы на расчистке, я на крыше. А то ещё свалитесь, мне потом в полиции объяснять, что это не я вас... Вы поняли…
Варя надула губы, но подчинилась. Через полчаса её спина горела, а щёки пылали от мороза. Сергей, балансируя на краю крыши, скидывал снег огромными пластами.
— Эй, переводчик! — крикнул он, поправляя шапку. — А как по-ихнему будет «снегопад»?
— «Юкигафуру»
— Юкииии гаааа фуууру… — он растянул слово, будто пробуя на вкус. — Звучит, как имя самурая.
— Было бы странно, если бы такое имя было у самурая, — поправила Варя, сметая снежную гору у крыльца.
— Ага, знаю я ваших самураев. — Сергей сплюнул в сугроб. — Чайная церемония, цветочки, любование… Только воевать они толком не умели.
— Вы ничего не понимаете! — Варя упёрлась руками в бока, забыв про лопату. — Самурайский кодекс — это…
— Бусидо, да? — он неожиданно спрыгнул с крыши, едва не угодив в сугроб. — А я вот по-русски скажу: если враг сильнее — беги. Если слабее — дай по морде. И живи долго.
Они стояли нос к носу, пар от дыхания смешиваясь в воздухе. Вдруг Сергей фыркнул, и Варя не выдержала — рассмеялась.
— Ладно, перемирие, — он поднял руки. — Пойдёмте, ваше культурное величество, чайку погоняем. А то замёрзли, как пингвины.
На кухне, пока Сергей возился с заварником, Варя заметила на полке потрёпанный томик Басё.
— Мамина книга… — она провела пальцем по обтрёпанному корешку. — Она учила меня читать хайку, когда я болела. Говорила, что в этих строках — целый мир.
Сергей, наливая чай в грубые глиняные кружки, бросил взгляд на разворот:
— Ну и? Поделитесь мудростью?
Варя отыскала знакомую страницу:
— «Старый пруд. Прыгнула лягушка. Всплеск в тишине».
— И всё? — Сергей скривился. — Лягушка прыгнула, вода булькнула. Велика философия.
— Суть в том, чтобы почувствовать мгновение, — она прикрыла книгу, раздражённая его тоном. — Вам такое не понять.
— Да ну? — он вытянул ноги под столом, задев её ботинок. — А вот моё хайку: «Вьюга воет. Печь трещит. Чайник закипел».
Варя фыркнула. Сергей довольный:
— Видите, и я поэт. Только безызвестный.
— Это не хайку, — она сморщила нос, пряча улыбку.
Чай остывал, а разговор тёк, как ручей после оттепели. Сергей рассказал, как встретился с женой Катей на лесной полянке — она была инженером-технологом, ответственной за строительство ЛЭП.
— Упёртая, как кедр. Первый месяц вообще со мной не разговаривала — мол, браконьер я, природу гублю. — Он крутанул пустую кружку, глядя в окно. — А потом… Потом всё изменилось...
— После аварии я квартиру в Иркутске сдал. Не могу там быть. Стены как напоминание.
Тишина повисла плотно, пока Варя не проронила:
— Мама умерла в больнице. Я стояла у окна, а она… смеялась, вспоминая, какая я в детстве была. А потом её не стало.
Сергей молча подлил ей чаю. За окном ветер подхватил снежную пыль, закрутив её в танце.
— А вы… — он вдруг встал, отряхивая крошки со стола, — точно хотите этот дом продать?
Вопрос повис в воздухе. Варя вжалась в спинку стула:
— Не знаю. Здесь всё напоминает о ней. Как я смогу…
— Простите, — он резко развернулся к двери, — забыл проверить запас дров.
Его шаги заглохли за порогом. Варя, немного подумав, взяла блокнот, выводя дрожащей рукой:
«Метель затихла.
Двое одиноких в доме.
Печь шепчет свою песнь…»
— Рифмы нет! — за спиной прогремел бас. Варя взвизгнула, выронив ручку. Сергей стоял с охапкой дров, усмехаясь во весь рот:
— Я же говорил — вы как кошка. Напугать вас — раз плюнуть.
— Вы… подслушивали?!
— От слова «слушать»? Ага. Тем более у вас голосок звонкий. — Он швырнул поленья в угол. — Давайте лучше практикой займёмся. Через час снег возобновится — проверю ваши самурайские навыки.
Этот «час» растянулся в странном симбиозе работы и словесной дуэли. Сергей, чинивший забор, орал через двор:
— Эй, Басё! Как сказать «топор тупой» по-японски?
— Вам не произнести этого! — кричала в ответ Варя, выковыривая лёд из водостока.
— Ммм… Звучит, как ругательство!
К обеду тучи вновь сгустились в свинцовые пласты. Снежинки закружились над крыльцом, когда Сергей вдруг остановился, вслушиваясь в тишину.
— Слышите?
— Что? — Варя замерла с лопатой.
— Тишина. Буря вроде бы затихает.
Они стояли рядом, запрокинув головы. Снег падал вертикально, словно небеса высыпали на них последние остатки снега. Вдруг Сергей толкнул её плечом:
— Эй, смотрите!
Над лесом, разрывая тучи, пробилось солнце. Лучи золотили крышу, искрились на сосульках, превращая дом в хрустальный замок. Варя засмеялась — звонко, как в детстве.
— Красиво, да? — Сергей щурился, будто видел это впервые. — В тайге такие минуты редко бывают.
— Мама называла это «солнечными нитями», — прошептала Варя. — Говорила, что ими души вышивают судьбы.
К вечеру, когда небо снова затянуло, они сидели у печи, разбирая мамины фотоальбомы. Сергей тыкал в снимок с молодым кедром:
— Это я ей саженец принёс! Видите, кривой такой? Теперь под два метра.
— Значит, вы… — Варя перебирала фотографии, — были частью её жизни.
— Она мне, как тётушка родная была. — Сергей потянулся за термосом. — Когда ты уехала в Питер, Надежда Игоревна каждый месяц меня на пироги звала. Говорила: «Серёжа, пока ты здесь, я не одна».
Варя сглотнула ком в горле:
— Я не знала…
— А чего бы? — он пожал плечами. — Вы же в своей ракушке сидели.
Она хотела обидеться, но вместо этого спросила:
— Почему вы не уйдёте? Отсюда в город?
— Города… — Сергей закинул голову на спинку стула. — Там люди как муравьи: много суетятся, но мёда не делают. Здесь я хоть полезен.
Метель за окном вновь завыла, словно не желая отпускать их. Варя вдруг осознала: ей не хочется, чтобы это кончалось. Страх перед близостью таял, как снежинки на печной трубе.
— Слушайте, — Сергей прервал тишину, — а давайте сделку. Вы мне урок японского разок дадите, а я вас… Ну, как выжить в тайге научу…
Варя подняла бровь:
— Договорились.
— Отлично, — он засмеялся. — Ладно, самурай.
Они продвигались медленно. Сергей коверкал слова, сравнивая японские гласные с «воем волка в ясную ночь». Варя, в свою очередь, узнала, как отличать следы рыси от лисьих.
— Ваша очередь, — Сергей тыкнул в блокнот. — Напишите хайку про лес.
Варя закусила губу, затем вывела:
«Тишина сосен.
Снег на ветвях.
Сердце бьёт такт…»
Он долго молчал, потом пробормотал:
— Красиво. Как музыка.
И в этом «красиво» было больше искренности, чем во всех его прежних шутках.
Они сидели в темноте, пока часы на кухне не пробили три. Варя вдруг поняла: она не боится. Ни его близости, ни тишины, ни собственного голоса, который сказал:
— Я останусь.
Сергей повернулся, глаза блеснули в полумраке:
— Продавать дом не будете?
— Нет. — она вдохнула глубже.
Он хмыкнул поднимаясь:
— Ну, если нужна будет какая помощь я как раз свободен. Только учтите — я дорогой. Платить будете… уроками японского.
Утром, Варя обнаружила на ступеньках фигурку — грубоватого кота, с сосновой хвоей вместо усов. Рядом записка:
«Юкигафуру.
Хвост метлой, глаза — угли.
Ступай за мной».
— Ужасно, — она рассмеялась, прижимая листок к груди. За домом гремел топор — Сергей рубил дрова для нового дня.
Год спустя.
Ещё летом Сергей и Варя продали свои городские квартиры, отремонтировали мамин дом, и построили гостевые домики. Теперь здесь была база отдыха для людей, которые устали от городской суеты.
Солнечный луч скользнул по струганым брёвнам веранды, выхватывая из тени табличку: «Юкигафуру. Тихое место». Варя поправила шаль на плечах, проверяя связь на ноутбуке. На экране мелькали лица учеников — японских пенсионеров, изучающих русский через её онлайн-курсы.
— Сегодня разберём пословицу «Тише едешь — дальше будешь», — она улыбнулась, заметив в углу своего экрана Сергея. Он прокрадывался мимо с лопатой, изображая клоунаду с падением в сугроб.
— Варя-сан, это ваш муж? — спросила пожилая японка, указывая на мелькнувшую шапку.
— Со-труд-ник, — Варя растянула слово, бросая в Сергея скомканную бумажку. Тот поймал её, развернул и увидел каракули: «Срочно! В домике №3 кран течёт. Беги туда, ниндзя!»
Вечером, когда последние гости разъехались, они сидели на крыльце, слушая, как лес оживает от приближения весны. Варя прижалась к плечу Сергея, вспоминая, как год назад они познакомились.
— Принцесса, — он встряхнул её за плечо, — Смотри какая красота…
Они молча наблюдали, как первые звёзды проступают сквозь ветви. Где-то вдалеке заухал филин, и Варя вдруг осознала: страх остался там, в петербургской квартире. А здесь, в переплетении их непохожих жизней, она обрела нечто большее, чем покой — смысл…
♥️ Подпишитесь, чтобы каждый день согреваться новыми историями. ♥️