Сегодня день память народного артиста РФ Александра Пороховщикова,,,
«Я родился в Москве, но вся моя родня по маме из Петербурга. Прадед
Александр Александрович Пороховщиков был очень состоятельным человеком, владел заводами в Питере, имел несколько домов. Старый храм Христа Спасителя строился и на его субсидии. Очень много информации о моих близких утеряно.
В 1991 году я снимал фильм «Цензуру к памяти не допускаю», в нём
рассказана история нашей семьи, начиная со сталинских времен. Но когда
картина была готова, ей сначала не давали ходу. Мне пришлось выслушивать
какого-то «Тютькина» из Госкино, что фильм не удался. Расстроенный
этими обстоятельствами, я пошел в ресторан Дома кино загасить, так
сказать, внутреннее волнение.
Доктор пед. наук Н. Ф. Хилько написал в своей монографии, что «экранная реконструкция автобиографического сюжета с использованием приёмов ретроспекции и иконографии раскрывает перед зрителями сложную духовную эволюцию главного героя в его нравственных исканиях и борьбе за справедливость» . В другой публикации он указал, что «в авторском биографическом фильме Александра Пороховщикова «Цензуру к памяти не допускаю» показан процесс и результат борьбы за сохранение человеческого достоинства в исторической ретроспективе судьбы русского человека». Он также отметил яркость кинометафор фильма.
И на стенде увидел результаты сценарного конкурса, проводившегося в
Ленинграде. Оказалось, что мой сценарий занял второе место. Потом я
увидел в Доме кино информацию о фестивале русского кинематографа во
Франции. Мы с супругой поехали туда. Ирочка молилась в церкви каждый
день, чтобы я хоть что-нибудь там получил. Священник, увидев ее слезы,
спросил: «Мадемуазель, в чем дело?». Ирочка ему все рассказала, на что
священник ей сказал: «А я знаю ваших родственников, их очень много по
всему миру».
Всё это произошло в 1992 году. На фестивале картина получила главный приз. После показа мы с Ирочкой приходим в гостиницу, а там лежит для меня письмо:
«Уважаемый Александр Шалвович, я тоже ношу фамилию Пороховщиковых и нахожусь в двадцати минутах езды от вас».
Мой дедушка по маминой линии был изобретателем первого в мире танка,
занимался серийным производством военных самолетов, мне известно, что он родоначальник первой судовоздушной подушки. Дед был высокого роста, и я помню из детства один забавный момент. Как и все учёные, всё время о
чём-то думающие, он вёл меня маленького за руку и забыл обо мне.
В какой-то момент дед выпрямился, а я повис на его руке и ещё долго
висел, пока он шел и думал о своем. Через какое-то время я начал кричать
и возмущаться, только тогда на меня обратили внимание. У него был друг
Сергей Брюхоненко, тоже учёный, с ним происходили подобные истории.
Однажды на улице он встретил знакомого и тот его спросил о здоровье, на
что Брюхоненко ответил: «Ничего, вот только прихрамываю что-то». На
самом деле профессор, занятый своими мыслями, шёл одной ногой по
тротуару, а другой по бордюру.
В 1941 году деда арестовали, и больше о его судьбе нам ничего не известно. Но спустя шесть лет произошел странный случай. Раздался телефонный звонок, спросили Галю, мою маму. Голос в трубке сказал, что это её папа. Мама закричала: «Папа, папочка, где ты?» Мужской голос продолжал: «Передай Нине, что у меня со ртом все в порядке».
Моя бабушка, пианистка, наполовину немка и наполовину француженка из Эльзаса Эмилия Людвиговна, аккомпанировала здесь с Рахманиновым Шаляпину.
После революции в доме была библиотека, а в последние годы располагались коммуналки. Многие ценные вещи пропали, а камин из драгоценных металлов вообще разворотили люди, представившиеся сотрудниками из общества охраны памятников. Одна девочка, которая родилась в одной из коммуналок, спросила у меня про какое-то огромное ведро. Оказалось, это ведро стояло раньше у того самого камина и в него ставили кочергу. То тут, то там всплывают вещи моих родственников с фамильными вензелями.
Как-то по телевизору увидел репортаж о мошенниках, где показали
вещи, с которыми их поймали. Я чуть в обморок не упал, когда увидел
пиалу, соусницу с нашими семейными гербами, у меня такие же дома стоят. В
1995 году мне этот дом сдали в аренду на 49 лет. Я очень благодарен за
это Святославу Николаевичу Фёдорову, замечательный был человек, он и
помог мне в этом деле, замолвил словечко у московских чиновников. Есть
информация, что нашей семье принадлежат ещё четыре дома в Москве.
Отреставрировать его стоило мне больших усилий, ведь деньгами никто не
помогал. Мы хотим разместить здесь театр, музей, творческие мастерские,
это должен быть дом доброты, где будет звучать детский смех и куда могут
заходить обычные люди, даже с тем, чтобы просто поговорить. Вот такая
история моего рода. Страшно, когда уходят близкие и родные, но есть вещи
пострашнее, когда уходят последние и больше не у кого получить
информацию.