Солнечный луч скользнул по занавеске, освещая лицо Марины, которая тихо перебирала документы на кухне. Рядом, за заваленным посудой столом, Алексей, её муж, хмуро листал газету. Тишину нарушал лишь шелест страниц и звон ложки о чашку.
— Ты сегодня рано, — бросил он, не поднимая глаз.
— Да, совещание отменили, — ответила Марина, стараясь не замечать его тон.
Он резко захлопнул газету, и она вздрогнула.
— Опять с этим... как его... Дмитрием работала?
— Климовым? Он мой коллега, Лёша.
Его пальцы сжали край стола.
— Не нужно делать из меня дурака. И смотри мне в глаза, когда отвечаешь.
Она медленно повернулась, встречая тяжёлый взгляд.
— Я говорю правду.
Алексей встал, отодвинув стул с грохотом.
— Знаю как у вас у женщин это происходит. А потом оказывается, что «обычный коллега» провожает тебя до машины. Или шлёт смайлики в сообщениях.
Марина закрыла глаза. Опять. Всё опять.
— Это был вопрос о проекте. Я показывала ему таблицу.
— Таблицу? — он горько усмехнулся. — Знаешь, как это выглядит со стороны?
На работе кажется уже все знали, какой ревнивый муж у Марины. Все относились осторожно и с пониманием. Женщины советовали ей скорее уходить от такого психопата.
***
Марина стояла у кофемашины, когда к ней подошла секретарь Ирина.
— Ты в порядке? — тихо спросила она. — Слухи ходят, что Алексей устроил скандал в бухгалтерии, требуя данные о твоих командировках.
Марина сжала стакан.
— Он просто... волнуется.
Ирина покачала головой.
— Это не нормально, Марин. Ты же понимаешь?
— Что не нормального в том, что мой муж обо мне волнуется и заботится? У тебя мужа нет вот ты и завидуешь.
— Глупая ты Маринка!
Дом погрузился в полумрак. Алексей сидел на диване, уставившись в телевизор. Марина вошла, держа в руках пакет с продуктами.
— Почему свет не включила? — рявкнул он.
— Забыла, — она щёлкнула выключателем. — Хочешь есть?
Он резко встал.
— Где ты была два часа?
— В магазине. Видишь пакеты?
— Два часа на молоко и хлеб?
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна отчаяния.
— Я заезжала к маме. Ей плохо.
— Ага. И, конечно, не могла предупредить. Или ты специально? Чтобы я думал...
— Чтобы ты что? Сомневался? Подозревал? — её голос дрогнул. — Может, хватит?
Он шагнул ближе, глаза сузились.
— Ты мне угрожаешь? Хватит что?
— Хватит подозревать меня в том, чего нет. Ты себе придумываешь что-то, а я виновата?
На следующий день.
— Сегодня звонила твоя сестра, — сказала она. — Приглашает на дачу в субботу.
Он резко повернулся.
— Зачем?
— Отдохнуть. Собраться всем вместе.
— И ты согласилась?
— Я подумала, это поможет... наладить наши отношения.
Алексей сжал кулаки.
— Наладить отношения? То есть у нас всё так плохо? Мечтала бы о другой жизни? Может у тебя есть кто на примете?
— Прекрати! Я хотела как лучше, — она встала, пытаясь сохранить спокойствие. — Это просто семейный ужин.
— Семейный? — он горько рассмеялся. — Так и скажи, что тебе просто мой брат приглянулся. Видел я, как ты на него смотрела в прошлый раз.
— Ты что ненормальный! — она почувствовала, как слёзы жгут глаза. — Как ты мог такое придумать? Даже в мыслях такого не было.
— Потому что знаю, как это бывает! — его голос сорвался. — Все женщины одинаковые.
Ночью того же дня Марина лежала без сна, слушая тяжёлое дыхание мужа. Рядом на тумбочке светился экран телефона. Она осторожно взяла его, чтобы проверить время, но тут же почувствовала, как Алексей напрягся.
— Кому пишешь? — прошипел он.
— Никому. Хотела посмотреть...
— Дай сюда! — он вырвал телефон, пролистывая историю. — Опять сообщения от «коллег»?
— Это рабочий чат!
— А это что? — он ткнул в экран. — «Спасибо за поддержку». От кого? От него?
— От Ирины! — она села, обхватив голову. — Ты же видишь имя.
— Ирина... — он швырнул телефон на пол. — Все вы...
***
Вечером следующего дня Алексей сидел на кухне, уставившись в холодный чай. В голове крутились слова сестры: «Она заслуживает нормальной жизни, Лёша». Он сжал кружку. Нормальной? А со мной значит она несчастлива...
Марина пришла с работы раньше обычного.
— Это... заявление об уходе. Я увольняюсь.
Он поднял глаза, не веря.
— Что?
— Хочу уйти с работы. Чтобы ты не волновался.
Алексей почувствовал, как сердце сжалось.
— Ты серьёзно?
— Да. И... я беременна.
Он замер.
— Что?
— Тест показал две полоски. Но если ты не хочешь...
Он вскочил, опрокинув стул.
— Ты специально? Чтобы привязать меня? Или это... его? Я чужого ребёнка воспитывать не буду!
Лицо Марины исказилось от боли.
— Как ты можешь?..
— Всё! — он ударил кулаком по столу. — Завтра же подаю на развод. И ребёнок... Узнаем через суд, мой ли он!
— Хватит с меня. Не могу так больше. Ты невыносимый!
Девушка развернулась и ушла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь на замок. Алексей отправился к другу, запивать горе и вновь жаловаться на гулящую неверную жену.
Марина смотрела на себя в зеркало и не могла поверить. Прямо сейчас она уйдёт и больше никогда сюда не вернётся. В ней проснулась такая сила, что ничего не могло её больше остановить.
Он будет расти в страхе, — подумала она. — Учиться вздрагивать от каждого хлопка двери, втягивать голову в плечи, когда отец станет бить кулаком по столу. А я... Я не смогу его защитить».
Внезапно её затошнило — не от токсикоза, а от острой жалости к самой себе. Она вспомнила, как мечтала о семье: о завтраках втроём, о смехе в детской, о руке Алексея, осторожно держащей крошечные пальчики. Теперь эти мечты казались наивными сказками, которые она сама себе рассказывала, чтобы не видеть правды.
«Я не могу рисковать», — прошептала она, гладя живот. Под ладонью чувствовалось едва уловимое тепло — будто жизнь внутри согревала её, умоляя не сдаваться. Слёзы навернулись на глаза, но они были другими: не горькими, а горячими, как первые капли дождя после засухи. Это были слёзы пробуждения.
Она встала, и комната закружилась перед глазами. Вещи в шкафу, фото в рамках, даже шторы — всё вдруг показалось чужим, наносным, как декорации в театре, где она играла роль «счастливой жены». Пальцы дрожали, когда она достала чемодан, но руки двигались уверенно, словно тело знало, что делать, пока разум ещё бился в сомнениях.
«А если он меня найдёт?» — мелькнула мысль. Но тут же всплыло лицо матери, её слова: «Беги, пока можешь. Ребёнок должен расти там, где его не будут учить бояться любви». Марина представила сына или дочь — смеющегося, свободного, с её глазами и, может, его упрямым подбородком.
Когда она закрыла чемодан, в животе шевельнулось что-то тёплое. Не боль, не страх — предчувствие. Как будто ребёнок шептал: «Я с тобой». И в этот момент она поняла, что никогда не была так одинока, но и никогда так не была не одна.
У двери она обернулась. Комната, которую они когда-то выбрали вместе, теперь казалась музейным экспонатом — пыльным, безжизненным. «Прощай», — прошептала она, но не стенам, не воспоминаниям. Она прощалась с той Мариной, что терпела, молчала, оправдывала. А в животе снова шевельнулась жизнь — будто соглашаясь.
Пару дней девушка жила у подруги, которая помогла ей купить билет к маме во Владивосток. Решила поехать домой, там ей будет легче и поддержка всегда рядом. Родные и любящие по-настоящему люди.
Марина сидела на вокзале, прижимая к себе сумку. Поезд уходил через час. Рядом лежал билет в другой город. «Может, начать сначала?» — думала она, глядя на тёмное окно.
Вдруг раздался звонок. Неизвестный номер.
— Алло?
— Марина, это Анна Петровна. Алексей, вы не представляете. Всю ночь кричал, бросал вещи... Я испугалась. Вы... Вы где?
— На вокзале.
— Не уезжайте. Поговорите с ним. Он... он не в себе.
Она закрыла глаза. Слёзы капали на билет.
— Спасибо. Но я не могу больше.
Через год. Алексей стоял у окна, рассматривая фотографию. Счастливые лица: свадьба, путешествия, первый поцелуй. Рука дрожала. Рядом лежало письмо из суда. «Отец не установлен».
Он сел, закрыв лицо. В дверь постучали.
— Кто?
— Это я, Анна Петровна. Принесла письмо... от Марины.
Он вскочил.
— Откройте!
На конверте стоял штемпель другого города. Внутри — фото младенца и короткая записка: «Это твой ребёнок. Твоя копия, никакого теста не нужно. Прости, я не смогла больше это терпеть»
Алексей упал на пол, сжимая снимок. Дождь за окном смывал последние лучи заката.
Ревность разрушительна.