Человеческое состояние, если посмотреть на него более пристально, без иллюзий — это не покой. Это не равновесие и не уверенность. Чаще всего это тревожность, облаченная в слова.
Мы не ходим и не говорим: «я взволнован», «мне страшно» или «я не знаю, что делать». Вместо этого мы говорим: «мне надо работать над собой», «я хочу достичь гармонии», «мне нужно развиваться». Мы заворачиваем внутреннее беспокойство в успокаивающие обложки. Мы не просто испытываем тревогу — мы её оформляем, структурируем, наделяем значением и зовём это «жизнью» или «путём».
На самом же деле — это попытка ума зацепиться хоть за что-то в этом зыбком мире, где нет никаких гарантий. Где всё, что ты видишь, чувствуешь, знаешь — меняется каждую секунду. И ум не может этого выдержать. Он боится пустоты, боится неопределённости, боится того, что если он перестанет называть, анализировать, структурировать — он исчезнет. И тогда появляется тревожность.
Но ум хитёр. Он умеет маскировать свою панику. Он берёт это чувство и превращает его в образ себя. Он говорит: «Я такой человек. Я думаю. Я ищу. Я стараюсь». Он превращает тревогу в личность.
Так и рождается «я».
Не тот, кто живёт. А тот, кто описан.
Каждая мысль — это якорь. Каждое объяснение — попытка удержаться на поверхности. Даже стремление к духовности часто не что иное, как форма страха: страх оказаться «непробуждённым», «плохим», «неразвитым». Мы боимся быть ничем.
Но именно в этом "ничём" начинается свобода.
Только в молчании — за пределами названий и тревожных историй — вдруг проступает нечто настоящее. Не чувство, не идея, не образ, а состояние без состояния.
Чистое присутствие.
И если отпустить необходимость описывать, если позволить тревоге просто быть, не вникая в её лексику — она рассеивается. Без слов и контекста она больше не играет роли.
Когда нет слов — нет и тревожности.
Есть только тишина.
Есть только Жизнь.