Серый кричал. Мяукал хрипло, пытаясь привлечь к незаметному себе людское внимание. Обидно было до одури, а теперь вот еще и болеть невыносимо стало.
Серый дернулся. Еще раз и еще. Бесполезно. Проклятая железяка держала крепко. Намертво примороженные к ней передние лапки если и можно было оторвать, то только лишившись вросших в беспощадный лед нежных подушечек.
Серый и на это бы согласился - хромать то все лучше, чем замерзнуть до смерти. Вот только опять незадача - спасти собственные лапы из морозного плена, пусть бы и такой высокой ценой, сил у кота на хватало.
А потому все, что Серому оставалось это едва слышная, вырывающаяся из простуженного горла мольба о помощи. Только вот помогать отчего-то никто не спешил.
Шли укутанные по самые носы люди мимо. По одиночке ли, парами ли шли разговаривая, и ни один в сторону плачущего Серого даже не повернулся. Не бросил взгляда на попавшего в страшную ледяную ловушку кота. Не остановился, протянув тому руку помощи.
А на улице скоро темнеть начнет. Совсем плохо станет.
Серый и сейчас то, днем, грязной своей шерстью снегом припорошенной не особо заметен был. А уж в сумерках то…
Да и не доживет он до сумерек.
Это если свободным бы был тогда да- под машину теплую или в дверь подъездную за кем проскользнул. Глядишь день бы еще промаялся. А так…
Серый поежился. Идущий от примерзших кончиков лап холод уже сковал лапы целиком. Распространяющаяся колючками по всему телу боль сводила напряженные в попытке хоть как-то согреться мышцы судорогой.
Желание чихать сводило с ума - тающие на горячем носу и тут же опять замерзающие, сыплющиеся из прохудившегося неба снежные хлопья свисали с усов ледяными иголками.
Охрипшее совсем горло саднило. Но Серый зачем-то упрямо продолжал беззвучно разевать пасть. И подавившись холодным воздухом закашлялся, когда, заново открыв прикрытые минуту назад слезящиеся глаза, увидел рядом с собой её.
Зародившаяся в коте радость горячей волной окатила совсем заледеневшие мышцы и вздыбивший на выгнутой в ожидании чуда спине шерсть Серый на секунду стал похож на диковинного снежного ежа.
Вот! Сейчас! Сейчас он освободится и собрав последние крохи сил, растратив последние, спрятанные в самой глубине тела резервы найдет укрытие.
Потому что еще может. Еще не замерз окончательно. Не заледенел.
Не превратился в похожие друг на друга как две капли воды окружающие его неровными снежными волнами сугробы.
Вот только время шло, а уже успевшие потерять чувствительность лапы по-прежнему Серому не принадлежали…
*****
Карина среди толпы прохожих выделялась как высокий лебедь среди приземистых, кажущихся на припорошенном снегом льду совсем серыми, уток.
Яркая, красивая. Накрашенные красной помадой пухлые губы алеют, от наращённых только что у мастера длинных ресниц на точенных скулах кокетливые тени пляшут. Шубка пушистая, розовая, сапожки на шпильках как молоточки по заиндевевшему тротуару стучат.
В одной руке стаканчик бумажный с эксклюзивным чайным сбором заваренный - от кофе у Карины цвет лица портится. В другой – телефон, камерой на себя любимую направленный. Селфи дело серьезное.
Что попало в интернет разве выложишь?
Вот и порхали наманикюренные пальчики по гладкому экрану: улыбка, взмах ресниц…
Вспышка - снимок.
Плечико вперед, нос в пушистый воротник уткнуть - другой…
Третий, четвертый, пятый.
Все не то! Ни один Карине не нравился: то взгляд не загадочный, то губа слишком сильно прикушена. А на этом вообще идеально гладкие пряди волос не пойми от куда взявшийся ветер растрепал…
Замершего у железных ворот кота Карина заметила случайно. Ну никак не получался у нее призванный покорять сердца, эффектный собственный портрет. Вот и пришлось повернуться в пол-оборота к расположенным справа от тротуара кованным воротам в парк.
Там, в воротах этих, между железными, выкрашенными черной, на морозе отдающей синевой краской, прутьями он и сидел. Лапы передние на перекладине, пасть беззвучно открывает.
Снегом почти весь так заметен, что и не разобрать сразу цвета - то какого…
Карина даже хихикнула про себя мимо проходя: мол все кошки зимой белые! А потом развернулась резко.
Стойку, как собака охотничья, приняла — это же какой контент! Какие просмотры! Да ей за такой подвиг подписчики дифирамбы петь будут! На руках носить! В пример ставить!
И не мешкая ни минуты присевшая рядом с примерзшим к воротам котом Карина принялась воплощать задуманное.
Серый только и смотрел растерянно, как присевшая рядом с ним на корточки девица вместо того, чтоб его из беды вызволять, прихорашивается. Волосы от снега отряхнула, от лица непослушные прядки отвела. Мех пушистый на розовой шубке расправила…
А потом поставила еще дымящийся стаканчик бумажный на землю, улыбнулась… И давай на него, на Серого, телефон как орудие наводить.
Справа, слева, сверху…
Серый только и успевал, что считать мерцающие не хуже молний яркие блики - вспышки. А когда уже и на удивление сил не осталось. Когда проклятый мороз, кажется, в самое сердце заполз, так от боли заорал, что сам собственного крика испугался.
И спустя минуту, скукожившись на снегу, еле ворочающимся языком зализывал пульсирующие, горящие огнем лапы, освобожденные с помощью вылитого на них, расползшегося по снегу некрасивым пятном, эксклюзивного чая.
А вспышки - молнии все сыпались. Щелкали словно холостые выстрелы из старого револьвера. А потом сменились ровным стуком удаляющихся вдаль каблучков: не пощадивший Серого холод добрался и до Карины. И совершившая добрый поступок, довольная собой блогерша, поспешила скорее в тепло - домой.
Отснятый ей потрясающий материал по спасению кота необходимо было срочно выложить.
А то, что спасенный, замерзший, еле живой кот так и остался у железных ворот, так это его проблемы…
Она же помогла? Помогла! Какие к ней вопросы?!
Цвет лица Тани кофе не портил, напротив. Горячий, с будоражащим ноздри запахом ванили, с тающим на языке сладкими каплями малиновым сиропом, напиток на Танином лице вызывал исключительно счастливую улыбку.
Так было всегда, и, наверное, обязательно было бы и сегодня, если бы не одно маленькое «но»: нуждающегося в помощи, пойманного в ледяной капкан кота, Таня заметила почти одновременно, с похожей на залетевшего случайно в их городок розового фламинго, Кариной.
И уже было прибавила шагу в сторону попавшего в ловушку бедолаги. Но увидев, что «розовая шубка» спешит на выручку, остановилась. И следующие десять минут втягивая в трубочку кажущийся в этот раз противно приторным любимый кофе, пыталась убедить себя, что в устроенной девушкой фотосессии нет ничего плохого.
Ну мало ли какие человеком помыслы движут. Может быть, «розовая шубка» эти фотографии со спасенным ею замерзшим котом детям показывать будет? На собственном примере малышню доброте учить?
«А может быть и не будет…» - додумывала Таня уже на ходу так и не сумевшую до конца сформироваться мысль, торопливо идя в сторону парковых ворот, от которых бодро цокая каблучками в одиночестве удалялась так и не выпустившая из рук телефон Карина.
*****
Тепло возвращалось к Серому по крупицам. Прорастало как цветок разрыв-травы в каждую скованную морозом клеточку. Взрывало заново учившиеся чувствовать нервные окончания фейерверком боли.
Но Серый терпел.
Стискивал и без того до ломоты сжатые зубы еще сильнее, подтаскивал под себя на сколько хватало сил простреливающие болью лапы и осторожно, глоток за глотком, проталкивал в легкие пахнущий едва уловимым сладковатым ароматом воздух.
Потерявший было чувствительность, вновь оживший в тепле хвост нервно подрагивал. Тонкие, усыпанные былыми полупрозрачными ниточками боевых шрамов уши настороженно, словно спрятавшиеся в тылу врага диверсанты-разведчики, прислушивались к раздающимся вокруг незнакомым звукам.
Замедлившееся до предела, почти остановившееся сердце оживало, учащенно толкаясь в полукруглые дуги ребер.
Сил подняться на лапы еще не было. А вот повернуть голову в сторону раздающегося где-то рядом тихого пения вполне. И прикрыв сверкнувшие желтизной, слезящиеся глаза кот весь превратился в слух.
Голос был незнакомый, хотя нет, его он уже, кажется, слышал? Серый напряг память. Голова болела, как, впрочем, и все остальное тело. Мысли были вялые. Неповоротливые.
Но Серый упорно, минуту за минутой, отматывал спрятанные в сознании образы назад. Ища, буквально выуживая, ему сейчас нужный…
Кажется, именно этим, напевающим сейчас незатейливую песенку голосом она «кискала»? И что-то говорила про ужасно не вкусный в этот раз кофе и залетевших в их городок дурацких розовых фламинго?
И ругалась, потому что совсем негнущийся, поднятый ей с промерзшей земли, кот целиком не помещался за пазуху.
А от прикосновения её горячих, пахнущих сдобой рук хотелось плакать. Хотя, может быть, это просто разочарованно таял лишившийся добычи на всё же поместившемся в тепле её куртки Сером снег.
Там, внутри этого блаженного тепла, у неё был шерстяной, норовивший куснуть Серого за нос свитер. Но увернутся от царапающих нежную кожу носа шерстинок сил не было, и все что он, Серый, смог - слабо чихнуть.
Раздавшееся сверху: «Слава богам, живой! Будь здоров!» - было запыхавшимся. Потому что они бежали? А потом, кажется, ехали?
Серый снова тряхнул головой, и выловил из недовольно просыпающегося в тепле сознания еще один кусочек воспоминаний.
Да, они действительно ехали. И салон подвезшей их машины вкусно пах сосисками. Хотя, может быть, находящемуся в полубессознательном состоянии Серому просто хотелось в это верить, слушая как постоянно извиняется за валяющиеся на заднем сидении упаковки от ход-догов водитель.
Его гортанные, с неуловимым акцентом слова навели на и так сонного Серого окончательную дремоту, и следующее, что проснувшийся кот помнил была та самая батарея, у которой завернутый в мягкое покрывало, подпертый пластиковыми бутылками с теплой водой он сейчас и лежал.
*****
Серый часто потом вспоминал то мягкое, первое в его жизни покрывало, и просунутый в уголок рта шприц с теплым паштетом, от которого по почти атрофировавшемуся пищеводу прокатился настоящий, огненный шар.
С едой той зимой Серому тоже не особо везло и, наверное, смерть от голода была бы ничуть не милосердней убивающего все живое мороза.
Серый не хотел гадать.
Не сейчас, когда щедрая на испытания судьба вдруг сжалилась.
Когда от голода, холода и страха так и остаться намертво примерзшим к железным воротам остались одни воспоминания.
Когда противная, равняющая его асфальтом кличка Серый давно сменилась на ласкового в пятнах - яблоках Пирожка, а чуждое «она» на родное и любимое «Танечка».
Он и сидел с ней сейчас, со своей обожаемой Танечкой. Мурчал лениво под телевизионное бормотание. Шевелил усами, осязая наполненное дразнящим ароматом можжевельника, идущим от сжимаемого хозяйкой в руках бокала. Дремал, на мелькающие на экране картинки внимания не обращая.
А потом вдруг затих настороженно. Задрал морду усатую вопросительно, чувствуя, как гладящая его хозяйская рука напряженно замерла. И поняв куда Танечка его смотрит, сам в соляной столбик превратился, глазищи желтые раскосые не хуже совы округлив.
А действие на привлекшем внимание девушки экране между тем разворачивалось.
Вот и шубка пушистая розовая у ворот замелькала, и стаканчик брендовый на землю аккуратно поставленный.
А вот и он, тогда еще Серый, рот безмолвно открывающий. Не понимающий зачем в него и так измученного еще и пальцем наманикюренным под вспышки фотоаппарата тычут.
И снова ворота, и некрасивое от пролитого чая пятно на снегу. И опять он - грязный, невзрачный, припорошенный падающим сверху снегом, на фоне этого пятна чайного совсем потерявшийся. Скукоженный какой-то, лапы освобожденные лизать пытается…
А «розовая шубка» с телефоном так и не расстается, говорит чего-то, позирует. А потом, рядом с ней, колонки какие-то, цифры показали.
Танюша его глядя на них глотком кофе, ошарашенная, подавилось, а диктор репортаж ведущий все не замолкает. Жестикулирует, рассказывает…
И о Карине, блогерше, «спасительнице» его, Серого, мимо не прошедшей. И о взорвавших интернет сделанных ею фотографиях. И о нем диком, оказывается, по дороге из рук женских хрупких вырвавшимся. Хоть она и прижимала его замершего отогреть пытаясь изо всех сил, дорогую шубку испачкать ради доброго дела не побоялась….
Только вот шла на следующем показанном в репортаже фото одна. И на шубке розовой ни соринки, ни пятнышка…
А это? - Пирожок на следующей картинке даже дышать как забыл, - Танюша его? Румяная то какая! И куртку вон к нему спеша на ходу расстегивает. А он и правда - каменный, с таким за пазухой ни одна молния не сойдется…
Но она у него вон какая упрямая. Не сдается! Видно, как побелевшими от напряжения пальцами полы куртки стягивает, а губы поджатые шевелятся… Пирожок помнит - сердится. На фламингу розовую ругается.
А потом бежит вместе с ним, наконец за пазухой уместившимся, торопиться…
А в Каринином блоге, на который довольный диктор указкой тычет, цифры какие-то как листья с деревьев по осени осыпаются.
Танюша его только и шепчет потрясено: Минус тридцать тысяч подписчиков…
А в конце и вовсе неожиданность, «таксист» их случайный в кадре! Про добро настоящее, искреннее - не на показ, рассказывает. И от слов гортанных, с неуловимым акцентом, Пирожку в этот раз спать совсем не хочется.
Журналистом любителем парень-то оказался. Случайно ли, а может и правда судьба шутница в те края тем днем призвала. Всю историю его, Пирожкового, спасения на камеру заснял. Да еще и машину к бегущей его Танечке подогнать успел.
А теперь вот…
Чего он?! - Пирожок даже мявкнул возмущено то на экран, то на Танечку, хохочущую попеременно поглядывая, - На свидание зовет?! По бегущему внизу экрана номеру телефона позвонить просит?!
Возмущенный такой наглостью кот даже с дивана спрыгнул. Шерсть белоснежную, яблоками серых пятен усыпанную дыбом поднял…
А потом развернулся на сто восемьдесят градусов, обратно к Танюшке за ним, с улыбкой, наблюдающей на колени, забрался. Боднул головой в подбородок, замурчал примирительно.
-Ладно уж, звони, хозяйка! Хороший вроде человек.
От плохого сосисками пахнуть не будет…
Подписка, 👍 и ваши комментарии приветствуются и помогают автору стать лучше..))