Окончание
- Бать, разговор есть серьёзный - Иван ухмыльнулся, скрывая смущение - жениться я надумал.
- Хорошее дело, женись, мы не против, денег с матерью отложили маленько, знаем что у вас с Ниной всё серьёзно.
- У нас-то серьёзно, только отец Нинкин против, говорит, что я бесноватый был в детстве, боится он за меня дочку отдавать.
- Поговорю я с ним сынок, вечером схожу и поговорю, пусть не слушает кого попало. Палец тебе отрезали в больнице, из-за того что загноился от раны, и болел ты долго после этого. А старушки и понеслись трепаться по деревне, придумали невесть что, вот бестолковые. Ты не переживай, всё будет хорошо, сыграем свадьбу, не хуже чем у людей.
Окрыленный Иван убежал к своей ненаглядной Нине, а Матвей призадумался, разминая папиросу в пожелтевших от табачного дыма пальцах. Все эти годы, он внимательно вглядывался в сына, боялся, что чёрный человек вернется, и Ваня снова станет угрюмым и нелюдимым.
Но проходили годы, парень рос веселым, общительным, и никогда не вспоминал о соседе, дяде Коле, и о том, что с ним случилось в детстве. Скорее всего забыл, память, она такая, убирает ненужные воспоминания в тайные уголки, и хранит их там, до поры, до времени.
Мать Ивана и сестра не знали подробностей, баба Маша умерла через несколько лет, старик был не местным, и остался один Матвей, кто знал правду. Он молчал, а перед глазами до сих пор стояла та жуткая картина, когда из сына изгоняли непонятное существо. Не мог он забыть, как лежал на полу, дрыгая конечностями чёрный человечек, как заливался смехом, брызгая слюной. Из-за этих воспоминаний, поменял крепкие ещё половицы, разобрал и поставил новую печь, старые доски и кирпичи увёз в овраг и завалил мусором.
Но покоя на душе не было, всё страшился увидеть черноту болотной воды в глазах сына. Ту самую, что плескалась в них, когда маленький Ваня рвал верёвки, которыми был привязан к кровати. Но ясные глаза сына сияли синевой, белозубая улыбка не сходила с лица, и отец вздыхал с облегчением, кажется, нечисть забыла про него.
Матвей сходил к отцу Нины, поговорил по приятельски, пошутил, посмеялся над сплетнями и будущий сват сдался.
- Так и быть, пусть женятся, Ванька парень неплохой, работящий, неглупый, с Ниной за руки держатся с восьмого класса, любовь, видите ли.
Обсудили расходы на свадьбу, где жить молодым в первое время, и пошли по домам, сообщить радостную весть женам и детям.
Свадьбу сыграли пусть и не богатую, но весёлую, пили, ели и плясали два дня, как положено, и морду побили некоторые товарищи друг другу. Два баяна, как в анекдоте, не порвали, но гармониста уморили, три дня ещё и после свадьбы не мог домой попасть, спал в сарае у Матвея. Всё как у людей, свадьба, гулянка до одури, сноха в доме приветливая, улыбчивая, свекровь со свекром уважает, старается.
Молодые быстро справились и с основной задачей, к зиме ходила Нина с пузом, а летом родила девчонку. Радовались кажется все, нянькались, сюсюкали малышку, все, кроме папаши молодого, показалось Матвею, что недоволен чем-то сын.
- Пацана я хотел - признался он отцу - а Нина девчонку родила, надо же.
- Радуйся, что здоровый ребёнок, а пацан ещё будет, какие ваши годы - посмеялся отец и потрепал по плечу сына, - иди лучше, подержи дочь на руках, а то я смотрю, так и не подошел ни разу к кроватке.
Иван вздохнул огорченно, но с дочкой возиться начал с того дня, то на руках потаскает, то кроватку покачает ночью.
- Сына он хочет - призналась Нина свекрови - вынь да положь ему мальчишку, рыбачить видите ли не с кем. А я думала отдохнуть немного после Алёнки, чтобы подросла, помощницей стала, не хотела рожать друг за другом.
- А может и зря, родила бы ещё одного, я помогу если что, пока живём вместе.
Свекровь подвинулась поближе и зашептала:
- Мужики о новом доме разговоры ведут, думают, где ставить. На своей же усадьбе, или где-нибудь недалеко. Мы с отцом останемся здесь, а вы переедете, как только достроим. Лет пять пройдёт, пока до ума доведут новую избу, за это время и ребёночек второй подрастёт у вас.
Но вторая беременность Нине далась тяжело, может и организм не успел восстановиться. Оно и неудивительно, разница между детьми будет всего год и пять месяцев.
Живот огромный, сама вся отекшая, ребёнок с рук не слезает, совсем ей стало не до мужа. Но Ваня терпит, старается жену не обижать, хотя иногда и не выдерживает, нет, нет да и буркнет раздраженно.
Устал он смотреть, как Нина превращается в тетку с засаленными волосами и визгливым голосом, вечно в грязном халате и тапочках. Понимал, что не виновата Нина в этом, но уже не тянуло к ней как раньше, и старался бывать дома реже. Задерживался на работе, находя для этого причины, и приходил, когда измученная жена уже спала. Быстренько съедал остывший ужин, и заваливался спать, где-нибудь в закутке, чтобы не будить никого.
Но природа брала своё, хотелось женского тела и ласки, а повариха Сонька из колхозной столовой была такая крепенькая и шустрая. Старше лет на пятнадцать, но ещё в самом соку, и так плотоядно облизывает губы, когда смотрит на Ваню. И зовёт его в подсобку, то мешок занести, то картошку, а потом мясом угощает не жадничая, огромными кусками накладывает в тарелку.
В подсобке и согрешили, не выдержал Иван, дома он как чужой, жена стала страшна как смерть, еда всегда остывшая, а родители заняты лишь домом и внуками, поговорить даже не с кем.
Вот и потянуло его к ласке и теплу Сонечки, она его и приголубит, и накормит, и жалобы выслушает. Взрослая, умная, добрая, рядом с ней Ваня снова почувствовал себя нужным, любимым. То, что у Сони дома муж и двое детей взрослых, его не смущало, он же не лез в её семью.
Сегодня они снова уединились в подсобке, и чтобы разогреть кровь, Сонечка достала бутылку водки. От выпитой рюмки Ваня становился смелым и развязным, и не вздрагивал от каждого шороха. Всего одна рюмка и он гигант секса и порока, так его называла Сонечка, с хохотом утыкаясь в грудь.
С каждым разом количество рюмок увеличивалось, и однажды отец даже прикрикнул на сына, пришедшего навеселе.
Ивану тон отца не понравился, он огрызнулся, чтобы батя не лез, куда ему не нужно. И злорадно улыбнулся, увидев растерянность Матвея, хотелось даже показать кукиш, мол, ну что, съел?
А сегодня он выпил и вторую, третью рюмку, был в ударе, и Соня визжала от счастья, когда пинком сапога выбили хлипкую дверь в подсобку. Разъярённый Матвей ударом кулака скинул сына с голой поварихи, и тут же сам получил в ответ по лицу.
Ваня с обезумевшими глазами, кинулся на отца и удары посыпались один за другим. Соня с воплем убежала куда-то, на ходу прикрываясь халатом, а Ивана оттащили прибежавшие на шум мужики. Его с трудом удерживали несколько человек, он рвался и матерился, пинал воздух, пытаясь достать отца, который вытирал окровавленное лицо.
На крики сбежалось полдеревни, скандал получился знатный, и в тот же вечер, заплаканную Нину с ребёнком забрали родители.
Соня пришла на работу с синяками, муж отлупил ее крепко, но это не помогло, она продолжала облизывать разбитые губы, издалека увидев Ивана.
В доме Матвея установилась гулкая тишина, родители закрылись от сына в своей половине, оставив ему маленькую комнату. За измену беременной жене, за позор перед народом, и за то, что посмел поднять руку на отца, близкие отвернулись от него. Даша училась в городе, узнав, что творится в родном доме, она не приехала и на каникулы.
Он попытался вернуть Нину, но его встретил тесть с топором, и молча указал дорогу обратно.
А сын родился удивительно похожим на Ивана, светленький, с пронзительно синими глазами. Матвей с женой протоптали дорожку к сватьям, каждый вечер навещая внуков, а Иван заливал горе водкой, и снова шел огородами к Соне. От которой, не выдержав позора ушёл муж, и перебрался жить к старенькой матери. Следом за ним, ушла и младшая дочь, а сын уехал, чтобы не видеть всего этого. Настало раздолье для любовников, они наслаждались друг другом, потеряв всякий стыд, и Иван всё чаще приходил домой пьяным. На робкие попытки матери усовестить, смотрел такими глазами, что от страха у женщины тряслись ноги.
- А он вернулся - сказал Матвей однажды, наблюдая как сын рвёт щеколду на калитке, пытаясь открыть.
- И слава Богу - согласилась жена, - а вчера не дошёл до дома, спал на скамейке возле ворот.
- Я не о том - хотел сказать Матвей, но промолчал, поздно объяснять жене, что в глазах сына заплескалась черная вода. Что вернулся чёрный человек и снова опутал душу Вани, завладел телом и разумом.
Сын долго искал ручку, матерился и пинал неподатливую дверь, пока наконец не открыл ее. Взглянув с ненавистью на мать с отцом за кухонным столом, он снял и швырнул на пол куртку, и в грязных ботинках, покачиваясь прошел в свою комнату.
Матвей возмущённо приподнялся, чтобы сделать сыну замечание, но жена одёрнула его, после того, как отца избил, его побаивались.
Иван проснулся рано, трезвому ему было неловко смотреть родителям в глаза, и захотелось уйти из дома, пока они не проснутся. Но мать с отцом уже сидели за столом, напряжённо вцепившись в свои чашки с чаем.
- Садись сюда - отец хлопнул рукой по табуретке - поговорить нужно.
Не поднимая голову Иван присел на краешек и буркнул недовольно:
- Чего надо, говори быстрее, я на работу спешу!
- Ничего, успеешь - сжатые кулаки отца на столе подрагивали, выстукивая костяшками дробь.
- Ты долго собираешься жить вот так?
- Как?
Иван поднял голову, и потемневшие до черноты глаза плеснули гневом.
- Пьянствовать, да по чужим бабам бегать, когда свои дети сиротами растут?
- Не ваше дело - здоровый кулак сына приземлился по центру стола, и родители отпрянули в ужасе.
- Как хочу, так и буду жить!
- Сынок, ты что творишь?
Мать попыталась успокоить Ваню и даже протянула руки, но как от удара, упала от выкрика сына:
- Пошла ты, дура!
В руках отца сверкнул кухонный нож, пожилой мужчина пошёл как в последний бой, на родного сына:
- Вон из нашего дома, и никогда больше не появляйся!
- А вы мне деньги мои отдайте, что на дом копили - скривил губы сын - и катитесь к чертям собачьим, ненавижу вас!
Получив от отца пачку денег, Иван как ни странно, не кинулся пропивать, а прошёл на усадьбу соседа, и тщательно осмотрел почерневшие бревна дома. Снял замок с дверей, висевший для вида, и вошёл туда, где раньше жил дядя Коля.
Толстый слой пыли покрывал полусгнившую мебель, со старой печи осыпались не только белила, но и глина отвалилась кусками, обнажив красные, словно сырое мясо кирпичи. Он обошёл дом, осмотрел двор, и привычной тропинкой пошёл к Соне.
Несколько дней они вдвоём, трезвые и серьёзные отмывали дом, наводили порядок. Потом появились грузовики с досками, с кирпичами, и несколько человек, вызванных из другого района, подняв дом на домкратах, сменили нижние, сгнившие венцы.
Дом засиял новыми окнами, высокий забор из свежих досок закрыл его от любопытных взглядов. Родители наблюдали молча со стороны, мать порывалась пойти и помочь, но Матвей сказал коротко:
- Оставь в покое, он сам выбрал свою судьбу!
К осени они зажили с Соней в доме Сыча, и вскоре смущённо улыбаясь, женщина объявила, что уходит в декретный отпуск.
Ищите мол другую повариху, а я жена замужняя, и он не позволяет мне работать.
Соня засела дома, на улице появлялась редко, а Иван молча ходил на работу, с людьми общался мало, Нина с детьми его вообще не интересовали.
Весной по деревне прокатился слух, что какой-то изверг срубил дуб священный, лежит родимый на поляне, и ветками сухими тянется, словно пытается схватить того, что сотворил такое. Кто-то отпилил и забрал середину ствола, и густой сок сочился из срезов, сгущаясь и темнея, словно кровь.
Впервые Матвей перешагнул порог дома где жил сын, он знал что может увидеть, но всё же охнул и за сердце схватился.
Сидел Иван на низенькой скамейке возле печи и вырезал из цельного куска дерева корыто, не корыто, а что-то похожее.
- Я так и думал, что это ты поганец сделал - Матвей развернулся и ушёл, но успел заметить, испуганные глаза Сони. Та прижималась к печи, обнимая живот руками, и с таким отчаянием смотрела на свекровь, что казалось, будто она умоляет ее спасти.
Родила Соня сына, и через силу, превозмогая гордость, пришли Матвей с женой с подарками, посмотреть на внука.
Посередине избы, на большом крюке, вбитом в матицу потолка, висела резная, деревянная колыбель, где спал новорождённый. Иван исподлобья посмотрел на родителей, и отвернулся, и только Соня кинулась встречать гостей. Молча выпили по чашке чая, посмотрели на копошащегося в люльке младенца и вышли из дома. На жену, что метнулась провожать, Иван лишь прикрикнул, и та, застыла возле двери, опустив голову.
Через три дня, по деревне пополз слух, что умер младенец у Ивана с Соней в колыбели дубовой, посинел и задохнулся, ни с того, ни с сего.
Приехали милиция и врачи, забрали Соню с мёртвым младенцем, а Ивана оставили дома, расспросив о том, о сём. И велели не уезжать никуда из деревни, он лишь ухмыльнулся, куда ему ехать-то и зачем.
Соня после смерти ребёнка, видимо сошла с ума от горя, начала рассказывать такие бредни врачам и людям в погонах, что те переглянулись и вызвали к ней психиатра. Тот выслушал про то, как по ночам ходят тени по избе, что и младенца задушила тень, а муж у неё, главный сатана, повелевает этими тенями. Выговаривая слово - тень, через раз, она задыхалась от ужаса, и глаза закатывались куда-то под веки.
И написал психиатр бумагу, что нужно лечить ее, в больнице для сумасшедших долго.
***
Ночью Ивану не спалось, он лежал уставившись в потолок, думать ни о чём не хотелось, ни о Соне, которую отправили в психушку, ни о сыне, которого не дают хоронить. Голова была ясной, но пустой, словно мячик надувной, и даже звенела немного. Следя за лунным светом, отбрасывающим блики от оконного стекла в потолок, и за этим звоном в голове, Иван пропустил момент, когда раскачалась колыбель со скрипом. Он повернул голову, а деревянная люлька уже взлетала до потолка, как качели, а в ней сидел небольшой человечек, одетый в тёмное.
- Ничего себе, ... - сматерился Ваня, и присел на краешек кровати - ты кто?
- А то ты не знаешь - расхохотался человечек, брызгая слюной, и хлопая длинными руками по бедрам, по животу. От хохота он упал ничком, и худые ноги задрыгали над колыбелью.
- Я должен знать?
Удивился Ваня, и привстал чтобы видеть того, кто с ним разговаривал.
- Ещё бы - серьёзно ответил человечек, и присел на край колыбели - я был с тобой всю жизнь, жил в тебе. Даже тогда, когда эти придурки решили, что выгнали меня, я оставался в тебе.
- Когда выгнали, кто выгонял?
- Ты напряги память, и вспомнишь, она память-то у людей такая, долго собирает, и выдает понемногу. А я тебе помогу, так и быть.
Он щёлкнул черными, сухими как спичка пальцами, на кончике указательного загорелся огонек, он мерцал и трепетал, завораживая и затягивая в себя. Иван смотрел на огонёк, и перед ним оживали события тех далёких дней, дядя Коля, рыбалка, его смерть, тень из печи. Потом зашелестел листьями дуб, разболелся ампутированный палец на руке, и орешек дубовый тюкнул по темечку.
- А я понять не мог, почему мне так хотелось срубить дуб - вздохнул Иван - все руки отбил, пока вытесал из него колыбель. Сидел, тесал, и не мог понять, зачем мне это нужно. Так это ты меня подбивал пьянствовать, семью бросать, родителей обижать, ещё и дуб рубить?
Человечек снова захохотал как ненормальный, и упал в колыбель, долго тряс ногами, и вылез оттуда очень серьёзным и даже немного злым.
- Ишь ты какой хитрый, хочешь меня обвинить в том, чего сам натворил? Не получится, виноват только ты сам во всём!
- Но ты же в этом тоже участвуешь - попытался свалить на человечка хотя бы часть вины Ваня.
- Дурак ты, не зря видимо Иваном назвали - оскалился в улыбке чёрный - конечно, участвую, я же твоя тёмная половина. Взрастил ты меня сам, пьянством, изменой, и неуважением к родителям, еще и по мелочам кое-что было.
- Эй эй, не обманывай - Иван замахал руками перед носом черного - ты пришёл ко мне после смерти дяди Коли, значит не можешь быть моей частью.
- Так это Колькин чёрный приходил, рассказать про смерть его, любил тебя дед видимо, думал перед смертью. Он ушёл той же ночью, и давно лежит в могиле, там же где и дед. Мы всегда с вами, и в горе, и в счастье, и смерть принимаем вместе с вами.
- Если есть темная половина, значит и светлая должна быть?
- Так с ним ты жил все эти годы, пока меня не стал подкармливать. Светлая половина она же скромная, ее не видно, не интересна никому, скучная она, не то что я.
Черный выпятил гордо грудь и даже стукнул кулаком в неё, и снова расхохотался.
- Я самый умный и весёлый, всё знаю и умею, и жить мы будем с тобой счастливо. Ты главное, не переживай, дом у нас есть, деньги на выпивку заработаешь, бабу найдёшь себе другую.
- Если ты такой умный, ответь мне на два вопроса, дядя Коля и вправду убил жену с сыном, и что случилось с нашим малышом? Черный перестал болтать ногами и строго сказал, глядя прямо в глаза:
- Он убил в них веру в людей, а это ничем не лучше. Сделал то же самое, что ты со своей семьёй, предал, растоптал их чувства. Твои дети никогда не будут знать отцовской любви, и чувствовать защиту взрослого мужчины. А ребенка Сонечки ты положил в колыбель, состоящую из страданий, болезней и горя. Священный дуб собирал в себя боль человеческую, спасая людей, а ты эту боль принёс домой. Как мог выжить в таком аду младенец, несколько дней от роду, подумай сам?!
Иван съёжился от холодка в животе, смертельно захотелось выпить, и он зашарил рукой под столом, в поисках недопитого.
- Ты уходи - махнул он чёрному, выпив стопочку - я за себя не ручаюсь!
- Тогда я тебе нужен, как никто другой - захохотал чёрный, и легко перескочил с колыбели на колени Вани - гуляем, хозяин!
- Я сожгу дом и себя - икнул пьянеющий Иван и стукнул по столу - сожгу вместе с тобой!
- Ага - легко согласился чёрный, и налил в стакан остатки водки - тоже мне, поджигатель!
Когда солнце заглянуло в окна дома, оно увидело только пьяного Ивана, спящего на полу, и чёрного человечка в колыбели. Совесть, Стыд, Добро, Любовь, Счастье, так необходимые для жизни, давно ушли оттуда, и возвращаться им было некуда. Да и незачем, в них не нуждались!