Чем отличается сейчас жизнь в нашем селе от той, что была здесь полвека назад? Ну, дома стали больше размерами, ну, улицы практически все теперь, в отличие от того времени, заасфальтированы, ну, политический строй в стране сменился, ну, вместо кинотеатра «Мир», так популярного в те годы в Мишкино, стоит теперь церковь, ну, машин личных стало на порядок больше – ну, а есть еще различия? Кардинальные, основополагающие, полностью изменившие быт большинства населения? Есть, конечно. И одно из таких отличий – отношение к скотине, к домашним животным, без которых в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века не обходилась ни одна семья в селе, какую бы социальную нишу в обществе она не занимала. Неважно, была ли эта семья работяг, где и муж, и жена трудились на производстве, одинаково зарабатывая средства на содержание семьи своими руками, или это была семья «интеллигентная», где оба супруга имели высшее образование и работали, кто учителем, кто врачом или служащим в какой-нибудь конторе, да даже взять и семьи больших начальников – руководителей предприятий и организаций, работников райисполкома или райкома – скотину держали все! Семья без скотины тогда – это либо сельские парии, уже скатившиеся на самое дно социальной жизни, либо специалисты, приехавшие по распределению после окончания институтов и еще не отвыкшие от городской жизни, не имеющие своего жилья, еще слегка презрительно наблюдающие за «суетой вокруг сараев», которой были подвержены их сослуживцы. Впрочем, пройдет год-два, получат эти новые сельские жители квартиру где-нибудь на улице Мира - или в двухэтажках, или даже в коттеджах напротив – и, смотришь, вот уже спешит по утрам глава семьи в сарайку с ведром мешанки для поросенка, нетерпеливо повизгивающего из своего закутка, а его молодая супруга собирает рядом в загородке у кур свежие яйца. Всё – свершилось! Скотина теперь и для этой семьи – неизменная сторона жизни, такая же основа бытия, как и работа на общественном производстве, так же занимающая и время, и помыслы, также требующая немало забот и трудов, сил и нервов.
Но почему, спросит современный человек, это было так необходимо – держать скотину? Живем же мы сейчас прекрасно и без неё? Кто её сейчас держит – одна-две семьи на улицу?
Да, это так. Последнее время, когда содержание скотины было еще массовым явлением – девяностые годы. Это было объяснимо – тяжелое время «лихих девяностых» пережить без собственным трудом произведенных продуктов питания было трудно. Потом же, постепенно, интерес к содержанию скота в личных хозяйствах стал снижаться – жизнь стала легче, обеспеченней, мясо, молоко, яйца стало выгодней покупать, нежели производить самим, да и поколения менялись. Молодым людям, в отличие от их родителей, привыкших к такому образу жизни, уже «не улыбалось» в свое свободное от работы время еще и «вторую смену» отрабатывать по уходу за скотом. Родители же не понимали – ну что, трудно, что ли, корову «посмотреть», у поросенка (а лучше у двух) в загородке почистить, гусей да уток накормить, кроликам свежей травки набрать, коз на уличную лужайку выгнать, бычка из табуна встретить? Это же не в тягость совсем! Зато и мясо свое, и молоко свое, и яйца свои, и куры-утки-гуси-кролики – ну всё же свое! Всё вкусное, полезное, дешевое, не отравленное всякой химией – ешь, не хочу! Что же вам, хоронякам, еще надо? Что же за дом без скотины в сельской местности, как без неё жить-то вообще?
Но в течение буквально десятка лет всё сменилось – ушла домашняя животинка в своей массе из жизни нашего села. Нет уже больше больших табунов, выгоняемых по утрам из села на простор пастбищ, редко встретишь на улице стайку кур, возглавляемую бойцовского вида гордым петухом, не спешат к Иняку, как раньше, табунки гусей, не бродят по вечерам по улицам овцы, не проносятся в жаркое время сенокоса по улицам села один за другим грузовики с сеном, редко где мычит, блеет и ревет скотина, возвращающаяся вечерами домой. Да, скотину еще держат – люди в возрасте, в основном. Но это уже не массовое явление, это уже только отголоски его. Хорошо это или плохо? Трудно судить. Жизнь сельского человека без скотины, конечно, стала легче. И времени свободного стало больше. И во дворах стало чище – да и на улицах тоже. Всё течет, всё меняется – вот и отношение к скотине сменилось, она не является больше обязательной стороной жизни в селе, как это было в недавнем прошлом, не является основой бытия. Мы перестали быть крестьянами, земля уже не является для нас средством производства, так чего еще ждать – всё естественно, всё закономерно. А всё-таки жаль. Как всегда бывает жаль того, что когда-то было в твоей жизни – и ушло невозвратно. А давайте вспомним – как это было тогда, сорок-пятьдесят лет назад, когда в каждом дворе блеяли и мычали, кудахтали и гоготали, крякали и хрюкали – они, наши «младшие братья», за которыми мы «ходили», которых мы «смотрели», и которых потом всю зиму с удовольствием ели...
Чтобы содержание скота приносило свои результаты, а не только хлопоты, проблемы и заботы, нужны были условия. Основных условий было два – помещение и корма. Если это было обеспечено, то следующим условием был надлежащий уход. Если все эти три составляющие соответствовали определенному уровню – всё было хорошо, скотина росла, прибавляла в весе, доилась и плодилась, по-своему радовалась жизни. Довольны были и хозяева – предстоящая зима не пугала, полные подполы и погреба с овощами, картофелем и заготовками, упитанный скот в загородках, уже готовый к забою – внушали оптимизм. Зарплаты и пенсии платили вовремя, фильмы в кинотеатре «Мир» менялись каждые два дня, дети учились в школе, хлеб и основные продукты питания, что нельзя было вырастить в своем хозяйстве, в магазинах были всегда и по доступной цене, войны особо не боялись, в РДК к каждому празднику готовили концерты, путевки в санатории и дома отдыха периодически были доступны всем работающим – ну, так чего еще? Хорошо жили. А чтобы жить еще лучше, путь был один – держать больше скотины. Чтобы не только семье на питание хватало, но и продать (сдать государству) можно было. Другого пути, чтобы увеличить доходы семьи, тогда не было. Зарплата стабильна – как ни старайся, больше не получишь. Предпринимательство не положено по закону, так что остается только личное подсобное хозяйство со своим скотным двором. Никаких запретов в семидесятые годы уже не было, держи скота, сколько сможешь, сколько по силам – ну, в разумных пределах, конечно. И пределами такими становились размеры сараев с огородами, да сенокосных участков – а вот тут размахнуться особо сильно не было никакой возможности...
Сарай! Для человека, с душой относившегося к содержанию скотины, получавшего от этого не только удовлетворение от сознания плодотворности своего труда, но и просто удовольствие от самого процесса этого труда – почти творческого процесса для многих! - так вот для них сарай был не просто хозяйственной постройкой во дворе, это было местом культовым, где хозяин проводил немало времени, и где на его глазах, его заботами, его созидательным трудом – ежечасно, ежедневно ковалось, росло и множилось благосостояние его семьи, увеличивалась возможность для более обеспеченной жизни, а, значит, снижались и опасения, тревоги по поводу завтрашнего дня, который еще неизвестно, что принесет с собой. Конечно, живем при советской власти, она не бросит, в беде не оставит – но если подпол забит припасами, а сарай полон скотины – так всё-таки спокойней и на душе веселей. «Пес лохмат, ему тепло, мужик богат – ему добро...» А богатство при сельском образе жизни известно какое – скот! И чем его больше, тем спокойней чувствует себя человек, тем больше ему уважения от окружающих, тем обеспеченней жизнь семьи. И начинается всё оттуда – с сарая...
Сарай для содержания скотины в те годы имел у всех почти одну и ту же форму, определяющей основой которой были несколько условий. Во-первых, место во дворе. Это если дом был частным, стоял на отдельном земельном участке. Улицу Мира с двухэтажными многоквартирными домами не рассматриваем – хотя тогда и жильцы этих квартир скотину тоже держали – несмотря на полное отсутствие условий для этого. Так вот, насчет места во дворе, которое под сарай отводили. Дворы тогда были маленькими, так как основную площадь усадьбы (от 10-12 соток на новых улицах до 15-20 на старых) хозяева оставляли под огород, где главной культурой была, конечно, картошка, которую и сами ели, но, главное, которая была основой для корма скоту – её с удовольствием поедали все обитатели сараев – от гусей до коровы. Дворы были небольшими, кроме дома на нем стояли еще сарай и баня. Яблони, если и были у кого, так только в палисадниках, в огороде места для них жалели. Гаражей не было, так как личной техники у людей было еще мало, про мастерские или теплицы с беседками не слыхивали, дровяников отдельно тоже почти не строили, ставили поленницы вдоль заборов да стен того же сарая или бани. Место бани было ближе к огороду, а место сарая, наоборот, ближе к улице, или вообще на границе участка и улицы. Это было обусловлено тем, что выгружать сено с машины на сеновал так было очень удобно – подъехать можно было вплотную. Хуже нет, если сарай стоял в глубине двора, а подъехать к нему через двор по определенным причинам было нельзя. Тогда сено с машины сначала выгружали на улице на землю, а потом таскали его на себе до сарая, а там смётывали на сеновал. Получалась двойная работа – а работа с сеном никогда не была лёгкой. Поэтому тем, у кого сараи получалось ставить вровень с улицей, перевозка сена чисто по физическим усилиям обходилась много легче.
Сарай почти всегда представлял из себя такую конструкцию – треугольная крыша-сеновал на дубовых столбах-опорах, внутри по краям теплые помещения-хлевы, между ними холодное помещение с загонами для овец, гусей, летними загородками для поросят, по стенам – кроличьи клетки. Различалась такая конструкция только размерами – у некоторых сараи были огромными, в сеновалы можно было уместить тонны сена, а теплых помещений в таком сарае насчитывалось от трех-четырех и более. Все они были рубленными из бревен, размерами от шести до двенадцати-двадцати квадратных метров, с полами и потолками. В помещениях для свиней хлевы обязательно перегораживались загородками, образуя несколько отделов. Чуть позже, в конце восьмидесятых годов, уже стали строить сараи не только из дерева – дубовые стойки стали заменять бетонными столбами, а сами стены хлевов заливать шлакобетоном. Крыши на таких сараях были уже не треугольными, а плоскими, односкатными, вследствие чего над сараем образовывался как бы второй этаж – здесь были сеновалы. И входило в такие сеновалы сена уже во много раз больше. Такие сараи – капитального сооружения! – казалось, простоят теперь десятилетия, не требуя ремонта, а скотину в них держать будет одним удовольствием. Но, увы, прослужили они, в основном, только одному поколению, тем, кто их и построил. Следующие хозяева усадеб с подобными монументальными сараями-сооружениями – имели уже другой мировоззренческий уровень, в котором отношения к скотине, как основе своего бытия, уже не было. Где-то эти сараи уже снесли, освободив место во дворе под другие, более нужные помещения, где-то они еще стоят, но уже пустые, никто там не мычит, не телится, и теперь уже вряд ли и будет.
Порядок в сараях в те годы, когда скотина была в каждом дворе, конечно, отличался кардинально и полностью соответствовал облику хозяина, его характеру и трудолюбию. У многих в сараях было, на что посмотреть и чему поучиться. Каждая вещь обихода – на своем месте, кормушки чистые, навоз убран, ничто нигде не валяется, под ногами не мешается, а уж скот и чист, и в тепле, и накормлен. Но и противоположных примеров хватало – беспорядок, грязь, болтающиеся на одной петле двери, сарай, в общем, он и есть сарай...
Второй заботой для людей, держащих скотину – а таковыми в те годы являлись все жители нашего села – были корма! Часто это и было определяющим значением при решении, сколько и какой скотины держать – обеспеченность кормами, возможность их заготовки и приобретения.
Всего видов кормов для домашних животных было три – это трава летом и, соответственно, сено зимой, это картофель и все виды корнеплодов с огорода, и это зерно – цельное или перемолотое. О-о, эпопея с заготовкой кормов для человека, держащего много скотины, была в те годы главной заботой лета. Не считая того, что вся работа по заготовке и выращиванию кормов была основа на ручном труде и полностью лишена хоть какой-то механизации – это ладно, трудиться тогда люди умели – но сколько еще и нервов уходило! Взять сено – участков на всех желающих не хватало никогда в те годы. Это сейчас все заросло вокруг села на брошенных никому не нужных землях бурьяном, а тогда клочка свободного не было. Поля вокруг были совхозные, где земля более-менее ровная – всё запахано, везде или зерновые посеяны, или картофель растет, или травы многолетние, или пастбища. Потом, уже в девяностые годы, появились участки сеяных трав и для частников – по гектару-полтора на хозяйство давали (да и то не всем желающим доставалось) – но в семидесятые-восьмидесятые этого еще не было. Вся земля для личного покоса – на опушках и полянках лесов, по краям полей и в лесополосах, по берегам речек и озер, по склонам оврагов. Сколько склок, споров и ссор было при дележе этих участков! А что делать? Остаться без достаточного количества сена на зиму – это проблема из проблем! Купить его негде, у частников своего сена припасено только на свою скотину, с совхозного или колхозного производства законно приобрести сена тоже не получится, а украсть не каждый решится – дело это подсудное. Солому, конечно, воровали – это уж в порядке вещей было. Но про солому ладно – потом расскажем. Вернемся к сену. Время сенокоса – самое «горячее» и по физическому напряжению и по «нервному». Ручная косьба косами-литовками – дело нелегкое, кто косил, тот знает. Потом сгребать скошенное сено, сушить его, переворачивать, собирать со всего участка и укладывать в стожки, в копёшки, затем грузить и возить, затаскивать на сеновал. А если на любом из этих отрезков работ по заготовке сена попадешь под дождь, вымочишь его? Это же драма целая! А если лето вообще дождливое и заготавливать сено можно только урывками, угадывая между непогодой? А если еще и мужчины в семье нет, женщина одна с детьми и хозяйством, вести которое никаких сил нет, а не вести – есть нечего будет. «Даже шуршание этого сена слышать не могу...» - говорила одна из таких горемык, намучавшись с заготовкой сена. В общем, хватало с этим сеном забот и хлопот, хватало. Сейчас большинство из тех, кто еще держит скотину в нашем селе, такой мороки не знают – позвонил по объявлению, тут же сено привезут, хоть в рулонах, хоть в тюках...
Насчет соломы. В год, когда сена запасено достаточно, солома была нужна только как подстилочный материал для поросят, ну и прочих обитателей сараев. Но бывали годы, когда запасенного сена было мало, его не хватало для того, чтобы пережить зиму и весну. Тогда с осени хозяева старались запастись побольше соломой – приходилось кормить ею коров. Но где взять солому? Работникам совхозов (их было два – «Заря» и «Мишкинский») её можно было законно выписать и привезти для своего хозяйства – а остальным жителям села как? Всякими правдами и неправдами приходилось многим выкручиваться, вплоть до воровства этой соломы с совхозных полей. Скотины на многочисленных совхозных фермах тогда было много, солома нужна для своего производства, в иные годы не только сена совхозам – соломы не хватало, за ней посылали машины в далекие края, возили солому и из Саратовской, и из Волгоградской областей, даже из Краснодарского края. Солому тогда скармливали не в чистом виде, конечно, а измельчали, запаривали, смешивали с комбикормом или просто дробленым зерном. Солому берегли, населению не продавали, «выписать» её законно людям со стороны можно было только «по блату», по «знакомству». Поэтому не считалось зазорным эту солому с полей потихоньку воровать. Солому тогда после уборки складывали в огромные скирды, а по первому снегу волоком тракторами стягивали к фермам. Вот в этот период – когда она бесхозно в скирдах стояла на полях с августа по ноябрь – её и начинали растаскивать. На Горе, где сейчас все заросло молодым сосняком на брошенных землях, в те годы всегда сеяли зерновые, изредка заменяя их горохом – так вот в те годы самое удобное место, откуда ближе всего можно было запастись соломкой, было там. Чуть стемнеет – возле каждой скирды шевеление, пять-шесть человек, делая вид, что не замечают друг друга, набивают свои огромные мешки. Затем вниз по Горе к мосту, а там уж и до дома недалеко. Много так не натаскаешь, конечно, но на подстилку свиньям хватало, тем более, что свиней держали большинство хозяев только до первых ноябрьских морозов. Альтернативой соломе был опил – или, что еще лучше, стружка, остававшаяся после обработки досок на строгальных станках. Но её было мало, сами же работники собирали её и уносили домой, а вот опила на пилорамах было сколько угодно, только не ленись, таскай. Пилорам было три – в промкомбинате, лесничестве и лесхозе. Какая к кому ближе, оттуда и брали. Пока осень и грязь, мешки носили на плечах, некоторые умудрялись унести даже и по два сразу. Когда подмораживало и выпадал первый снежок, становилось легче – опил можно было возить на санках, тут уж и три, и четыре мешка увезти можно. Сколько радости было у свиньи, когда засыпали ей в загородке свежую подстилку, да потолще, помягче! Начнет в ней валяться, вытягиваться, с боку на бок переваливаться! Свинья ведь по натуре очень чистоплотное животное, единственное из обитателей сарая, кто имеет «туалетные» навыки, то есть для отправления своих физиологических потребностей определявшая в своей загородке строго определенное место. При хорошем уходе в свином хлеву всегда чисто, зимой тепло, довольны все – и сам хозяин, и его подопечные, в благодарность за заботу быстро набирающие в росте и весе...
Сено и солома – корма «грубые» - это по официальной зоотехнической квалификации. Следующий вид кормов относился к категории «сочных» - это уже картофель и корнеплоды. В те годы картофель сажали не только на своих огородах, но и каждая организация имела для своих работников полевые участки. Соток по пять-семь-десять на человека доставалось, тут уж сами решали, кому сколько нужно, если участок по размеру был достаточно большим. Если нет, то делили поровну на всех желающих. Картошку в поле сажали для того, чтобы часть своего огорода можно было засадить кормовой свеклой, которая была универсальным кормом, подходящим для всякой живности. Вот так в трудах и заботах проходило лето – в заготовке сена, в прополке и окучивании полевых и огородных участков – и подходила осень. Сено уже было сложено на сеновал, надежно укрыто от дождя и снега, картошка выкопана, свекла убрана, солома частью наворована, частью добыта более-менее законно, оставалось последнее, запастись концентрированными кормами - зерном и прочим «комбикормом». Очень было это трудно, очень...
Тут надо разделить жителей нашего села условно на две категории. Первая имела отношение к сельхозпроизводству, вторая же нет. К первой относились работники совхозов «Мишкинский» и «Заря» - и профильных организаций, имеющих отношение к деятельности этих совхозов – Управления сельского хозяйства (впоследствии РАПО), Агроснаба, Агрохимии, Автотранспортного предприятия и небольших организаций вроде семенной инспекции или ветстанции. Вторая категория – это работники всех остальных предприятий и организаций, никакого отношения к сельхозпроизводству не имеющие. Это врачи, учителя, работники редакции, почты, служащие различных контор, вроде Госстраха, работники промкомбината, лесничества, лесхоза – в общем, все остальные. Людям, входившим в условную первую категорию, обеспечение «концентрированными» кормами – разными зерновыми культурами, а также горохом и комбикормом – давалось значительно легче, поскольку к производителю этих самых кормов – обоим совхозам – они были ближе. По взаимной договоренности совхозы этим организациям зерновой фураж время от времени поставляли для распределения среди своих работников. Ну и по «левым схемам» специалистам этих организаций, часто контактирующих с руководством совхозов, тоже можно было для своих личных хозяйств зерном по необходимости обеспечиваться. В общем, как и во всем остальном, здесь тоже рулил «блат». Нет «блата» - нет ни зерна, ни комбикормов. Всем же остальным трудящимся, которых можно отнести ко второй категории, к сельскому хозяйству отношения не имеющему, оставалось надеяться только на свои собственные способности к добыванию так необходимого в личном хозяйстве зернофуража. Вопрос стоял настолько остро, что и криминальная составляющая здесь была велика. В период уборки «торгануть зерном налево» могли все, кто имел доступ к новому урожаю. Комбайнеры в ночное время (работали в период уборки урожая и по ночам), водители во время перевозки урожая с поля на зерноток, заведующие, работники и охранники зернотоков – уголовные дела по таким случаям, которые вел ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), были не редкостью. Хищение зерна дело серьезное, тут штрафом не отделаешься, еще со сталинских времен это пошло, если поймали и доказали – тюремный срок обеспечен. Поэтому массовым это явление не было, но и исключительным его тоже назвать нельзя. А вот что было массовым и вполне легальным способом – так это кормление скота хлебом. Хлеб! Это был единственный доступный концентрат в семидесятые-восьмидесятые годы для скармливания скоту в личном подсобном хозяйстве. Его в эти годы было уже в достатке, кормили, естественно, только «черным» - он стоил всего 16 копеек. Буханка же белого стоила уже 25 копеек. Дети, выросшие в Мишкино в семидесятые годы, должны прекрасно помнить эти очереди за хлебом – многометровые, но спокойные, без нервов и ссор. Почему дети? Да потому, что именно они и стояли в этих очередях. Кому еще-то? Взрослые на работе, а ребенку дадут рубль на шесть буханок, вот и стой в этой очереди, да не один раз, а три, так как в одни руки отпускали только по две буханки. Хорошо было тем, у кого семья большая и детей много – хлеба можно было купить больше. Хлебом кормили, в основном, свиней, и, в основном, летом – пока картошка не выросла. Дети, кстати, к тому, что в хозяйстве держали много скота, относились без особой радости. Им скотина была обузой, когда вместо игр со сверстниками приходилось или в табун идти встречать «кормилицу», или искать её по окрестным полям-перелескам, или всю весну гусей-кур-уток «пасти», чтобы вороны молодняк не перетаскали, или за хлебом в очередях стоять. Даже завидовали друзьям-подружкам, у которых в семье скотины было меньше...
Наконец, длинная осень подходила к концу, в начале ноября первый морозец уже сковывал землю, первый снежок укрывал её – к седьмому ноября, главному революционному празднику в Советском Союзе – уже обычно хорошо подмерзало и скотину начинали забивать на мясо. Дело ответственное! Многие хозяева мелкую скотину – баранов, овец, коз – резали сами, тут большой сноровки не нужно, научиться можно быстро, а опыт с практикой придет. Крупно-рогатый скот уже требовал «специалиста», коих в Мишкино было немало – их годами звали для этого дела. У каждой семьи – свой «мастер». Еще и очередь бывала. Свинью забить тоже не каждый может, и здесь «специалист» нужен. Деньгами никогда за такую работу не рассчитывались, не было такого порядка – только «магарыч», ну и кое-кто из «мастеров» брал иногда и несколько килограмм мяса, но это редко, так как и своего было много, чего тут жадничать.
Осенний забой скотины в своем хозяйстве – большое событие! Во-первых, освобождается время, которое шло на уход за скотом, освобождаются помещения в сарае, куда можно поместить молодняк, не надо больше переживать по поводу нехватки кормов, состояния здоровья животных – всё теперь позади, и заботы, и труды, и хлопоты! Облегчение! Вот что чувствует хозяин, освободившись от бремени содержания животины. Во-вторых, резко меняется образ питания семьи – мяса теперь в достатке! Его не было почти полгода, с весны, когда из белкового питания были доступны только солонина (когда весной оставшееся, уже обветрившееся мясо пересыпают густо солью, укладывают в эмалированные бачки и ставят на снег в погреба, где оно и хранится потом всё лето), свежая рыба (если в семье есть свой рыбак), да время от времени зарезанные куры. В магазинах мяса не продавали в то время, на базаре оно тоже редкость, да и дорого, да и не купишь его в запас, так как хранить негде – в общем, в семидесятые годы в летние месяцы мясо в большинстве семей было редкостью. Зато уж зимой! В чулане каждого дома все увешано целыми пластами свинины, говядины и баранины. Тут тоже было, конечно, по-разному. В некоторых семьях удовлетворялись всего парочкой свиней, купленных поросятами только весной и набравшими веса к забою не больше шестидесяти килограмм (чистого мяса имеется в виду) да стайкой куриц. В некоторых же было скотины просто невероятно много – корова, теленок, прошлогодний бычок, а то и два – затем годовалые свиньи (взятые поросятами в прошлую осень и имевшие на себе к времени забоя более центнера мяса и сала с каждой), три-четыре-пять овец с выросшим за лето потомством, а еще птица – и куры, и утки, и гуси, бывали и индюки. Этого мало – кролики еще по клеткам сидят, морковку грызут. И всё это невероятное количество живности предназначалось только для одного – для питания семьи! И ведь всё съедалось как-то, все уходило, ничего не пропадало зря. Тут надо добавить, что часть этого мясного изобилия доставалась и многочисленным городским родственникам, которым увлечение сельской родни домашним хозяйством очень нравилось и которые эти желания всячески поощряли, причем, не только морально, но и материально – своей посильной помощью на сенокосе, уборке картофеля, ремонтом сараев и на прочих разных работах. В городе-то ничего своего не вырастишь, всё купить надо, а городские люди расчетливые – поможешь сельскому брату-свату на своих выходных раз-другой-третий, заодно отдохнешь от городской суеты, свою молодость вспомнишь, в бане попаришься, водочки попьешь от души – это не работа даже, а удовольствие одно! А осенью с чистой совестью везешь к себе в город и картошку, и овощи, но главное – мясо! Свежее, чудесного вкуса мясо, которое в городе на рынке взвешивают килограммами и за каждый заплатить надо полновесным тяжело заработанным на заводе или фабрике рублем. А тут брат не взвешивает, бери на выбор – нога, так нога, хребтина, так хребтина, еле поднимешь, сала – так сразу с полпуда, птицу – так уж не по одной. А если в городе дети семьями обзавелись да там обосновались, то снабжение из села от родителей на всю зиму налажено – только вози. Это уж как свой долг воспринимали. Иной раз и курьёзы бывали. Один дед под каждый Новый год (кроме всего прочего) возил в Уфу сыну гуся. Ну, молодые его сразу в духовку – целиком! Дед такого легкомысленного отношения не одобрял, конечно, раз сказал, два – не слушают. На следующий год губу опять раскатали, ждут из деревни гостинца – Новый год подходит, а гуся (жирного, огромного, откормленного зерном да мешанкой!) молодая сноха очень хорошо запекать научилась. Приехал отец, привез гостинцы как всегда, там и то, и это – и гусь! Но аккуратно порезанный на порционные кусочки. Так и повелось потом – целого гуся старик больше не возил, только кусочками. Сельские люди поймут – нельзя так расточительно к гусям относиться, не дело...
Да, много было мяса, много. Но прежде чем все это изобилие попадет на стол – и заботы, и тревоги, и работы у всей семьи будет немало, больше всех, конечно, у самого хозяина. Проблем много – и кормами снабдить скотину, и помещения подготовить, и сохранность продукции обеспечить, не испортить мясо в оттепели (а частенько они бывали). А каждой весной в редком доме на временное проживание не поселялась какая-нибудь животинка. Отелилась корова, в сарае холодно, куда теленка? – в дом его, на кухоньку или в прихожую на толстый слой соломы. Здесь он и проведет золотое время своего младенчества до теплых дней середины или даже конца марта. У особо «счастливых» корова иной раз телилась в январе, так что теленку (а когда и двум) в доме приходилось жить долго. Ему-то хорошо, в сарай к маме сносят молока пососать (накрыв старой фуфайкой) и обратно в теплый дом. А потом уж и не носят, сами молоком выпаивают, одев большую соску на трехлитровую банку. Затем он из ведерка и сам пить начинал. А только ли телят в доме держали? Все тут за длинную весну перебывают – и ягнята, и козлята, и поросята, всем места хватит. Самые проказливые, конечно, козлята. Они уж попрыгают по дому, порезвятся – и на столе побывают, и на телевизоре, ох и достанут хозяев! А гусыню на яйца куда посадить? Инкубаторов не было, гусят – как и прочих утят-индюшат – в своем хозяйстве производили. С гусями, например, было так. Гусак с парой подруг, благополучно перезимовав в сарае где-нибудь в закутке вместе с курами, в начале марта вдруг осознает, что пора бы озаботиться продолжением рода. Гусыни, конечно, не против. Хозяйка, по определенным признакам поняв, что одной из гусынь пора начинать нести яйца, приносит её в дом, где уже готово гнездо – обычно это плетеная корзина с соломой, стоящая где-нибудь в укромном углу, да еще и задернутая занавеской. Снеся яйцо, погоготав от избытка чувств, гусыня уходит обратно в сарай, но ненадолго, через короткое время вновь уже уверенно просится в дом, сразу идет к своему месту, готова снести второе яйцо. И так недели три. Затем садится высиживать птенцов, на это уходит месяц. И только когда к началу мая вылупятся из яиц желтые пушистые комочки, только тогда и закончится весенняя эпопея по выхаживанию молодняка и дом снова станет только для обитания людей – скотинке тут больше не место до следующей весны. А вот что круглый год длится – так это забота о здоровье подопечных! Особенно крупных, годами рощенных. Ветеринарные специалисты – первые и самые уважаемые люди у хозяев, держащих скот. Случись что с коровой – хоть в ночь-полночь – только к нему. А благодарность за помощь опять же известная – бутылка водки. Соблазн! Кое-кто и спивался поэтому на такой работе. Впрочем, ветспециалистам от хозяев скотины и помощь была – когда с дровами помогут, когда с сеном, с товарами «дефицитными». Вообще, у ветеринарных работников работы всегда много было, так как и в колхозах-совхозах скотины полные фермы, и у частников на своих дворах не меньше. Скотины полно, долго ли до эпидемии какой? Такая напасть случилась в Мишкино в 1973 году, многие это помнят, когда слово «ящур» было, наверное, самым ходовым в наших местах. Вообще-то, ящур появился в Бирском и Балтачевском районе еще за год до этого, но тогда различными методами (вплоть до карантина) его удалось удержать в определенных рамках. Летом же 1973 года эпидемия захлестнула и наш район. Болел и общественный скот, и личный. Меры принимались строжайшие. Скотину изолировали, кругом стояли санпропускники, где проводилась обработка всего, вплоть до колес транспорта, мишкинский скот с личных подворий тогда держали на карантине где-то за Староваськино по кигазинской дороге. Хозяйки ходили туда доить своих коров – а это нужно было делать два раза в день. В общем, мороки было много. Весной следующего года провели полную вакцинацию всего поголовья, как личного, так и общественного. Ящур отступил...
Вернемся к хранению мяса. Сейчас, когда у всех в домах стоят морозильные лари, понять проблему тех лет трудно. Тогда не только ларей, простых холодильников в половине семей не было, массово они стали появляться только со второй половины семидесятых. Вещь удобная – летом и молоко можно в нем хранить, и яйца. Но вот морозильные камеры в этих холодильниках были крошечные – никакой роли в хранении большого количества мяса они не играли. А ведь его бывало с осени в некоторых семьях от сотни килограмм – до двух-трех. И это, не считая птицы и кроликов. Как все сохранить, как уберечь? Надежда только на морозы. Главное здесь, не зарезать скотину под длительную оттепель, а под хороший мороз. Промерзнет мясо, станет, как камень, тогда и оттепель не страшна, подтает, конечно, но что делать, глядишь, начнет морозить, и опять всё в порядке. Перед оттепелями старались мясо держать так, чтоб оно дольше не таяло – укладывали промороженные куски в сундуки, лари, в деревянные и металлические бочки, забивали их снегом, укрывали старой одеждой плотнее – делали своеобразную теплоизоляцию. Помогало! Ну и солили, вялили, коптили – кто умел. Это тоже помогало сохранить продукт. Весной из остатков делали уже вышеупомянутую солонину. Она могла храниться на погребе все лето, но вкусовые качества её были далеки от идеала – но ели, куда деваться, все же лучше, чем ничего. Кстати, о погребах. Тогда они были в каждом доме. Погреба были, как и сараи, своеобразные – по хозяину. У кого-то просто яма в земле, с укрепленными горбылем стенами, с настилом из того же горбыля, с небольшим треугольным навесом-крышей. А у «крепких» хозяев уже с начала восьмидесятых стали появляться настоящие капитальные сооружения с бетонными или кирпичными стенами, с перекрытием с хорошей теплоизоляцией, с полками вдоль стен, с ларями под картофель и овощи, с местом для бачков с солониной. Весной такой погреб набивался кусками льда, или просто снегом, это и служило источником холода практически на все лето. Тут и картофель на лето складывали, и рыбу свежую держали, у кого холодильников не было, и молоко стояло – погреба свою задачу выполняли.
С начала восьмидесятых в Мишкино появился новый способ хранения мясных продуктов, который стал очень быстро набирать популярность – консервирование мяса в автоклавах. Тушенку и раньше кое-кто делал, но примитивным способом – в русской печи, но массовым это занятие не было, так как результата не гарантировало, одного длительного кипячения было мало, нужно было еще и давление, что обеспечивало подъем температуры до 120 градусов, только тогда надежно консервируя продукт. Первый автоклав в Мишкино кто-то привез от родственников из другого района, а там уж наши умельцы стали их изготавливать и сами. Нужна была емкость – брали подходящую по диаметру трубу или газовый баллон – и манометр. Крышку такого самодельного автоклава делали из толстой железной пластины, она через резиновую прокладку плотно притягивалась болтами к корпусу, на дно устанавливали какую-нибудь простенькую подкладку, ставили в два-три ряда банки с мясом (соль, лавровый лист, перец горошком – по вкусу), заливали водой, оставляя определенный воздушный зазор и ручным автомобильным насосом закачивали в автоклав воздух через впаянный в крышку штуцер от камеры машины, создавая небольшое первичное давление. Затем на огонь и ждать пока давление в аппарате не поднимется до 4-4.5 атмосфер. С плиты автоклав снимают, а утром, когда он остынет за ночь и давление опустится до первоначального уровня – его разбирают. И сердце екнет не раз, пока это делаешь. Дело в том, что нередки бывали случаи, когда крышки с банок попросту срывало. Вот уж горе хозяевам! О том, что не всё внутри автоклава благополучно, можно было судить уже после начала стравливания воздуха через штуцер, еще до того, как откручена крышка. Вкусным ароматом свежего мясного бульона тут же наполнялась кухня – и это приводило хозяев в большое расстройство – крышки сорвало! Но сколько – с одной банки, с трех, или со всех двадцати одной? Пока не вынешь все банки, в три ряда установленные, не узнаешь. Чертыхаясь, поминая недобрым словом приятеля, «всучившего» не оправдавший доверия аппарат – вынимает хозяин из теплой еще воды банки с тушенкой – и целые (уф-ф, большинство их всё же!), и испорченные. После остывания банки с тушенкой (красивые, с застывшим по верху белым жиром, с янтарного цвета мясом) убирали в подпол на хранение. У иных хозяев на лето заготавливалось от полусотни банок и более. А уж вкус то у такой тушенки был – не сравнишь с магазинной. Особенно, если делали консервы из свежего мяса сразу после забоя, а не того, что осталось после зимы – перемороженного, подсохшего, пару раз попавшего под оттепели, потерявшего уже многое в процессе такого хранения...
Не стоял автоклав без дела и летом – заядлые рыбаки, уловы которых бывали достаточно велики, научились делать рыбные консервы, причем разделились на две непримиримые стороны. Одни утверждали, что рыбу лучше консервировать в томатной заливке, другие считали, что в масляной. Впрочем, и те, и другие консервы были очень вкусны. Особенно популярно в конце восьмидесятых-начале девяностых годов было изготовление домашних консервов из карпа, так как в то время было много в округе товарных колхозных прудов, карпа умельцы ловили в хороший клев по нескольку килограмм, иногда и за десяток, так что было из чего заготовки делать...
Вернемся к мясу. Продукт этот как был раньше, так остался и сейчас – традиционной основой питания в наших краях. Сейчас основная масса населения перешла на мясо покупное, благо купить его сейчас не является проблемой. Другое дело – цены! И если в одной семье доходы позволяют не обращать внимания на них, то в другой хозяйка еще подумает, что принести с рынка или магазина – дорогой кусок говядины, или дешевую курицу промышленного производства. Увы, такова проза жизни!
Кто сейчас держит скотину в Мишкино? Всех любителей, на подворье которых по-прежнему мычит-блеет-гогочет-хрюкает подрастающая, кто быстрей, кто медленней – разношерстная живность – можно условно разделить на четыре категории. Первая это те, кто скотину держит не от нужды, а от того, что другой жизни не представляет, уход за скотом бременем не считает, имеет в хозяйстве и хорошие постройки для него, и технику. Это, в основном, «молодые» пенсионеры. Всю жизнь держали – в более худших условиях – зачем сейчас отказываться? И здоровье еще позволяет, и сами с мясом-молоком-сметаной-яйцами, и семьи детей еще обеспечивают, и долгом своим это считают, и горды этим – вполне обоснованно. Вторая категория людей держит скот уже именно от нужды – был бы приличный доход, плюнули бы они на эту скотину, а так деваться некуда, приходится. Третья категория держит скот просто по инерции, по привычке. И нужды особо нет, и тяжело уже, да и мясо со сметаной по здоровью-то уже и не шибко полезно, не особо поешь с удовольствием, как раньше – а всё равно как-то без скотины не то, ладно уж, пока еще вроде можем. И четвертые – те, кто держит скот для заработка, это по сути уже фермеры, имеющие хозяйство, кто больше, кто меньше. Это благодаря им еще не вся земля заросла у нас бурьяном, еще косятся кое-где участки, радуя глаз после уборки сена своими, словно подстриженные газоны, ровными площадками. Благодаря им есть в продаже и молоко, мясо, птица, яйца – домашнего, а не промышленного производства – без антибиотиков в своем составе и прочей «химии». Что ж, каждый труд, как говорится, благослови удача! Народу на земле всё больше, натурального питания, как предупреждают ученые, уже на всех не хватает, скоро, говорят, вон на Западе уже не коров со свиньями на фермах будут разводить, а жуков с кузнечиками, те, мол, быстро растут, а по калорийности еще выше говядины со свининой. Тьфу! Не дай, как говорится, Бог – дожить до такой жизни. Наше поколение – в отличие от отцов с дедами – голода не знало, выросло и прожило на натуральном питании. Будем надеяться – и следующие поколения не забудут вкус натурального мяса, молока, яиц и сметаны! И что в будущие годы в Мишкино не исчезнет живность с наших дворов совсем, пусть мычат по утрам выводимые со дворов коровы, гогочут кое-где гуси, пробегают стремительно откуда-то вдруг взявшиеся стайки овец, а по утрам, в еще предрассветные сумерки, то тут, то там раздаются звонкие петушиные крики..
