Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
Наверное, нет на территории бывшего Союза человека, который не слышал бы баек о том, как салаг посвящают в профессию. У моряков это легендарная заточка якорей и продувка макарон, у авиаторов — отправка на склад с пустым ведром за «компрессией» (этот же розыгрыш был популярен и у железнодорожников с автомобилистами), и так далее по списку.
Что делает бригадир Виталика Бутова? Он во время обеденного перерыва с лицом, каким в советских фильмах наделяли маршала Жукова, сообщает Виталику о возникших проблемах с отбойным молотком. Мол, на морозе смазка застывает — нужно разбавить её менструацией. Даёт ему в руки пустое оцинкованное ведро и отправляет в теплушку к малярам-штукатурам (естественно, все женщины), которые собрались на обед в полном составе.
— Чего-чего спросить?
— Менструацию. Запомнишь?
— Мен-стру… Мен-стру-ац… Менструацию! Запомнил!
Проходит минуты две, Виталик вваливается в теплушку к мужикам, которые с упоением поглощают горячую пищу, и с порога вопит:
— Дядя Коля! Я пока дошёл, снова забыл, что спросить-то надо у Марины Александровны. Напишите мне на бумажке.
«Дядя Коля» обнимает его за плечи и участливо так наставляет подопечного, что стыдно шпаргалками пользоваться — он же не дурачок? Нет ведь? А раз не дурачок, значит, в состоянии запомнить такое простое название технической жидкости. Виталик при звуке слова «дурачок» всегда менялся в лице, поэтому собрал волю и все свои способности в кулак, запомнил-таки слово и помчался со всех ног, пока опять не забыл.
Далее всё очень предсказуемо. Виталик входит в теплушку к женщинам, где обедает и завскладом Марина Александровна, и с порога, как он это любит, громко орёт:
— Менструация! — и протягивает на вытянутой руке ведро. Бабы затихли с полными ртами, синхронно повернули головы к входной двери и застыли с лицами, какие в советских фильмах были на лицах партизанок, плюющих в лицо фашистским палачам во время допросов. — Марина Александровна! Дядя Коля сказал, что у вас есть свеженькая.
Марина Александровна закатила глаза, закашлялась и схватилась обеими ладонями за шею. Бабы, сидящие за столом по обе стороны от неё, дружно начали колотить Марину Александровну по спине. И та, то ли благодаря «скорой реанимационной помощи», то ли спасаясь от «реаниматоров», выскочила из-за стола, выхватила у Виталика из рук ведро, надела ему его на голову и что есть мочи стала колотить по донцу ведра своим хрупким кулачком. Виталик воет из ведра жестяным басом, а Марина бьёт и приговаривает:
— Свеженькая, говоришь? Дядя Коля послал, говоришь? А сам, дурачок, такое слово впервые слышишь, да?
Виталик не партизан, поэтом выдержать пытку не смог и сразу же дядю Колю сдал со всеми потрохами. Затем Марина Александровна схватила черенок от лопаты и уверенно, словно боец, идущий в штыковую атаку, направилась к теплушке мужчин.
К таким решительным боевым действиям не был готов никто. Марина обрушивала на стол черенок от лопаты раз за разом, плюща алюминиевые миски, эмалированные кружки, банки с консервами, и, превращая нехитрую снедь в крошево, приговаривала:
— Колян, паскуда! Всем уже доложил, что у меня месячные пришли? Все уже про нас с тобой знают? А Светке своей сказал, что у меня «день красных партизан» наступил? А моему мужу недоделанному тоже сообщил?
Мужики, справившись с первым шоком, дружно начали гоготать, сообразив, что на самом деле произошло. Вся бригада высыпала из теплушки на улицу, и там уже кто продолжал ржать стоя, сложившись в «букву Гриша», а кто и повалился на снег, изнемогая от коликов. А Коля, оставшись на поле боя, едва сумел отнять у Марины смертельное оружие и стиснул её в объятьях, успокаивая всеми известными словами и укоряя за то, что она сама, своими руками, вытащила скелет из шкафа, и теперь-то точно весь посёлок начнёт судачить об их романе.