Марьюшка бежала не разбирая дороги. Сердце бешено колотилось, ножки в легких изящных башмачках - "стерлядках" давно промокли и скользили на мягкой осенней грязи, волосы выбились из прически, красиво завитые локоны растрепались, нарушая весь "фонтанж", так умело устроенный маменькиным куафёром. Да было ли ей дело сейчас до причёски!
Марьюшка бежала топиться. Незаметно выскользнула из душной бальной залы, очертя голову бросилась со двора, пока челядинцы заняты были, да папенька с маменькой не хватились. А ведь ещё утром думала, выдержит, всё выдержит, и злодейку-разлучницу в уста расцелует, и бровью не поведёт. А как стали молодых снаряжать на брачное ложе с шутками, прибаутками, скабрезными частушками, так головка и закружилась, разум помутился, выбежала незамеченной, пока народ молодыми занят был, да понеслась мимо бывших Козьих болот, к Патриаршим прудам. Вот бы сразу в воду так и влететь, да запнулась, замешкалась, так и осталась на берегу. Слёзы горькие ветер высушил, а тоска на сердце черной змеёй закрутилась.
- Ах, Санечка милый мой, разлюбезный! Как же вышло так, что не меня ты под венец повёл, а подругу мою, Ефросинью Павловну! Как вышло так, что за весь день не то что слова не вымолвил, а даже взглядом в мою сторону не глянул? А ведь как клялся, как божился в любви вечной! А она надеялась, ох как надеялась. До последнего. И даже в церкви, когда венцы над молодыми держали, да батюшка троекратно благословлял жениха и невесту, сердечко так и колотилось, так и надеялось, а что если гром небесный грянет, да покарает разлучницу!
Марьюшка хотела перекреститься, да вспомнила, какое дело страшное над собой учинить собралась, да так и застыла с поднятой рукой. Умирать страшно, а и жить-то как? Иной жизни, как без Санечки и не представляла себе. С детства им грезила, и он судьбы другой себе не желал. Да разве супротив царской воли-то пойдешь! Сам царь Петр Лексееич Сашеньке невесту сосватал, рода знатного, боярского, великую честь оказал. Хотела Марьюшка в ножки царю кинуться, но где царь, а где она! Санюшка обещал, что сам всё устроит, да закружилась, видно, голова от царской милости, забыл свою Марьюшку.
Не хотелось ей, ой, как не хотелось на свадьбу эту идти, но батюшка так прикрикнул и ногой об половицу стукнул:
- Пойдёшь, девка! Хочешь немилость царскую на нас навлечь! Мы хоть и не в Петербурхе энтном, а доносчиков и наушников и в Москве хватает! Сказано со всеми домочадцами быть, так и будет!
Зябко и страшно стало Марьюшке. Пруд-то совсем заброшенный стал, как при нынешнем царе Патриарший двор разорили, так и пруды чистить перестали. И болтают нехорошее про них. И тут, как по заказу, на самой середине пруда, будто огонёк зажёгся. Ойкнула Марьюшка, за грудь хватилась. А на пруду и, правда, будто лодочка показалась и свечку кто засветил. Прищурилась Марьюшка в темноту вглядываясь, да почудилось ей, что и не человек будто в лодочке плывёт. Голова у него козлиная, рога изогнутые и шерсть клоками свисает.
- Чёрт, чёрт, — тут Марьюшку ноги обратно и понесли. Стремглав полетела, да прямо в руки папеньки и попала. Её давно уж искать кинулись...
Маша задумчиво сидела на берегу пруда, иногда бросая крошки сладкой булки в воду. Сытые ленивые утки угощение явно игнорировали, одинокий утомленный людским вниманием лебедь, презрительно поглядывал в сторону гуляющих зевак.
- А знаешь, Алекс, в нашей семье существует легенда, о том, как моя прапрабабка топиться сюда бегала.
- Топиться? - удивился сидевший рядом молодой человек, стряхивая пепел с тонкой душистой сигаретки.
- С чего это вдруг?
- От несчастной любви, с чего ж ещё?
- Ну и как? Утопилась?
- Да нет, черта, сказывают, она здесь увидела. Болота тут раньше были козьи. Только с козами это никак не связано. Нечистая сила козни строила.
- Постой, у Булгакова...
- Да, да, и Михаил Афанасьевич эту историю знал. Как нечистая сила людей в жертву приносила, головы резала и в пруд сбрасывала.
- Брр! - Алекс докурил сигаретку и стрельнул окурком в стоявшую наверху урну, - ерунда всё это, Козий двор тут был, к царскому столу шерсть поставляли. Ну а что, родственница твоя?
- Какая?
- Та, что топилась. Что с ней стало?
- Да ничего особенного, домой вернулась жива здорова. Потом замуж ее выдали. Счастливо прожила до самой смерти. А утопилась бы и не было ничего. И меня бы не было!
- Ты зачем позвала меня сюда? Сказки рассказывать? Маша помолчала немного, вздохнула, потом в упор посмотрела на Алекса:
- Я спросить хотела. Правда это?
- Что, правда? - предчувствуя неприятный вопрос, юноша отвёл глаза в сторону.
- Правда, что ты женишься? На ней, на Еське?
Алекс вздохнул:
- Правда.
-Но почему, зачем? Ведь ты не любишь её?
- Так надо, понимаешь? Ты же знаешь, против отца я не пойду. А для него это важно. Бизнес и ничего личного.
- А я? Как же я? - девушка всхлипнула.
- А что ты? Мы же можем встречаться, ничего у нас с тобой не изменится.
- Знаешь, что? Иди ты! Иди, я сказала, - она стукнула кулачком юношу в грудь, - иди, пока я не закричала! Алекс, пожав плечами, предпочёл молча удалиться. Маша осталась одна. Вокруг кипела жизнь, играла музыка, суетилась молодежь. Она не слышала ничего, сидела обхватив себя руками и смотрела на воду.
- Нет, топиться не буду! - Маша решительно поднялась.
- Да и народу много.
Ещё утром ей ничего так сильно не хотелось, как пойти и утопиться, каким бы глупым это не казалось.
- Хотя, наверное, во всем виноваты гены, - решила она, в последний раз глянув на гладь пруда. За домиком для лебедей, вдруг показалась рогатая голова, тряхнула жидкой бородёнкой, подмигнула Маше и тут же скрылась.
- Фу, вот и мне черти среди бела дня мерещатся, - сердито фыркнула девушка, отряхивая платье от прилипших сухих травинок. Она резко поднялась с земли и решительной походкой направилась в сторону Малой Бронной.
