Трап…
По нему ходят, хотя морская этика гласит:
«По трапу – бегом»!!!!!
Его балясины-ступени вроде как топчут и нещадно, разве что с перерывом на дальние походы. Тогда он сиротливо ютится вдоль борта. И внимание сиротинушке уделяют лишь при команде «Крепить по штормовому». Но стоит кораблю причалить к пирсу, стенке, а то и бросить якорь на рейде, как трап становится, никак не менее, связующей пуповиной между экипажем и вожделённым берегом. Нет слаще момента, чем сход по трапу на берег.
О, трап – ты становишься вожделением святости! На любом корабле, а тем более военном, немало почитаемых предметов, мест. Часть из них святы по уставу: флаг, гюйс, вымпел. Затем идут предметы рангом ниже: рында, комингс, штурвал, вахтенный журнал…Но как-то не вписывается в этот перечень трап. А ведь именно он становится ценен уже потому, что он есть!
Во-первых, по нему сходят, отдавая честь флагу, все от матроса до командира и выше, равно как и поднимаются. По нему выносят с парохода практически всё непотребное и не только: от пищевых отходов до «шила» (спирта), от проржавевших труб до дембельских чемоданов. Свой первый шаг на борт, будь то матрос-первогодок или послуживший немало на других кораблях офицер, делают по трапу. Я уж не говорю, что в увольнение, на сход – только по трапу! Да ещё и бегом. Обратно, может, не так резво, но тоже принято по трапу идти не прогулочным шагом, а как бы тоже бегом. Хотя тут уж кому как. Хотя даже маститые адмиралы чтут за серость заходить по трапу вразвалку: сие есть явное неуважение к традициям флота, к военно-морскому флагу, к команде и к кораблю в целом.
Так вот, как бы не соврать, на нашем «Чумикане» от ватерлинии до фальшборта метров с пятнадцать будет. А в базе, на заводе, когда трюмы пусты, то и того более. Это к тому, что водрузить трап на ют океанского лайнера, почти то же самое, что на карниз крыши 8-9 этажного дома. Хотя это почти не замечаешь, сбегая, положим, на сход в катер, либо на стенку того же Дальзавода.
И вот, однажды, после восьмимесячного похода наш «тазик» сразу ошвартовали для ремонта во Владивостоке.
Оговоримся, что лично мне нелицеприятно ТОГовское (Тихоокеанские гидрографы) прозвище «тазиками» своих кораблей. Во всяком случае, «Чумикан», по сравнению с малыми кораблями типа «Спасск» или «Чукотка», тянул не менее чем на хорошее корыто, а то и ванну.
Так вот о трапе… Уже где-то в Желтом море чувствовался запах материка. За восьмимесячный срок поотвыкли мы от него. Запах туманил мозги, будоражил воспоминания о береговых утехах…Равно как у матросов, так и у мичманов, и офицеров (у старших офицеров явных признаков приближающегося «гона» не усматривалось, скорее всего, внешне). Швартовый бум миновал, и палуба опустела – ВСЕ без исключения кинулись готовиться ринуться в город. Даже те, кто умудрился нахватать замечаний, как собака блох. Первым рванул к местным сучкам наш корабельный пёс Тобик. Благо, в назиданиях ни боцмана, ни старпома он не нуждался. Нам такие привилегии явно не светили. Прежде всего, следовало подсуетиться насчёт «добро» на сход. Суетились лавинообразно и по уставу. Матросы – у старшин, старшины – у офицеров, офицеры…Одним словом, к вечеру – построение всех алкающих немедленных утех и получивших на сие «добро» от начальства членов команды. Строили и назидали всех порознь: матросов, мичманов и офицеров. Что касаемо «назидания», то оно было практически одинаковое и для всех: «Никаких пьянок и баб! Прибыть ко времени и «как стёклышко!» Ко всему ещё следовало «блюсти честь и достоинство». Речь обильно сдабривалась военно-морским сленгом, за счёт чего она становилась убедительнее и раза в четыре-пять длиннее. Назидаемые в нетерпении переминались с ноги на ногу, нервно теребя в карманах денежные купюры запотевшими пальцами. Кое-кто откровенно возмущался неоправданному по длительности «пиндежу». И… о, бедный трап! За минуту-полторы по нему отгрохали до сотни каблуков – сатисфакция за невостребованность за все минувшие месяцы разом. Проходная завода заработала в режиме станкового пулемета, пропуская осатаневших чумиканцев. Уже на этом этапе звания даже для приличия как бы «не замечались». Этот же принцип был соблюдён при НЕМЕДЛЕННОМ посещении ресторанов «Зеркального» и «Бригантины», что прямо через площадь от проходных. Где нашли пристанище матросы, особо никого не интересовало. Хотя потом… В отличие от непьющего Тобика, приступившего огуливать особей противоположного пола НЕМЕДЛЕННО, наш брат заострил своё внимание, прежде всего, на возлияниях всего и по многу. Почти уверен, что до «баб» не добрался практически никто. «Оттянувшиеся» по ускоренной программе в первом часу ночи донесли себя и товарищей до родного причала. Вся чрезмерно подгулявшая «смесь» из офицеров и мичманов с приличным запасцем спиртного «на случай завтрашнего сида» толпилась вначале у проходной. К вахте команда относилась исключительно любезно как морально, так и материально. А посему, торможения не усматривалось напрочь. Около часа ночи, контрольного времени прибытия офицеров и мичманов, трап с укоризной поскрипывал от волны прибоя в ожидании и одиночестве. У его вершины «гостеприимно» ждали с берега своих подопечных вахцер (вахтенный офицер по долгу службы), старпом (в порядке соблюдения дисциплины) и замполит (из любопытства и предвкушения обильной воспитательной работы). Офицерско-мичманская «смесь» сгрудилась почти рядышком с кораблём, за кирпичной подстанцией. Теперь предстояло вроде простое дело: следовало выяснить, кто самый трезвый, дабы уже ему первому рвануть по балясинам к фальшборту кормы или, как мы соразмерили, к карнизу 9- этажного дома. Перебрали всех. Причем повторили опрос и осмотр многократно и с пристрастием. Испрошая испытуемых: «А ну дыхни! Ой, бля! Закрой глаза, но не падай. А теперь ткни пальцем в нос! Не-а. Совсем не фурычит!» Едва ли после третьего раза выяснили, что степень моей трезвости наивысшая. Попытки опровергнуть «мнение большинства», я обречённо раза два выглянул из-за угла будки. Стоят наши начальники. Ждут моей крови как на заклании агнца. А «обчество» ждёт развязки. Мало того, с начальственного «Олимпа» заметили мою нерешимость, рассмотрели меня в свете кормового прожектора. А старпом приветливо эдак приободрил: «Ну, что же ты, иди, иди милок!» Пришлось идти. Поначалу почти по уставу – бегом. Но уже метров через 5-6 трап из-под меня резко выдернули. Едва успев выматериться: «Ой, бля…Ну что за шутки, в бога…», и тут же услышал хохот как сверху (очень сверху), так и снизу, от посланников. Оказалось, что трап тут был ни при чём, он не сместился и на дюйм. Всего лишь нарушилась моя координация. Из-за неё, проклятой, старпом и иже с ним стоявшие как бы сместились чуть ли не в зенит уже звёздного приморского неба. И, оценив в пространстве и во времени обстановку, моей милости стало доподлинно ясно, что истинного флотского шика на трапе сегодня не выразить – не мой день… Однако, добравшись до кормового флагштока, я изобразил отдание чести старпому, доложив более-менее внятно, что: «Со схода прибыл, за время схода замечаний не имел!…» На что К2Бобачев (это был он) тихо и как-то с грустью послал меня на х…Это следовало понимать, что «приём окончен, иди спать!» На следующий день, а это было воскресное утро, в дверь каюты кто-то постучал…Это был замполит. Особо не рассусоливая, он сообщил, что мой «героизм» старпом оценил. А это означало, что кроме меня вся «смесь» получила втыки. С чем они чуть позже и пришли меня поздравить. А заодно и похмелиться. За поясом у меня всё-таки сохранились три бутылки ликёра «Сембяк» по 0,75 л. и 70 градусов крепостью.
© Первая Роса
