Провинция Мату-Гросу была дальней окраиной Бразильской империи, экономически крайне слабо связанной с метрополией.
В названии этой территории отражена главная черта местной природы: Мату-Гросу означает в переводе с португальского «густой кустарник» («мату» — заросли кустарника, «гросу» — густой). Португальцы, осваивавшие этот район в центре Южной Америки, в самых верховьях реки Парагвай, не стали долго задумываться над тем, как его назвать, увидев расстилавшуюся перед ними саванну, заросшую низкими деревцами и кустарниками. Есть у нее и неофициальное имя – Inferno Verde, «зеленый ад».
К северу от саванны — влажный тропический лес Амазонки. Южнее плоскогорье переходит в болотистую равнину Пантанал и образует шапады — почти вертикальные стены, сложенные красным песчаником, высотой 260-400 м, с которых низвергаются сотни водопадов с причудливыми названиями, как у 86-метровой Фаты невесты. Еще южнее - леса.
С начала 1830-х Мату-Гросу осваивали землевладельцы из Куябы и провинций Минас-Жерайс и Сан-Паулу. В первую очередь заселялись берега рек Акидауана, Миранда, Неру, Ниоаке, Пейше, Салобра, Табоко и Такуари. Фазенды были самого разного «калибра» - от скромных, в пару гектаров, до довольно крупных, в несколько десятков га. Впрочем, границы владений чаще всего были не размечены и даже не определены. Эксплуатируя труд черных невольников и местных индейцев, фазендейро разводили сельскохозяйственных животных, выращивали зерновые, батат и фруктовые деревья.
Частные стада местных жителей, как правило, были невелики: отсутствие нормальных дорог мешало сбывать продукты животноводства за пределы провинции, внутренний же рынок был очень мал. Чаще всего держали от пары до нескольких десятков голов, не больше. Даже крупные землевладельцы жили в весьма примитивных жилищах, рядом с которыми строились мельницы, мануфактуры по переработке сахарного тростника, корали и т.д. Сухопутные дороги практически отсутствовали, за исключением труднопроходимых троп через сельву.
Во второй половине 1850-х жизнь в «зеленом аду» несколько активизировалась благодаря открытию навигации в эстуарии Рио-да-Прата и на реках Парана и Парагвай. Быстро росли порты Корумба (109 соломенных хижин, 36 домов из плетеных веток, 29 каменных домов в 1864 г.) Касерес и Куяба. Через порт Корумбы экспортировались продукты Мату-Гросу, такие как шкуры, продукты из сахарного тростника, мамао (папайя) и т.д.
В середине 1864 года население всей провинции Мату-Гросу составляло примерно 75 тысяч человек, из которых 1315 жили в Корумбе, в том числе 44 раба и 84 иностранца. Индейское поселение Миранда в 1860 году насчитывало 1400 индейцев, а в 1861 году в деревне было 240 жилищ, жило 720 свободных людей и 100 рабов. В Ниоаке было 130 домов, в основном хижин, лишь немногие из которых были покрыты черепицей. Военные колонии представляли собой просто лесные лагеря. Наиболее укреплен был форт Коимбра, имевший каменные стены.
С 13 декабря 1864 года Парагвай и Бразилия находились в состоянии войны. Солано Лопес верил, что получит поддержку уругвайского правительства, все еще находившегося под контролем партии Бланко, а также аргентинских провинций Энтре-Риос и Корриентес, давление которых заставит Бартоломе Митре сохранить нейтралитет. Однако Монтевидео очень быстро уступил имперским силам, а разрешение на проход парагвайских войск по аргентинской территории так и не было получено. Геополитически Лопес просчитался буквально во всём.
Через тринадцать дней после захвата корабля "Маркес де Олинда" парагвайцы начали вторжение в провинцию Мату-Гросу.
Направление на Корумбу
400 подчиненных полковника Карлоса Аугусто де Оливейры бежали на пароходе «Аньямбай» в Куябу. Поскольку маленькое судно не могло вместить даже всех солдат, оставшиеся военные и гражданские спасались, кто как может: на лодках и шхуне «Жакобина», шедших на буксире у «Аньямбая», на весельных и парусных каноэ. Из-за перегруза, грозившего катастрофой, многие вынуждены были сойти на берег и следовать в Куябу лесными тропами по пересеченной и сильно заболоченной местности. Руководство «голодной толпой» беженцев взял на себя второй лейтенант Артиллерийского корпуса Жоао де Оливейра Мелло.
В его рапорте так описывается переход беженцев, начавшийся 2 января 1865 года:
«Когда наши войска оставляли Корумбу около 9 часов утра, я находился на военном пароходе «Аньямбай». Мы прошли мимо шхуны «Якобина», пришвартованной у правого берега реки, на которой находились солдаты 2-го пехотного батальона, 7-я артиллерийская батарея, таможенники, различные гражданские лица и большое число женщин и детей обоих полов. С борта шхуны кричали солдаты, требуя, чтобы я присоединился к ним».
Поскольку ведомые на буксире лодки чрезвычайно замедляли движение, а перегруз судов грозил их опрокидыванием, было принято решение разгрузить «Аньямбай». Часть гражданских пошли обратно в Корумбу, где их весьма жестко встретили парагвайские солдаты. Тем же, кто решился уходить в Куябу, выпали многочисленные лишения:
14 февраля мы начали свой марш вверх по реке Такуари, имея в своем распоряжении баркас на 26 человек и две крошечных четырехместных каноэ. В то время моя группа состояла из 470 человек, включая солдат, гражданских лиц, женщин и детей обоих полов. 26-го мы прибыли на ферму Брачиньо на левом берегу Парагвая, где удалось пополнить запасы продовольствия. Мы продолжили марш по суше...
Это были четыре месяца пути под нескончаемыми дождями. 30 апреля 1865 года 230 солдат и 249 гражданских прибыли в Куябу, где были встречены как герои епископом Жозе Антониу душ Рейшем, гражданскими и военными властями. Были произнесены патриотические речи, отслужена торжественная месса. То, что в дороге не был потерян ни один человек, приписали божественному вмешательству.
Многие переходили границу, чтобы укрыться в Боливии. Некоторые иностранцы и бразильцы, под руководством раба из Вила-Мария, искали убежища в поселении Саградо Корасон, отдаленном от Корумбы на 25-30 лиг (около 150 км). Путь занял четыре месяца и сопровождался множеством проблем и лишений.
4 января 1865 года войска Висенте Барриоса высадились в порту Корумбы и заняли никем не защищаемое селение. В бразильских военных документах отмечается, что парагвайцы разграбили жилища, магазины и склады, местное население в отчаянии пыталось бежать, а те, кто этого по каким-то причинам не сделал, стали жертвами грабежей, разбоя и изнасилований. Мирное население заставляли работать на оккупантов, подвергая телесным наказаниям и другим злочинствам. В конце концов, деревня Корумба якобы была полностью разрушена, все здания, включая жилые дома и церковь, уничтожены.
Однако в рапорте Жоакима Феррейры Моутинью, задокументировавшего состояние Корумбы после возвращения под бразильское управление 13 июня 1867 года, сообщается, что «деревня в идеальном порядке, склады иностранцев целы и находились под заслуживающим похвалы надзором», то есть парагвайцы охраняли имущество местных жителей и поддерживали порядок.
Итальянец Кавасса жил в Корумбе с 1857 года и имел пять торговых домов. Меморандум Мануэля Кавассы, отправленный бразильскому правительству для получения компенсации за потери во время войны, содержит подробную информацию об оккупации Корумбы.
Новости о вторжении парагвайцев и оккупации форта Коимбра вызвали большое беспокойство в Корумбе. Командующий войсками решил, что сопротивление невозможно, что вызвало «беспорядок и шум: пьяные солдаты и граждане игнорировали распоряжения офицеров… грозились убить иностранцев, клевеща, будто бы те заранее знали о вторжении [...] и никого не предупредили ". Когда около семидесяти человек решили остаться в Корумбе для защиты своего имущества, это вызвало такое возмущение, что бедолагам пришлось спрятаться в джунглях. Кстати, среди тех, кто решил остаться, было много бразильцев.
Несмотря на то, что у защитников города имелись четыре пушки, множество ружей, огромные запасы свинца и пороха, это не добавило им отваги. Лейтенант Мелло, возглавивший бегство из Корумбы, приказал уничтожить все запасы пороха, чтобы те не достались противнику. Дабы не разнести селение взрывом, порох утопили в реке.
Высадившиеся в Ладарио парагвайцы были, по словам Кавассы, адски голодны, ели все, что находили, "свиней и коз... и начались грабежи складов". Большинство жителей сбежали в Куябу или в Боливию, а остальные укрылись в лесах. На следующий день Барриос под угрозой наказания приказал сдать все предметы, принадлежащие сбежавшим. За уничтожение пороха Никола Канале, Жуан Бикава и Кавасса были приговорены к тюремному заключению на… четыре дня.
Солдаты разграбили один из магазинов Кавассы. Пострадавший обратился к Барриосу с просьбой о возмещении убытков, но был вежливо послан. В целом же парагвайцы довольно внимательно отнеслись к просьбам иностранцев. Кавасса, например, смог отправить письма на двух судах, которые прибыли в Корумбу, одно из которых было английским, а другое - аргентинским. Письма были адресованы в Монтевидео итальянскому министру Бальбулани. Кавасса сообщал об условиях жизни в оккупации и просил принять меры и гарантировать безопасность. Коммерческая деятельность, которой в основном занимались итальянцы и португальцы, не прекращалась, так как она была нужна и самим парагвайцам. Иностранцы имели свободу передвижения, ведения и расширения своего бизнеса, им разрешалось общаться с парагвайскими военными.
Во время оккупации Барриос вел регулярный прием жителей по личным вопросам, а каждое воскресенье проводил открытые для посещения балы. Парагвайские солдаты продавали местным жителям мясо и другие продукты. Поскольку оккупированная провинция сильно обезлюдела, основные потребности в продовольствии и товарах удовлетворялись за счет импорта из Боливии – тамошние торговцы спокойно пересекали границу. Они привозили соль, муку, обувь, шляпы, ткани.
Серьезные перемены начались в июле 1866 года, когда пришёл приказ парагвайского правительства о депортации части мужского населения, как местных жителей, свободных и рабов, так и иностранцев. Тем, кто сопротивлялся или не был готов к отправке, грозила смертная казнь. Кавасса и его друг Никола Канале смогли договориться с Барриосом о выезде их семей на особых условиях. Это показывает, что, как минимум, обеспеченные бразильцы имели возможность договариваться с парагвайской военной администрацией.
«Мы были очень напуганы. Не желая оставлять здесь семью, я заявил генералу, что без нее не уеду, и пусть меня первым казнят. Он ответил, что семья поедет со мной, если на пароходе будет достаточно места.».
Впрочем, было бы ошибкой утверждать, что парагвайские оккупанты вели себя как-то особо цивилизованно. Более-менее безопасно могли себя чувствовать только иностранцы. В целом же нормой были аресты, пытки при допросах, расстрелы при малейшем подозрении на причастность к партизанам, но особенно доставалось женщинам. Каждая молодая женщина рассматривалась парагвайскими солдатами как потенциальная секс-рабыня. Сам «команданте Барриос» взял в наложницы дочь фазендейро, которому угрожали смертью.
Направление на Миранду
28 декабря войска полковника Исидоро Рескина достигли поселения Ниаоки 2 января 1865 года, а 12 января вошли в Миранду. Селение было практически пусто: гонимые страхом, местные жители и индейцы покинули насиженное место.
При известии о грядущем прибытии парагвайцев началась настоящая паника. Многие искали убежища в лесах и горах Маракажу. Местные власти, которым полагалось принять решение либо об эвакуации, либо об организации сопротивления, «совсем потеряли голову среди криков женщин, плача детей, стонов слабых, воплей индейцев, противоречивых советов, горячих дискуссий и полной растерянности», и не сделали вообще ничего. 6 января жители массово покинули Миранду в полной неразберихе. По словам одного из свидетелей, «наиболее влиятельные члены общины не заботились ни о чём, кроме как набить свои каноэ и лодки вещами, с которыми они намеревались сплавиться по реке».
Имевшееся в казармах оружие «приватизировали» колонисты и индейцы – кто для сопротивления оккупантам, кто «в хозяйственных» целях. Многие жители нашли убежище на берегах Миранды, в месте под названием Салобра.
Из тех, кто добровольно остался или не имел возможности бежать, больше половины были впоследствии угнаны на работы в Парагвай или убиты. Так, в 1865 году на ферме Мангабаль были задержаны шестеро бразильцев, которых «били кнутом и убивали ударами копий, потому что они отказывались давать информацию о партизанах, о которых они абсолютно не имели представления». По окончании войны многие так и остались «пропавшими без вести». Дома, казармы и церкви были разграблены и разрушены или повреждены. По записям за 1866 год в Миранде числились «24 полностью разрушенных строения, четыре частично разрушенных и 35 поврежденных».
Парагвайцы оставались в Миранде до 24 февраля 1865 года. Когда 18 октября 1866 года туда вернулись бразильские войска, они нашли селение полностью разрушенным. Дома были сожжены, улицы забаррикадированы, имущество разграблено.
В последние годы в парагвайских архивах было обнаружено несколько любопытных документов, позволяющих составить представление о порядках на оккупированной территории. Один из них называется «Список бывших бразильцев, высланных в Вила-де-Консепсао со своими семьями - 1865 год». Там перечислены 137 человек, некоторые с детьми и рабами (73 и 8 соответственно). Из них в Консепсао были отправлены: 44 человека моложе 14 лет (из них 19 мальчиков и 17 девочек, в том числе два младенца), 52 мужчины (32 женатых и 20 холостых), 41 женщина (8 незамужних, 29 замужних, 4 вдовы). Из числа рабов шестеро были мужского пола, двое – женского. Большинство населения составляли люди в возрасте от 10 до 50 лет, основным образом в возрасте от 20 до 39 лет. Самому старому было 54.
В «Подробном списке бразильцев, оставшихся в своих домах» учтено 130 человек. В основном это взрослые в возрасте до 39 лет. Лишь немногие из них владели рабами, которых в обоих списках было 36 (обычно 1-2 раба на семью). Население региона, занятого парагвайцами, состояло в основном из молодежи и детей, и больше всего выжило женщин и детей, а мужчин-взрослых было мало.
В результате войны многие жители региона стали беженцами. Они ушли в труднодоступные места, известные только местным жителям, где создавали скрытые в глубине сельвы поселения. Жизнь этих людей была полна лишений.
Питались беженцы самой простой едой: лепешками из кукурузной муки и рисом, который очищали от шелухи вручную. Не имея доступа к тканям, ходили в том, что унесли с собой при бегстве.
Позже, когда страх перед парагвайцами уменьшился, беженцы начали строить хижины на открытых местах, чтобы «обеспечить больше пространства и свободы». В пяти километрах от Миранды был лагерь Франсиску Диаша, где жили более 100 человек.
Конечно, далеко не все население Мату-Гросу угонялось в Парагвай. На плантациях нужны были работники.
Оккупанты тоже теряли людей в Мату-Гросу. Не менее ста парагвайских солдат погибли от голода и болезней в Дурадосе. Трофейный пароход «Аньямбай» был сильно поврежден и дал такую течь, что его невозможно стало использовать. Захватчики регулярно несли потери от партизанских действий - к концу второго года войны жертв набралось уже под две сотни. Не так уж и мало, учитывая численность оккупационных войск: тысяча солдат под командованием Рескина в Корумбе и 300 солдат под командованием майора Гонсало в Коимбре.
Casus Belli в Telegram: https://t.me/CasusBelliZen.
Casus Belli в VK: https://vk.com/public218873762
Casus Belli в IG: https://www.instagram.com/casus_belli_dzen/
Casus Belli в FB: https://www.facebook.com/profile.php?id=100020495471957
Делитесь статьей и ставьте "пальцы вверх", если она вам понравилась.
Не забывайте подписываться на канал - так вы не пропустите выход нового материала
Ссылка для желающих помочь проекту:https://www.tinkoff.ru/cf/5rFGSRNywy6