Из дневника #ТетрадкаВКлеточку
До сих пор не знаю – прав я или нет, что постоянно играю со Смертью в «русскую рулетку»: ищу лучший ракурс, пытаясь сфотографировать, запечатлеть на память её странную улыбку – иногда вымученную, чаще надменную и холодную, ускользающую, и редко-редко благодарную…
...Нет, я не фотографирую падаль, и у меня довольно здоровая, железобетонная психика! А ещё - феноменальная чувственная память: помню, как в два года, когда родители сдали меня в «дом малютки» - тонул в море. Летом, на пляже, молодые нянечки положили голенького пупсика на песок. Волна накрыла, подняла, утащила на глубину… Вот почему я, родившийся на берегу двух морей, так до сих пор и не научился плавать… Вот где я впервые почувствовал гибельную радость. Она затягивает, поглощает, веселит…
НА ПОРОГЕ
Второй раз я почувствовал приближение Смерти, когда мне было 5 лет. Пьяный отец избил маму до потери пульса, а затем, повесив её под потолком посреди комнаты, ушёл в магазин за новой бутылкой водки… Мать хрипела в петле, ловя ногами воздух, но всё тщетно… Я схватил табурет, и, вскочив на него, обхватил мамку за ноги. Приподнял на сколько мог, заорал: «Не умирай, мама! Не надо!» Так и простоял, поддерживая жизнь в слабеющем теле. Дверь открылась. На пороге – бабушка, наше спасение. В глазах потемнело. Падаю, лечу в пустоту. Тогда-то я и увидел её. Прошла тенью. Серая. С колодцами, вместо глаз. А за ней – лёгкий ветерок. Дыхание смерти…
Бабушка обняла, прижала меня к груди. Плачет…
Через пару зим мама забеременела сестрой и отец, продав дом на горе Митридат, купил старую развалюху на улице Патриса Лумумбы. У бати было много всяких «навязчивых» идей. Одна из них: построит дом, продаст, купит новую рухлядь и снова на баррикады. И так по кругу – всю сознательную жизнь…
Достопримечательностью того дома был старый, заброшенный сад. Через забор – такой же, но это - соседский. Ясное дело – и мохнатые персики, и зелёный абрикос, и деревянные груши - в чужом саду, за забором, куда слаще…
А ещё там жил дед Тимофей. Гигантская «забродившая», проспиртованная груша со старой казачьей винтовкой в трясущихся руках – зрелище не для слабонервных. К его рыку «Убью!» я привык быстро. Дед-то слепой, на костылях… Если и «ужас, ужас, ужас!», - то лишь для инфантильных девчонок.
На третье лето нашего соседства дед Тимофей отдал Богу душу. Лежал укрытый тюлью, на столе, в пустой комнате. Я зашёл попрощаться. Над Тимофеем кружили пчёлы. Оглянулся. Одни… Указательным пальцем, сам не знаю – зачем, я надавил мертвецу на запястье правой руки. Убрал палец, а воронка на руке не исчезает. Попытался загладить… Нет! Неужели, соседа так и закопают в землю с моей меткой?.. «Убью!» - зарычал у меня в голове Тимофей. Хорошо, что окно было рядом…
КРОЛИК ТЫ ИЛИ КОТ…
Чехова отец не читал, подозреваю - как большинство молодых сегодня! Подранки войны, успев закончить лишь три класса начальной школы, выходили тогда на «большую дорогу» ради куска хлеба. Воровали, грабили, мотали срок… Снова шли «на дело». Я не оправдываю. Я понимаю… Но и в те, послевоенные годы, и сегодня, мечты о Счастье - словно под копирку. Как там у Антона Павловича?.. «Голодная собака верует только в мясо... Так и я... Могу только про деньги!..» Все мы в первые 40 лет – гончие псы. Потом, если даст Бог, до 85-ти читаем классиков, некоторых цитируем: «Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу!»
Мы с отцом родились в феврале, с разницей в один день. По восточному гороскопу - кролики или коты, кому как нравится. Хотелось, чтобы на этом – всё! Но от осинки не родятся апельсинки… С годами я осознал, что отца почти не помню. Боялся поднять голову, никогда не смотрел деспоту в глаза. Не по себе было. А страх, он лишает человека воспоминаний. Блокирует память…
Отец прожил странную жизнь – ни друзей, ни родственников. Всех разогнал. Чтобы не задавали лишних вопросов… Племянница однажды спросила: зачем сад под корень вырубил? Ни ответа, ни племянницы… Ни сада!..
Старый, запущенный, одичавший – он не приносил радости. Ни фруктов, ни ягод…
На следующий день после похорон деда Тимофея, отец, вооружившись одним топором – пошёл воевать с садом. Две недели корячился… Деревья сопротивлялись, как могли. Одно, надломившись веткой, сбросило корчевателя наземь, прямо на топор, торчавший из травы лезвием вверх. Каких-то пять сантиметров и всё!..
На выжженом поле, которое по привычке все называли «вишнёвым садом», отец установил двести трёхэтажных клеток, собранных в столярной мастерской своими руками. Туда запустил более тысячи крольчат, купленных на рынке.
- Вырастим кроликов! Мясо диетическое – на базар, шкурки – на шапки! Станем миллионерами! – вытирая пот с шеи и лысины, повторял, словно молитву, нищий Ротшильд.
Год каторжного труда…
Помню тот утренний туман. Проснувшись с первыми петухами, выхожу во двор, ещё сонный бреду себе по тропинке в туалет. Поднимаю глаза – картина маслом: посреди «вишнёвого сада» стоит на коленях отец, смотрит на небо и… плачет. Клетки тонут в тумане. Пригляделся, а они… открыты.
За одну ночь Смерть затянула в свои сети более 1000 кроликов! Потом я услышал от взрослых, что заразу эту, завезли из Америки. Нет, не сифилис, как-то по-другому! Кажись, «ящур». Или как-то так…
- Другой бы снял шкурки! Если не мясо – то шкурки точно пустил бы на продажу! – шептались соседи. – А у этого, бывшего зека, всё по понятиям!..
Отец вырыл посреди «вишневого сада» яму, сбросил в неё всю падаль, облил керосином и сжёг. На следующий год наша семья садила и выращивала огурцы…
(продолжение следует)
Интересно? Писать продолжение?! Ставьте лайки, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ на мой Канал и, поверьте, вы не пожалеете: исповедь "фотографа" только начинается!