Утро ступает по сонному лесу, прячутся немые тени. Солнечные блики падают сквозь ветви деревьев, дотрагиваются до мха, и он влажно дышит, хрустит, сохраняя наши следы. Пахнет свежестью, прошлогодней листвой, полузабытой нежностью. Над тишиной взмывает первая трель невидимого певца. Краткая пауза. Будто вздыхает земля. Робкие распевки птичьего хора полнятся многоголосьем солистов. Над брусничником клубится низкий туманец.
Одинокая берёза нечаянной гостьей сиротливо белеет средь корабельного леса. Ночью заморозок сотворил с ней чудо – нарядил в сосульки и натёки льда. Отламываем хрупкие прозрачные леденцы, изумляемся застывшей сладости. Поцелуи со вкусом берёзового сока заполняют пустоту потерь, впускают в душу свет.Сколько жизни той и радости? Что отмерено - наше. Тонем в опрокинутом небе, исцеляем любовью раны.
За поворотом дороги совсем близко, в полсотни шагов от нас, токующий глухарь. Вот так встреча! Бородатый петух ослеплён любовным дурманом, не замечает опасность. Мы чем-то похожи на этого зачарованного весной глухаря - подумалось и стало смешно от шального сравнения. Солидный, с ярко-красными бровями и роскошной лирой хвоста глухарь замер в осанисто-гордой позе. Красавец!
Ловкое движение рук, и приклад упёрся в плечо. Когда счастлив, не мыслишь о плохом, сказался азарт и годами наработанный опыт. Позиция верная, всё решают секунды. «Нет!», - умоляю тебя глазами. Только не сейчас! Замираю. Нарушить сегодня роздумь древней птицы, по меньшей мере, бестактно – так вижу, чувствую, понимаю.
Отшельник очнулся от морока, после медленных царственных шажков, заторопился, распахнул с шумом крылья. Глухарь улетел, а в твоих глазах ни досады, ни упрёка, усмехнулся будто приобнял. Вот и славно. Спасибо, что выстрел не перечеркнул гармонию утра. Через прицел искажается мир. Красота убитой птицы, что уголёк, отнятый у нашего костра, - угаснет на глазах.
Чувства созвучные с природой пьём по капельке, по чуть-чуточке, наслаждаясь бережно. В сердце, до невозможности чутком, разгорается заря – кроткая, чарующая, ласковая. Тихая нежность не умеет кричать, понимает без объяснений, верит без причин, оберегает без оглядки, не смеет убивать. Хочется удержать земное счастье.
Глухарь улетел, но осталась... нерастраченная нежность.
-----------------
Время разумных желаний
Город – разум, село - душа…
Почему так сжимается сердце, когда вижу заброшенную деревню? От села на высоком яру осталось из прошлой жизни лишь бодрое название – Коммунарка, горстка стариков, доживающих век, да несколько домов, в которых ещё теплится жизнь. Из-под осевших крыш жалобно щурятся пустые окна, вместо огородов – зелёные платки крапивы. Всё ближе подступают деревья к обвалившимся заборам. Или хуторок сам стыдливо прячется от равнодушия глаз и времени, уходя в тень леса? Что мне эта деревенька, почему стоит перед глазами немым укором? Здесь нет родных корней, могилок предков, обязательств перед совестью, а она всё зовёт и зовёт безголосо, тревожит печальные мысли.
Приятно пройтись босиком: тёплая пыль ласково тешит уставшие ноги. Вдоль дороги тянется нераспаханная полоса скупой земли, затянутая лохматыми травами. Цветущий клевер расплескался в буйной зелени ароматной пеной. Неслинявший ситцевый сарафан, вышедший из моды, но по-прежнему любимый, напоминает эта трава. Стёжка-дорожка уткнулась в развилку, за которой видны крайние дворы. Вот и первая встреча.У кустов боярышника, усыпанных чуть зарумянившимися ягодами, сидит старуха,свесив ноги в серую от дождей борозду. Рядом, в зыбкой тени, стоят пятка к пятке глубокие калоши – первая обувь на селе. Из корзины выглядывают вишнёвые кулачки кровохлёбки, бабья травка - чабрец, дразнят ароматом иван-чай с душицей. В Коммунарке нет аптеки, да и вряд ли когда была. Выручают лекарства, что растут под ногами. Акимовна говорит и говорит, приветливое лицо осветилось улыбкой, а в глазах, голосе, даже в торопливых движениях изработанных рук – неподдельное, искреннее радушие. Непростая доля пожилой женщины схожа со многими судьбами уходящего поколения. Вся её жизнь уместилась в пожелтевших фотографиях, письмах, почётных грамотах и наградах, полученных за добросовестный труд.
Деревенька встречает шляпами подсолнухов и тишиной. По жердям и кольям развешаны сети с крупными ячеями и частушки для мелкой рыбы. Куры деловито копошатся, не обращая внимания на незваных гостей. Только собаки, не теряя бдительности, проявляют короткий интерес, но скоро успокаиваются, наблюдая за мной на расстоянии. Хромой остяк Малафейка возится около нагульной, ухоженной лошади с блестящей спиной и крутой холкой. Та качает головой, отмахивается хвостом от назойливых мух. Неугомонный жеребёнок – гордость хозяина тычется ласково под материнский живот. Рядом сидят на брёвнышке глухой дед – не сосчитать сколько лет, да крепкий русский мужик в сдвинутой набок фуражке дымит самосадом. Завязывается разговор с расспросами и скромными новостями о житье-бытье коммунарцев, незаметно переходящий в воспоминания.
Домик Акимовны - словно пасхальное яичко: уютный, чистенький, белёные потолки пахнут свежестью. Хозяйка угощает отменным квасом из погреба. Ах, какой! Холоднющий, терпкий, надолго оставляющий послевкусие смородинового листа. На столе появляется домашний хлеб, чашка с янтарным мёдом. Вкус местного мёда нельзя забыть - чудо, как хорош! Нигде не встречала похожего. Как бы между делом, вопрос: «Надолго ли?» - приводит в смятение. Не могу испортить долгожданную приятность. Старые знакомцы рады редким гостям. Всё-таки, как мало надо человеку, чтобы чувствовать себя счастливым. Захотелось сделать что-то доброе для одиноких стариков и я сдаюсь, ведь в глазах - причина остаться. Может удастся чем-то помочь. Старушка улыбается: не зря кошка с утра «намывала» гостей и ложка падала –верный знак. Здесь верят в приметы и, как ни странно, они сбываются.
Ароматный, тягучий мёд легко наворачивается на ложку. Пчёлы приносят его с пропестрённых цветами лугов, пока не скошены травы. Покосы – место, где зарождается сельская душа. Не понять эту душу до конца, пока не прочувствуешь вкус тяжёлого труда с мозолями, потом и пьянящим запахом свежего сена. Дзыньк, дзыньк – с одной стороны, дзыньк, дзыньк – с другой проскочил брусок по оттянутому жалу, тонкое полотно блестит отточенным краем. Взмах за взмахом плавно водят косой крепкие, жилистые руки. На широкие, прокошенные ряды ложатся рыхлые валки пырея. Наберёшь охапку и тянется следом перепутанный мышиный горошек. Ошеломлённый шмель гудит обиженно и улетает по своим неотложным делам. С детства помню, как в самую страду приезжали из города на помощь родне. Как ловко косили старшие братья с нашими отцами, какие красивые, подобревшие лица были после работы! Такие приходилось видеть разве что с окончанием поста, после праздничного богослужения: радостно-умиротворённые, скрывающие усталость, но одухотворённые внутренним светом. Это трудно описать и невозможно забыть.
Сейчас молодая трава щетинится сквозь прошлогоднюю прель. На выцветших просторах тихо грустят берёзы рядом с нераспаханными полями, а ведь прошло не так много времени с тех пор, когда корчевали, отвоёвывали у леса земли, оставляя немалую плату за каждую сотку. И кручинится, болит, плачет душа о неотмоленных грехах… Почему не внемлет, молчит рассудок?
Город – разум, село – душа. Жива Россия, пока жива её душа.
К чему это я… Сейчас мой друг, Женщина с большой буквы и просто – хороший человек с открытым сердцем собирается переехать в пустующий родительский дом. Он далеко отсюда, среди сада, на селе. А я не знаю: радоваться за неё или жалеть.
И всё же хочется, чтобы вернулись загулявшие ветры добрых перемен, в глазах стариков появилась радость, и не было стыдно смотреть в эти глаза, в которых нет обиды или страха, но заметна растерянность и тень вины. За что? Неужели зря прожита нелёгкая жизнь? Не трудно понять их отказ переселяться с обжитых мест. Молодая поросль легче приживается, а старые корни не стоит рвать с привычного берега, зачахнут, потеряются они вдали от малой родины.
Вот и жители Коммунарки не хотят покидать родные места. Будто кто-то поставил перед ними невыполнимую задачу: сохранить самое дорогое, что пока ещё есть на Руси. Они и стараются из последних сил, надеются и продолжают верить в торжество здравого ума.
Я вдруг представила: где-то в России в ночной темноте с светлячками огней мчится поезд, а в нём дети Акимовны вглядываются в окна, за которыми мелькают расплывчатые очертания полустанков и не могут уснуть, томясь ожиданием скорой встречи. Их сердца торопятся за стуком колёс.
https://proza.ru/2013/06/03/1620