(Все имена и события – вымышленые. Любые совпадения случайны.)
-Ты Митька не кричи, в самое ухо-от. Не вишь, занята я, уголья с печи сгребаю, ототь, чтоб ненароком не задела..
- Никак бабка Графа пироги собралась стряпать на ночь глядя?
- Не сегодня, Митя, не сегодня, - заулыбалась беззубым ртом старуха, - Седни только тесто наставлю, да печь обороню. Поутру внуки приехать должны, вот их пирожками-от потчевать и буду.
- Ага, ага..- закивал Дмитрий Николаевич, - а я уж подумал, свихнулась бабка Агрофена на старости лет.
- Да что уж, к ночи уж дело-от идет..
- А я к тебе студента привел, знакомьтесь – Аграфена Кузьминична, - отрекомендовал он старушку.
- Саша – просто представился я. Что сказать дальше, и как подойти к щекотливой теме, я признаться даже не представлял. Бабка тем временем выжидающе смотрела на меня.
- Я, Аграфена Кузьминична, сам из Вологды..
- Эк тебя милый занесло…- протянула бабка.
- Ну вот, собираю я местные легенды, сказки, да предания, и вот, Дмитрий Николаевич, э-мм, сообщил мне, что вы можете рассказать историю, которая приключилась с вами в детские годы… – произнес я как можно почтительнее.
- Болтун этот Митрий Николаич – буркнула она нахмурившись, - А зачем тебе эти небулицы, по учебе, али так, для смеху?
- Я книгу написать хочу..- скромно потупился я.
- Ааа, тогда ладно. История така и правда есь. Вот только поверишь ли? Хотя, какая теперь уж разница? – философски заключила старушка.
Дядя Митя к тому времени дематериализовался самым загадочным образом.
Да ты садись, Сашенька, в ногах правды нет. А я печь пока дочищу.
Я присел на краешек лавки возле окна, на которую выходил отверстый зев громадной русской печи, над которым колдовала бабка, и пока она сметала остатки углей и золы в подтопок, я уставился в окно. Желтовато-красные лучи заходящего солнца еще освещали сад, однако длинные тени деревьев и трав уже намекали на скорое наступление сумерек.
Баба Графа меж тем притворила заслонкой под, запалила висевшую над столом лампу, задвинула крышку кольца на плите, и так же подсела к окну.
- Чайку-от попьешь? Мигом самовар наставлю.
- Спасибо Аграфена Кузьминична, не нужно, вы лучше расскажите. А то время позднее, а я и так без приглашения напросился.
- Да ничего Сашенька, все какое то событие. А то дети с внуками не часто наезжают. Ладно, записывай.- просто сказала она, и задумчиво поглядела в окно, на алые лучи догорающего заката.
- В годе в каком точно не припомню, помню жили мы тогда еще в Воронове, это потом в Богородское-от перебрались, – с мужем, с покойничком. Так вот, было мне лет этак семь, или восемь, – я среднею в семье была, раньше помногу рожали.
В общем в тот год ни с того, ни с сего стала в селе нашем болеть животина. До падежа слава богу дело не дошло, но фелшар местный, – Илья Никодимыч, просто за голову хватался, пытаясь определить причину небывалой хвори. Дошло дело и до нашего двора. Хозяйство у нас было небольшое: коровенка дойная, да кур с десяток, но свое. И вот, коровка наша болеть стала, да как! Поутру вся в мыле, как лошадь беговая, и молоко утрешнее зажимает, а на пастбище одна из первых бежит, как будто плохо ей в хлеву-от! Так продолжалось с неделю кажись. Никодимыч, ну, фелшар который, хоть и был горьким пьяницей, дело свое знал, а тут и он разводил руками, да качал головой.
И вот однажды, встала я как-то средь ночи, на двор сходить, вечеря квасу холодного напилась, вот и подняло. А место отхожее находилось у нас аж на самой повети, возле сенника, а супротив его-от, – лестница вниз, в хлев. Иду, значит, почти на ощупь, стараюсь не шуметь. Темно, только луна через окошко в сенях светит. И вдруг замечаю я, что из хлева свечение какое-то, не яркое, но отчетливое. Интересно стало, хоть и жутковато… Начинаю спускаться по лесенке-от, и вижу такую картину: огромная белая свинья опершись передними ногами на верхнюю перекладину коровьего загона тянет рыло свое к Зорьке (корове нашей), и шипит как то странно по-змеиному, - пугает, значится.. И свечение от свиньи этой белое, как от этого, как его, дай бог памяти... Фосвору! Во! А корова, в угол забилась, мелко-мелко трясется, вся в пене, и рот разевает, как будто реветь собирается.. Да только хрипит и все. Я как увидела это все, дак с испугу громко так ахнула! Свинья значит, не спеша эдак, с загородки слезает и направляется в мою сторону. А я маленькая, пячусь вверх по лесенке, и все смотрю на нее, и вдруг замечаю, что глаза у свиньи – человеческие! Зеленые или голубые не помню, смотрели однако смышлено, но очень недобро.. Да что там, - злющие были глаза.. По-человечьи злющие! Поднимаюсь я шаг за шагом, а руками шарю по стене, и тут нащупываю серп, который отец намедни наточил и на стену повесил. Сдернула его со стены, перед собой держу, а сама реву ревом, слезы в десять ручьев. Свинья меж тем взвизгнула, и поднявшись еще на пару ступенек, стояла уже передо мной. Ну тут уж я зажмурилась, да как хряснула ей по морде от души! Хотела по глазам резануть, серп-от острющий был. Да увернулась гадина. Кусок уха отхватила ей. Свинья кубарем скатилась с лесницы, потухнув разом, и исчезла в темноте, – как все равно что растворилась. А я сомлела прямо там. Там и мать меня нашла услышала видимо мой плач. Вооот! – старуха надолго задумалась.
- А дальше, дальше что, Аграфена Кузьминична? - чуть не закричал я.
- Дальше? Болела я после этого долго. А про свинью эту кому не рассказывала, - никто мне тогда не поверил, да и до сих пор не верят. – Махнула она рукой. Потом, отведя глаза в сторону, будто раздумывая, понизила голос почти до шепота: - Только вот через несколько дней, я еще в лихорадке лежала, сеструха моя старшая, Ольга, стало быть, принеся местные сплетни, рассказала, что пропала из деревни бабка Стеша, что за ведьму у нас почиталась. Деревенские по этому поводу гуторили разное: можа перебралась куда, а можа в лесу потерялась, али в болоте потопла. Но искать не стал никто, – пропала и пропала. Не любили Степаниду у нас в деревне. Да и чего греха таить – боялись. Ведьма – она ведьма и есть. Поэтому ее исчезновению скорее даже порадовались. Только говорила Оля, что перед тем как пропасть, ходила мол старая с перемотанной тряпками головой.
Давно уже село солнце, хоть и было еще совсем не поздно. Лампа над столом горела мощно и ровно, а отблески заката еще заглядывали в окно, когда я закончил записывать.
-Спасибо вам, Аграфена Кузьминична, за интересную историю! –.
- Не за что, Сашенька, - печально и размеренно промолвила старушка. – если что, ты у нас по деревням поспрошай, здесь удивительных историй много. Край здесь такой, - Раменье-Залесье.. Что Марковская, что Тороповская, Вороново, Поповка, Ерино – места древние да лихие.
- Хорошо, я только приехал, буду здесь еще долго, поэтому обязательно поинтересуюсь, Аграфена Кузьминична! А сейчас пойду к Хромцовым, – я у них на ночлег остановился.
- У Анфисы?
-Ага, у Анфисы Семеновны.
- Поклон ей от меня. Ну, ступай милый с богом.
Я не спеша шел по деревне, слушая стрекот сверчков, к которому примешивался непрерывный шелест реки. На западе все еще все еще алела полоска заката, а огоньки в деревенских оконцах светили совсем уж уютно. Над рекою поднимался туман медленно заползая на тропу, ведущую вдоль берега. Двигаясь по этой тропке, огибая деревню берегом, я совсем не хотел заплутать в плотном и густом тумане, поэтому ускорил шаг. Несмотря на это я шел уже по колено в стелящейся белой пелене. Вечерняя прохлада сменилась сырым и промозглым колодезным духом, а со стороны реки сильно потянуло илом и каким то отвратительным перегноем. Оглянувшись, я увидел на тропинке, шагах в двадцати позади меня, просвечивающее через туман фосфорицирующее белое пятно. Помня рассказ старухи, я бросился на косогор, и пулей влетел в калитку к Хромцовым. Кое-как отдышавшись, оглянулся назад, однако, как ни странно, ничего за мной не гналось. Только туман казалось делался все плотнее, да подбирался все ближе. Но самая большая странность заключалась в том, что над рекой он был уже не белого, а слегка зеленоватого цвета, да еще, как мне показалось, слегка светился. Это было настолько неожиданно и странно, что я что есть силы протер глаза. Зеленый туман никуда не делся, более того, стал куриться в сторону берега. Как завороженный смотрел я на эту странную картину, пока не услышал рядом покашливание.
- Нельзя нам тут оставаться Сань. – Дядя Митя стоял шагах в двух покуривая, освещенный открытой дверью сеней.
- Зеленый туман не к добру, пойдем-ка в дом. – пробормотал он, выкинул окурок за огород, и взяв меня за руку выше локтя, потащил в сени.
- Но что же это такое? Почему туман зеленый? Почему не к добру? - расспрашивал я его, пока дядя Митя запирал дверь и шагал в избу.
- Сашок, давай завтра об этом – улыбнулся он – не все сразу. Тебе Графа рассказала про свинью?
- Ага, все задокументировал! - с жаром ответил я разуваясь.
- Ну вот, а про туман уж завтра, как с поля вернусь, лады?
-Лады, Дмитрий Николаевич, лады….