Гл.9. Тimeo Danaos et dona ferentes
Бойтесь данайцев дары приносящих
К микрофону подошел высокий, сутулый саксофонист и, положив свой сверкающий инструмент на черный залапанный рояль, проговорил задушевно, энергично жестикулируя правой рукой.
– А сейчас, для нашего дорогого гостя из столицы, Володи Нестерова, в определенных кругах более известного как Володя Костоправ, звучит его любимая песня.
Публика в небольшом, уютном ресторане «Старая Анапа», всеми окнами выходившего на высокий и крутой обрыв, нависший над песчаным пляжем, встретила песню одобрительным шумом, но с первыми звуками проигрыша, тот час же утихла. Чувствовалось, что ее исполнителя здесь любили.
«Тихо лаяли собаки
В затухающую даль,
Я явился к Вам во фраке
Элегантный, как рояль.
Вы лежали на диване,
Двадцати неполных лет.
Молча я сжимал в кармане
Леденящий пистолет.
Обращённый книзу дулом,
Сквозь карман он мог стрелять.
Я всё думал, думал, думал:
Убивать? Не убивать»?
Саксофонист, он же и исполнитель слов, облизнул губы и припал к мундштуку саксофона.
«Было холодно и мокро
Тени жались по углам.
Обливали слёзы стекла
Как героя мелодрам.
Я — от сырости и лени
Превозмочь себя не мог
Вы упали на колени
У моих красивых ног.
Дым! Огонь! Сверкнуло пламя!
Ничего теперь не жаль…
Я лежал к двери ногами,
Элегантный, как рояль».
К столику, за которым сидел в одиночестве довольно молодой человек, подошел благообразного вида старик в роскошной тройке, цвета сливочного мороженного.
Вместо галстука, шею его украшал темно-багровый, почти черный шелковый платок.
-Спасибо за песенку, Сан Саныч.
Молодой мужчина приподнялся и дружелюбно пожал старику руку.
-Ну, перестаньте, Володенька. Это такая малость.…Не так часто в наш город приезжает профессионал такого уровня как вы. О ваших Московских приключениях, наши местные щипачи слагают легенды.
Это же надо решиться, у самого Владимира Васильевича Пронина, генерал-полковника милиции, среди белого дня снять с шеи Николаевский червонец. Или врут бродяги и, не было этого?
-Отчего же врут, уважаемый вы мой, господин Дорман? Он и сейчас на мне, этот самый червонец.
Костоправ расстегнул ворот изумительно голубой рубашки и продемонстрировал вору в законе Сан Санычу, золотую монету с профилем Российского императора Николая второго, покачивающуюся на то нкого плетения золотой цепочке.
– Я удовлетворил ваше любопытство?
Костоправ опустился на стул и потянулся к графинчику с водкой.
– Не желаете ли вздрогнуть, Сан Саныч!?
– Я вас умоляю, Володенька!
Взмолился тот и даже замахал руками.
– Я теперь ничего крепче боржоми и не пью…Язва сука противная не позволяет…Раз в месяц на обследование, к главному Анапскому лепиле, в стационар ложусь.…А все лагеря Володенька, все она, зона…
Дорман демонстративно глянул на дорогие, золотом блеснувшие часы и, разведя руки проговорил печально.
-Прошу прощенья, но дела не позволяют мне более наслаждаться вашим обществом, господин Нестеров. Будут проблемы, хоть с коллегами по цеху, хоть с представителями закона, звоните в любое время. Я всегда для вас найду минутку. А теперь, к сожалению убегаю.
Сан Саныч, не без грации вынул из нагрудного кармана черную, обрезанную золотом картонку и положил ее на стол, рядом с блюдом с вареными раками.
Через минуту и старик Сан Саныч, и его превосходный костюм цвета пломбира пропали, затерялись среди танцующих.
-Да…
Подумал Нестеров отрешенно, разглядывая визитку Сан Саныча.
– Четыре ходки, восемь классов образования, а поди ж ты…Кто он там у нас на визиточке? Юрисконсульт!? Свой офис!? Ну конечно, кем же еще может быть заслуженный матерый байданщик, вокзальный вор? Конечно юрисконсультом, никак не меньше.…Ох не нравится мне этот вокзальный вор.…Ох не нравится. И кто интересно таких прощелыг коронует?
Костоправ поморщился, однако визитку в карман брюк все-таки убрал. Кто знает, как пойдут его эти Анапские гастроли? Как и все карманники, он был необычайно суеверен.
…Костоправа пасли.
Слежку за собой Нестеров почувствовал почти сразу, когда решился в обеденный час пик прошвырнуться по центру города. Несмотря на ноябрь, погоды в Анапе стояли великолепные, и Владимир частенько прогуливался по берегу моря просто так, для души…
Возле ворот старинной крепости, когда Костоправ помогал престарелой красотке взобраться на постамент, туда, где стоит старинная бронзовая пушка, взгляд его совершенно случайно встретился со взглядом пожилого любителя шахмат. Тот сидел на ближайшей скамейке и старательно разыгрывал мудреную шахматную задачку, частенько заглядывая в толстую тетрадь. Конечно, Костоправу мог и почудиться внимательный цепкий взгляд шахматиста, однако конь, который держал в руках старик отчего-то встал на клетку, на которой он просто никак не мог оказаться в этой партии.
Костоправ хмыкнул и, вернув женщине ее, якобы только что оброненный ею кошелек, пошел в сторону моря, в задумчивости пиная кипарисовую шишку. В зеркальце ближайшей машины, брошенной возле проходной в санаторий, карманник увидел как шахматист-любитель, торопливо сложив шахматы и зажав доску подмышкой, тронулся следом за ним.
-Фраера.
Хмыкнул разочарованно Нестеров.
– Хорошо бы понять, кто меня пасет: наша доблестная милиция или шестерки Сан Саныча?
Впрочем, для Нестерова по большому счету это было и не важно. В Анапе как не крути, а оставаться больше было не в интересах Костоправа. Если про его московские приключения с золотым червонцем уже знают даже в этом городишке, то уж про его шалости в генеральской квартире в Москве знают и подавно и того гляди командируют сюда группу сыскарей, от которых в Анапе оторваться будет довольно сложно.
Владимир, неожиданно для «хвоста» нырнул в густые кусты сирени и переулками поспешил к гостинице.
В холодильнике его номера, в тетрапаке с молоком, дожидались своего часа старательно упакованные в водонепроницаемый пакет два почти настоящих паспорта и даже подлинник студенческого билета с вложенной в него справкой, из которой следовало, что гр. Нестеров, Владимир Александрович, отчислен с четвертого курса Московского Медицинского Института.
И если паспорта Нестерова волновали поскольку постольку, то подлинной справкой об образовании, он дорожил очень и очень.
Взобравшись на верхушку раскидистого инжира, растущего напротив окон гостиницы, Костоправ с трудом допрыгнул до ближайшего балкона и слегка оправившись, постучал в окно.
Балконная дверь распахнулась, и перед Владимиром, появился невысокого роста дедок, по виду прожженная бестия, в майке и пижамных брюках.
В глубине номера, возле включенного телевизора сидела старушка в бигуди и пестром халате.
– Внимательно осмотрев Костоправа, старик громко щелкнул старенькими помочами по своему довольно упругому животику.
-Историю про вернувшегося не ко времени ревнивого мужа я даже не буду слушать, я в нее не поверю по двум причинам.
– И какая из них первая?
Искренне заинтересовался карманник.
В номере над нами живут молодожены, у которых гостях свекровь и свекор, которые проживают кстати незаконно, от того и никогда не выходят из номера.
– А вторая?…- Нестерову все больше и больше нравился его собеседник.
-Ну если тебе мало первой, то вот и вторая…
Уже два часа, как эту гостиницу обыскивает вся милиция города Анапы…По словам одного из болтливых сотрудников наших доблестных органов, они ищут щипача – гастролера, о приезде которого сообщил им некий юрист – аноним.
И мне, бывшему вертухаю, почти полвека охранявшему примерно таких же специалистов в Усольском исправительно-трудовом лагере, отчего-то кажется, что гастролер карманник это именно ты.
– А если это и так, то как поступите вы, товарищ, так сказать ветеран Соликамской зоны?
Как велит поступить вам ваша гражданская совесть?
– Три тысячи и мы поможем вам отсидеться здесь на время большого шмона.
Проговорила подошедшая к ним старушка и проложила руку старику на плечо.
На пальцах старушки, довольно отчетливо синели выколотый перстень и буквы, образующие имя Маша.
– Маша.
Владимир проникновенно улыбнулся старушке, входя в комнату и прикрывая за собой балконную дверь.
– Я дам пять, если вы из холодильника в сорок восьмом номере принесете мне молочный пакет. Он там один такой, ошибиться трудно.
– Я согласен, а ты Маша, как?
– Уже иду, дорогой…
Старушка дурашливо хихикнула и жирно подкрасив губы ярко-красной помадой, вышла из номера.
…- Да, Володя, мельчает воровской мир.
Печально вздохнул старик, пересчитав пачку сухо хрустнувших купюр.
– Вор в законе и стукач!?
Какое падение нравов.
– Да пес с ним, Михаил Петрович. Пускай пока жирует.
Легкомысленно отмахнулся Костоправ.
-С этого Сан Саныча еще спросят…Мне бы только в Москву, ну или в Ленинград попасть.…Как говорили древние, «Famae etiam jactura facienda est pro patria», Ради Отечества следует жертвовать даже славой.
-Полиглот!
Одобрительно хмыкнула старушка, разглядывая обрывки хитроумно изготовленного молочного пакета, в который уместились и документы и приличная пачка денег, несколько похудевшая после знакомства с ушлыми старичками – супругами.
В дверь постучали и тут же в номер, вошла горничная в сопровождении трех молодых милиционеров.
На диване, положив ногу на ногу и крепко, по-хозяйски обхватив за плечи двух, ярко размалеванных старушек, сидел дед и увлеченно рассказывал что-то своим подружкам, изредка поглядывая на экран телевизора.
…-Ну а тут, Томин и говорит Знаменскому… Дескать под наспех намалеванной картиной «Подпаска с огурцом», находится настоящий шедевр живописи…
– А это еще что такое!? По какому праву!?
Неожиданно громко и сварливо, словно только что, заметив вошедших, завопил старик – вертухай, приподнимаясь и как бы невзначай заслоняя собой, старушек.
Молча, не ввязываясь в разговор со сварливым постояльцем, милиционеры быстро осмотрели ванную, туалет, комнату и балкон гостиничного номера и, буркнув что-то в виде извинения, ринулись прочь.
– Володя.
Старик поднялся, запер входную дверь на два оборота и повернулся к Костоправу, ваткой с детским кремом, счищающего со своего лица румяна и помаду.
-…Милиция не угомонится. Они сейчас дойдут до верхнего этажа, а потом начнут осматривать гостиницу снова, номер за номером, но уже более внимательно.
Тебе нужно уходить.…Пока еще ночь. Светает здесь рано.
– Я знаю, знаю…
Буркнул Нестеров и направился на балкон.
– Будете в Москве, найдите меня.…Там я вас по-настоящему отблагодарю.
Оттолкнувшись от бетонных балясин балкона, он с шумом рухнул на упругие ветви смоковницы.
Неожиданно, сверху зазвучали громкие трели милицейского свистка и испуганный крик.
– Он здесь, сука.…Здесь, на дереве…
Владимир, довольно неуклюже рухнул на влажную от росы траву и ринулся прочь от гостиницы.
За его спиной, тот час же раздались громкие трели милицейских свистков и топот милицейских сапог.
Нестеров же, стараясь двигаться как можно тише, свернул в темноте куда-то в сторону от моря, по направлению музея….
И, похоже, вовремя.
Гл.10. » Omnium profecto atrium medicina nobilissima”.
Из всех наук, безусловно, медицина самая благородная.
«Cum Hercules habet toothache, vertit in clamantem puerum. Libero indigena Gorgippia, si toothache, aut aliqua alia calamitas accidit, veni, et ego medic a Deo auxilium vobis. Medicus Vangelis».
– …Хозяин доволен?
Камнетес в последний раз смахнул мраморную пыль с ярко-белой таблички, примороженной на цемент возле двери.
– Уверен, господин Ванджелис, что удача всегда будет сопутствовать тебе.
Дом расположен очень удачно: до причала, от силы маршрут, до бани не более пятисот поусов, а общественный туалет, так вообще совсем близко, в сотни плетронах отсюда.
«Когда у Геркулеса болят зубы, он превращается в плачущего мальчика. Свободный житель Горгиппии, если у тебя болят зубы, или с тобой приключилась иная беда приходи сюда, и я медик от бога помогу тебе. Врач Ванджелис».
Медленно, с трудом перевел Владимир, выбитый на мраморе текст и мысленно поблагодарив прекрасного педагога в мед институте, что сумел даже такому бездельнику как он, Нестеров, привить любовь в этому мертвому языку, латыни и ослабил шнурок на кожаном мешочке.
– Да, камнетес, я доволен твоей работой. Вполне.
Поспешно проговорил Нестеров, плохо разбирающийся в этих древнегреческих мерах длины.
Он протянул мастеру три новеньких серебряных оболы с совой на реверсах, легко похлопал его по измазанной каменной пылью щеке и резко повернувшись, вошел в дом.
Мастер от удивленья чуть было не задохнулся, но ничего не сказал щедрому заказчику, а засунув монеты за щеку и прихватив мешок со своим инструментом, торопливо пошел прочь, часто оглядываясь и вслух молясь всем богам, пославшим ему такого богатого клиента.
– Ну вот, господин Нестеров, вот вы и стали врачом.…Жаль, что мама не дожила до этого счастливого дня.
Констатировал Костоправ грустно и, глотнув густого красного вина из кувшина тончайшего сирийского стекла, направился вглубь дома, туда, где возле невысокого столика стояло нечто среднее между нарами и деревянной раскладушкой.
Несмотря на то, что это нечто было застелено овечьими шкурами, Владимиру, избалованному комфортом 20 века, ложе это, откровенно говоря, не нравилось.
Каждое утро он просыпался с чувством жуткой ностальгии, в которой даже панцирные сетки лагерных и тюремных шконок вспоминались ему чем-то комфортным и даже родным.
Поставив кувшин с вином на столик, Костоправ подошел к небольшому окну.
Камнетес был прав: общественный туалет отсюда был прекрасно виден.
Небольшие каменные колонны при входе и две широко распахнутые двери, в противоположных сторонах дома.
– Небось, чтобы запах и мух сквозняком выгоняло.
Догадался Нестеров и только сейчас заметил, что туалет этот расположен, как раз на том самом месте, где в его родном двадцатом веке, располагался ресторан «Старая Анапа».
– Да…
Подумал он, возвращаясь к кувшину.
– А общественные туалеты в Горгиппии, делали не в пример надежнее ресторанов в советской Анапе.
Он хохотнул невесело и, опустившись на печально скрипнувшую кровать, вновь припал к кувшину, ясно осознавая, что только алкоголь, может хоть как-то, хоть ненадолго обмануть всю ту нелепость, произошедшую с ним.
***
– …Стоять! Стоять сука!
Громкие крики, трели милицейских свистков и топот сапог постепенно затихали где-то в районе городского пляжа, и Костоправ наконец-то смог отдышаться.
– Если не сяду, честное слово брошу курить.
Задыхаясь, пообещал неизвестно кому, Нестеров и вдруг заметил в ближайших кустах, что росли возле забора, между толстых прутьев арматуры, небольшую щель, по которой можно было попасть в музей под открытым небом, гордость и достопримечательность Анапы.
-Лишь бы голова пролезла, а дальше как-нибудь.
Запоздало пронеслось в голове Костоправа, а сам он, плюнув и на новые брюки и на прекрасную, идеально голубую рубаху, плюхнулся животом на землю и разве что чудом протиснулся сквозь тесную дыру.
…- В музее! В музее смотрели!?
Неожиданно совсем близко от окаменевшего Костоправа, со стороны кустов, раздался громкий, охрипший мужской голос.
Никак нет, товарищ майор, еще не смотрели, но за ключом уже послали к дире….
-Обыскать. Подогнать машины и осветить территорию…Здесь полно раскопок, где он может затаиться.
Недослушав, прервал младшего по званию майор и зашебуршал спичечным коробком.
– Похоже, ты влип, паря…
Сглотнул тягучую слюну Нестеров и тихонько двинулся вдоль каменных саркофагов. Неожиданно, из-за высокого, черного в ночи пирамидального тополя выглянула луна и отчаявшийся было карманник, заметил, что каменная крышка крайнего саркофага отодвинута сантиметров на двадцать – тридцать от паза.
Подчиняясь скорее звериному чутью, нежели разуму, Нестеров оббежал домовину и с обратной стороны резко дернул крышку на себя.
Как ни странно, каменная крышка оказалась не столь тяжелой, как можно было предположить, и легко сдвинулась в сторону.
Владимир, в очередной раз, доверившись собственной интуиции, нырнул в каменное нутро древнего гроба.
– Господи, пожалей и прости раба твоего, Владимира…
Прошептал карманник единственное, нечто напоминающее церковные тексты и, поднатужившись, помогая рукам коленями, приподнял и уложил крышку плотно и аккуратно, да так, что выступы на крышке вошли в продолговатые пазы саркофага.
И похоже что вовремя.
Совсем близко засвистели, раздался приглушенный кашель курильшика и пахнуло запахом дешевых сигарет.
Владимир вытянулся, подложив руку под щеку и затих, а вскоре и вовсе уснул, вымотанный погоней.
Проснулся Нестеров от странного ощущения легкого покачивания.
Он, хотя и никогда не замечал за собой приступов морской болезни, однако нечто неприятное почувствовал внизу живота.
Вправо – влево, вверх – вниз, вправо- влево, вверх- вниз….
Если бы Костоправ не знал наверняка, что вчера ночью, он, спасаясь от доблестной советской милиции, залез в каменный, многопудовый саркофаг третьего века до нашей эры, он мог бы дать руку на отсечение, что сейчас это большой и довольно тесный каменный гроб, плывет себе куда-то, по морям, по волнам: на манер пушкинской бочки с царевичем Гвидоном внутри.
-Да что ж такое, в самом-то деле!?
Возмутился Нестеров и, встав на колени, со всей дури, спиной уперся в крышку.
Каменная крышка отодвинулась и удовлетворенно вздохнувший было щипач , вдруг, боковым зрением увидел слева от себя тонкую полоску берега.
И что самое удивительное, берег этот, равномерно покачивался: вправо – влево, вверх – вниз, вправо- влево, вверх- вниз….
У кормы небольшого корабля, скорее даже большой лодки, пораженный Костоправ, увидел двух оживленно беседующих мужчин. Один из них плечистый и невысокий, в белом, но довольно грязном хитоне, крепко упершись ногами в толстые доски небольшой палубы, обеими руками держал большое длинное рулевое весло.
Второй, повыше и потоньше в кости своего собеседника, совершенно голый, не обращая внимания на качку стоял на борту лодки и мочился в море.
-Напрасно ты это делаешь, господин Агамемнон. Уверен, что Нептун не любит, когда ему мочатся на голову. А нам еще плыть да плыть. До Таврики путь долог, почти сто восемьдесят миль…
– Не дрожжи ты так, Дайодорос. Аквилон, бог северного ветра явно нам благоволит. Видишь, как натянут наш парус.
Он повернулся, и тот час же заметил Костоправа, уже успевшего выбраться из своего каменного ложа.
-Дайодорос. Ты опять на борт «Дафны» привел своего возлюбленного? Он у тебя, что, актер театра или мальчик из публичного дома, диктериона?
И что за одежда на твоем любовнике? Да он, похоже, скиф?
– Да никого я на борт «Дафны» не приводил.
Проговорил рулевой и тоже удивленно уставился на карманника.
Костоправ, вспомнив занятия по латыни, выдал на гора пусть и довольно высокопарную, но относительно верную фразу.
-Я приветствую вас, доблестные моряки. Перед вами, медик Ванджелис, только вчера приехавший в Горгиппию из Галлии. Так уж случилось, что мы с друзьями вчера поддались чарам коварного Бахуса, перебрали неразведенного вина и вот я здесь, на вашем судне, а мои товарищи разыскивают меня по всему побережью.
Костоправ в последний момент назвался Ванджелисом, так как искренне сомневался, что имя Владимир существовало в те далекие века.
-А, так ты из Галлии!?
Несколько насмешливо проговорил хозяин лодки, набрасывая на себя подшитый красной каймой белоснежный хитон.
-То-то одежда у тебя как у артиста дешевого театра в Херсонесе, да и речь твою понять очень трудно.
И тем ни менее, лекарь, что ты намерен дальше делать? Наш путь лежит в Таврику, откуда и поступил заказ на вот этот саркофаг, в котором надо полагать ты и отсыпался после столь обильного возлияния?
Карманник хотя и все еще находился в некоторой прострации, но все-таки сообразил, что в цепочке событий случившихся с ним, не последнее место имеют Анапа, вернее сказать музей в Анапе и саркофаг, самый дальний от дырки в заборе.
Костоправ, сдернув с шеи цепочку с золотой монеткой, как можно более уверенно подошел к Агамемнону.
– У тебя хороший корабль, уважаемый Агамемнон. Но волею Богов, мне совершенно необходимо вернуться на берег Горгиппии. Надеюсь этой монеты хватит, что бы вернуться в бухту, высадить на берег меня и этот саркофаг. Так хорошо я в нем выспался, что пожалуй хотел бы его приобрести у тебя, за достойную плату конечно.
Хозяин корабля с удивлением осмотрел Николаевский червонец и словно невзначай бросил.
– Электрон небось, а лекарь?
– Чистое золото уважаемый Агамемнон… три золотника две и четыре десятые доли…А если точнее, то 12,9039 граммов…Хотя пожалуй в граммах вы ничего пока еще не взвешиваете…Впрочем …
– Тебя очень трудно понять, Ванджелис. Впрочем, монета меня устраивает. Мы сделаем так. Я возвращаю Дафну в Горгиппию, мы сгружаем гроб на берег и не только сгружаем, но и помогаем тебе снять дом достойный лекаря. Рабы отнесут в этот дом и так понравившийся тебе саркофаг. Нравится спать в нем, спи…И еще…Я человек честный, а ты похоже совсем не знаешь цену золоту, так что тебе с твоей монеты останется еще небольшая сдача: четыре дидрахмы с головой Диониса и две драхмы. Ты согласен лекарь!?
С трудом поняв довольно быструю речь Агамемнона, Владимир кивнул.
– Дайодорос, поворачивай к берегу, мы возвращаемся в Горгиппию. Поворачивай.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ,,,
Автор: vovka asd
Источник: https://litbes.com/poslednie-gastroli-shhipacha-kostopravav-sokrashhenii/
Больше хороших рассказов и стихов здесь: https://litbes.com/
Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал. Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.