Праздник Рождества Христова уже давно вышел за пределы исключительно религиозного восприятия и стал важным культурным феноменом. Невозможно сосчитать количество произведений только светского искусства, — изобразительного, прикладного, музыкального, литературного — посвящённых приходу Сына Божия в мир. С рождением Христа время, общество, культура разделились на «до» и «после», что отразилось позднее в новом летоисчислении, которым пользуются даже нехристианские цивилизации. Очень точно этот аспект Рождества описал поэт Иосиф Бродский:
«Прежде всего это праздник хронологический, связанный с определенной реальностью, с движением времени. В конце концов, что есть Рождество? День рождения Богочеловека. И человеку не менее естественно его справлять, чем свой собственный».
Вообще тема Рождества для Иосифа Бродского крайне важна. Он создал уникальный в мировой литературе цикл стихотворений, посвящённых этому празднику. Первые стихотворения относятся к 1960-м годам; после небольшого перерыва, с 1980-х Бродский пишет рождественские стихотворения каждый год. Последнее он написал в декабре 1995 года — за месяц до смерти. В интервью журналисту Петру Вайлю, которое поэт дал в 1993 году, он вспоминает:
«Первые рождественские стихи я написал, по-моему, в Комарове. Я жил на даче, не помню на чьей, кажется, академика Берга. И там из польского журнальчика — по-моему, «Пшекруя» — вырезал себе картинку. Это было «Поклонение волхвов», не помню автора. Я приклеил ее над печкой и смотрел довольно часто по вечерам. Сгорела, между прочим, потом картинка эта, и печка сгорела, и сама дача. Но тогда я смотрел-смотрел и решил написать стихотворение с этим самым сюжетом. То есть началось все даже не с религиозных чувств, не с Пастернака или Элиота, а именно с картинки».
Что же это за картинка, которая произвела такое впечатление на молодого поэта? Именно молодого — ведь он жил на даче Берга в 1962-1963 годах, в возрасте 22-23 лет. Анализ онлайн-архива журнала «Пшекруй», который издаётся с 1945 года, позволяет предположить, что Бродскому попался номер 662-64 от 15 декабря 1957 года, где была опубликована репродукция «Поклонения волхвов» Иеронима Босха (картина хранится в музее Метрополитен в Нью-Йорке).
В Государственном Эрмитаже хранится более ста произведений изобразительного искусства (картины, иконы, гравюры, рисунки), посвященных Рождеству Христову. В этой статье мы попробуем в некотором смысле повторить опыт Иосифа Бродского, соединив впечатление от зрительного образа с впечатлением поэтическим. На примере нескольких работ из собрания Эрмитажа мы поясним некоторые сюжетные и богословские особенности изображения праздника, и помогут нам в этом строчки из рождественских стихотворений поэта.
Волхвы
Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере,
огонь, очертанья животных, вещей ли,
и — складкам смешать дав лицо с полотенцем -
Марию, Иосифа, сверток с Младенцем.
Представь трех царей, караванов движенье
к пещере; верней, трех лучей приближенье
к звезде.
25 декабря 1989 года
В стихотворении 1989 года находим у Бродского строчку: «Представь трех царей, караванов движенье». В «трёх царях», конечно, сразу узнаются три волхва, но почему здесь речь идёт о царях? Только ли ради рифмы и благозвучия Бродский выбрал это слово и кто такие вообще волхвы?
Поначалу волхвы предстают на произведениях искусства в образе восточных магов/мудрецов/гадателей. В праздничном тропаре на Рождество Христово греческий автор написал: «Рождение Твоё, Христе Боже наш, взошло для мира светом знания; ведь в нём служившие звёздам от звезды учились Тебе поклоняться, Солнцу правды». Служившие звездам — это и есть волхвы, то есть, скорее всего, их считали астрологами, гадателями, ведь не зря они наблюдали за звёздным небом и первыми увидели рождественскую звезду. «Восточность» волхвов нарочито подчеркивалась через парфянские или фригийские шапки, пёстрые одежды.
Образ восточных мудрецов (в красных колпаках) мы видим на иконе Рождества Христова первой половины XVII века из Архангельской области. В конце XV века такая трактовка волхвов ещё встречается и в Европе — примером служит гравюра Мартина Шонгауэра 1470-х годов.
Но уже с XI века в Европе образ волхвов начинает постепенно меняться: одежды остаются восточными, но становятся более пышными, исчезают фригийский колпаки и появляются короны. Волхвы всё чаще предстают в образе правителей, людей облечённых властью, пришедших поклониться Христу как большему из всех земных царей. В евангельских текстах царское происхождение волхвов при этом не упоминается.
Чем тогда оправданы такие изменения в иконографии? Во-первых, некоторые аргументы в пользу царского происхождения волхвов можно найти в текстах Псалтири: например, Цари Фарсиса и островов поднесут Ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары; и поклонятся Ему все цари; все народы будут служить Ему (Пс 71: 10–11). Во-вторых, ещё некоторые раннехристианские авторы считали волхвов царями: так, у Тертуллиана уже в III веке есть такие предположения. Кроме того, такая версия высказывается в более поздней «Золотой легенде» — собрании христианских легенд и житий святых, составленном около 1260 года. В основу «Золотой легенды» вошли как канонические Евангелия, так и большое количество апокрифов, устных преданий и народного фольклора. Составитель сборника, монах-доминиканец Иаков Ворагинский, выбирал материал для него, основываясь не на критическом анализе источников, а на большей или меньшей занимательности сюжета.
На этих произведениях из собрания Эрмитажа волхвы уже одеты как цари, носят короны на голове, иногда — прямо на тюрбанах, а некоторые из них приносят свою корону к ногам Христа, как на картине художника из мастерской Франса Франкена II.
Следующие части будут опубликованы 7 и 8 января; в них мы поговорим о том, как изображалось место рождения Христа и кто присутствовал при этом событии.