- Руки у тебя золотые, Ванюша, только нож держишь неправильно, - отец погладил сына по русой голове, любуясь, как тот вырезает из дощечки игрушку.
Иван сопел, старательно снимая стружку за стружкой со спины деревянного коня. Нож зажатый в руках мальчика как рубанок, снимал аккуратно завитые, желтоватые, деревянные локоны.
- Плотником будешь как я?
- Да!
Мальчик оглянулся на улыбающегося отца и ойкнул, острый нож снял кусочек кожи с маленького пальчика. Кровь окрасила гриву деревянного скакуна и показалось ребёнку, что глянул конь багровым глазом, да так зло, что внутри у него всё сжалось.
- Не хочу больше - Ваня выкинул игрушку и ножик, насупился и намотал на кровоточащую рану старенькую майку.
- Мать заругает за майку-то - отец попытался осмотреть рану, но сын вырвал руку и убежал, вытирая слёзы. Ему было больно, хотелось вернуться и обнять отца за шею и рыдать, сидя у него на коленях.
Но кто-то вредный и упрямый сидел внутри и шептал, чтобы шёл Ванюшку со двора подальше, лучше к речке или в лес.
Этот упрямец появился внутри Ивана недавно, в ту ночь когда умер сосед дядя Коля.
Проснулся мальчик словно от толчка, и увидел на беленой печке тёмную тень. Лунный свет падал в избу через окно, не затянутую занавеской, ее мама нарочно откидывала перед сном, чтобы дети не боялись в темноте добираться до ведра за печкой. Они были слишком маленькие, чтобы ходить ночью по нужде во двор одним, и папа для этого дела поставил удобства с деревянной крышкой.
Ваня осмотрел всю комнату, но так и не нашёл того, чья тень падала на печь, родители спали, сопела тихо в своей кроватке и маленькая Даша.
Тень покачивалась, словно тряпка на ветру, в ней чётко вырисовывалась голова, плечи, а туловище уходило куда-то в шесток, где обычно стояли чугунки с картошкой. Большая железная заслонка затерялась в темноте, и было непонятно, где заканчивается чёрное существо, разбудившее Ванюшку.
Ветер еле слышно свистел в печной трубе, а тень покачивалась, то вытягиваясь до потолка, то уходя в тёмный шесток. Ване хотелось позвать родителей, но во рту пересохло и язык присох намертво к нёбу, а тело одеревенело и не слушалось. Тень вытянула плоские руки к мальчику, и дотронулась тонким, длинным пальцем до груди, а потом спружинила и перескочила с печи на кровать. Закрутилась на месте, превратилась в маленькую, чёрную лягушку, и прилипла телу как присоска. Боль пронзила грудь и живот, и Ваня провалился в чёрную, болотную жижу, которая появилась вместо кровати.
Утром мальчик проснулся от громких разговоров родителей с соседями, и сразу вспомнил, что случилось ночью. Осторожно приподняв майку, он возле пупка нашёл тёмное пятно, которое немного напоминало лягушку.
- Сынок, вставай - мама подошла и погладила его по голове - сходи к бабе Маше на нижнюю улицу, скажи, что умер дядя Коля. Пусть народ собирает для похорон.
Ваня не удивился и не огорчился, он уже знал, что соседа больше нет, и теперь ему не с кем будет ходить в лес. Он понял это ночью, как только увидел знакомую тень, которую однажды заметил в доме дяди Коли, человека угрюмого и неприветливого. С людьми он общался редко, но Ваню почему-то привечал, часто брал с собой на рыбалку. Ходили они и за грибами, ягодами, дядя Коля знал лес, как свой огород, и всегда возвращались с полными корзинами. Жил один, старушки в деревне шептались, что когда-то, давным давно, были у него жена и сын. В ответ на вопросы соседей, он буркнул, что жена уехала и сына с собой забрала, но люди этому не поверили. Пошли слухи, что убил их Коля, и в лесу закопал, но правды никто не знал, и постепенно разговоры сошли на нет. Ваню он по-своему любил, хотя никогда не гладил по голове, и почти ни о чем не разговаривал. Они молча сидели на берегу с удочками, так же ходили по лесу, изредка перебрасываясь односложными предложениями.
Однажды Ваня услышал, как баба Маша, которую в деревне считали колдуньей, выговаривала отцу:
- Ох и зря ты Матвей, позволяешь этому сычу с сыном своим возиться. Смотри, как бы чего худого не сделал с ребёнком, нехороший он человек, нутро у него чёрное.
Отец лишь посмеялся над словами старой бабки, соседа он знал давно, и ничего плохого от него не видел за жизнь. А то что молчуном слывёт, и людей сторонится, так это его дело, пусть живёт как хочет.
И Ване не стал запрещать ходить к соседу, видел , как нравится мальчишке бродить с дядей Колей по лесу, на рассвете сидеть на берегу, вытаскивая из реки мелкую рыбёшку.
И вот не стало дяди Коли, окна в доме заколотили, двор начал зарастать густым бурьяном. Ваня тайком заходил и садился на деревянные ступеньки крылечка, и молча осматривал двор, со старой баней и покосившимся сараем. Он немного поскучал по своему взрослому другу, а потом начал бегать на рыбалку один, сидел молча с удочкой, и уходил, если появлялись рядом люди.
- Ты смотри-ка, чисто сычонок, будто от Николая родился - удивилась баба Маша, поймав как-то Ваню за руку на улице. Но мальчишка насупился и вырвал из высохших, морщинистых пальцев старухи свою маленькую ручку, и убежал, погрозив ей кулаком.
- Сыч видать не весь ушёл - покачала старушка головой, вслед несущемуся по пыльной дороге пацану.
Ване и самому казалось, что дядя Коля где-то рядом, он слышал по ночам, как тот покашливает на улице, иногда чья-то тень мелькала во дворе пустого дома. А потом он услышал того, кто сидел у него внутри, ехидным тихим шепотком, подбивая мальчика на пакости. За два месяца прошедших после похорон, Ваня постепенно замкнулся в себе, стал сторониться близких, и часто пропадал из дома на весь день. Он уходил в лес, где знал все тайные тропы, мог спрятаться так, что не отыскали бы и с собакой.
Вот и сегодня, вместо того чтобы поплакать отцу в плечо, Ваня ушёл со двора, и даже огрызнулся, когда в воротах встретил маму.
От боли у него текли слёзы, кровь сочилась сквозь застиранную майку, которой он зажал рану на пальце.
Возле речки на песочке возились ребята из соседней улицы и увидев его, они замахали руками, зовя к себе, поиграть.
Но Ваня упрямо всхлипнув, свернул в лес, ему не хотелось показывать слёз никому, тем более этим глупым мальчишкам, с некоторых пор он их терпеть не мог. Причин ненависти не знал, и не хотел даже думать об этом, достаточно было того, что так считал Лягух. Так он назвал того, кто после смерти дяди Коли пришёл и остался жить с ним, прилипнув к животу. Первый день он сидел темной бородавкой возле пупка, а потом перебрался жить внутрь, и поселился там, где расходятся в сторону ребра, и начинается живот.
Хлюпая носом Ваня брел между деревьями, пока не вышел на поляну, поросшую по краям черемухой и сиренью. В середине рос большой дуб, подпирая головой легкие, перистые облака, и разноцветные ленточки висели у него на нижних ветках. Ванюшка знал откуда эти ленты, он сам приходил сюда с матерью, когда весной заболела младшая сестра Даша.
- Дуб этот святой, нельзя рвать с него ни веточек, ни листьев - сказала мать, завязывая розовую ленточку, которая затрепыхала как бабочка, на лёгком ветру.
Пока сын любовался лентами, мама огляделась по сторонам, и быстро быстро зашептала молитву, опустившись на колени.
Даша поправилась через день, прошли жар и кашель, девочка впервые за последние несколько дней, захотела есть. Через неделю она бегала во дворе наперегонки с лохматым Тузиком, гоняла кур и ягнят, весело хохоча.
Ваня стоял перед большим дубом, нахмурив брови, и тот, кто внутри, шептал гнусавым голосом:
- И ничего он не святой, врут люди, придумали себе сказку для утешения. Ты сам подумай, как простая деревяшка может желания исполнять и людей лечить, он же не доктор.
Мальчик приложил руку к дереву, кора была шершавой, но тёплой словно мамина грудь, когда маленький Ваня утыкался в неё , ища защиты.
Он прижал палец к стволу, и ему стало легче, пульсирующая боль ушла куда-то, оставив за собой прохладу и успокоение.
Но тот, кто внутри, бурчал недовольно:
- Бабушкины сказки, тебе кажется что легче. Никто не хочет, чтобы тебе было хорошо, кругом все злые и глупые.
По темечку легонько тюкнуло, два смешных орешка в круглых скорлупках словно в шапочках, отскочили в сторону.
Внезапная злость ударила в голову, прав Лягух, все злые, все хотят обидеть Ваню и причинить ему только боль.
- Ах вот ты как! На тебе!
С размаху Ваня влепил почещину дереву, тот кто внутри, от радости захихикал, а мальчик взвыл от боли.
Кровь брызнула из пальчика, и яркие капли, веером упали на кору, словно мелкие, красные ягодки.
Дуб зашумел недовольно, ветер прошел по кроне раскачивая ветки, и на мальчика упала целая горсть орехов, больно стукая по голове.
Тот, кто внутри кольнул в пупок острой неприятной болью, она отдалась по всему телу, вызывая ярость и бессильную злобу.
Бить по дереву Ване расхотелось, с пальца капала кровь, и рана снова запульсировала, .
Он подпрыгнул и схватил ветку, начал визжа и плача, рвать и раскидывать листья. От его злости и ненависти, тот кто внутри, рос и набирал силу, наполняя живот и грудную клетку. Стало больно дышать, в глазах рябило, у Ванюшки подкосились ноги и он упал на чахлую траву под дубом.
- Я срублю тебя, когда вырасту - пригрозил Иван дубу, пиная ногами выступавшие из земли корни, а тот задумчиво покачал зелёной головой.
- Неее смееей, сссслышишь меня! Ветки наклонившись, хлестнули Ваню по лицу, желуди посыпались градом, больно ударяя по всему телу.
- Это ветер, не слушай его - Лягух внутри скакал и кривлялся, , хихикал и показывал язык, заставляя мальчика повторять за ним.
- Не сссмеййй!
Шептал дуб, укоризненно качая головой, но Ваня вскочил и убежал, плюнув напоследок на землю под деревом.
Вечером у мальчика поднялась температура, а единственный фельдшер на три деревни, дошла до них только утром.
- Не заражение ли - покачала головой тетя Нина, осматривая раздувшийся палец ребёнка. И велела отцу просить у председателя лошадь, чтобы увезти больного в райцентр.
Из больницы Ваня вернулся четырехпалым, указательный палец левой руки ему отрезал весёлый, молодой хирург. Он все время недоумевал, почему от такой маленькой ранки и так быстро загноился весь палец. Пытался развеселить мальчика смешными рассказами, корчил рожи, но тот лишь отворачивался от дяденьки в белом халате.
Уехал Ваня в больницу ребенком, а вернулся хмурым, молчаливым мужичком. Перестал улыбаться и забросил любимые игрушки в чулан, какая-то тяжёлая дума залегла между бровями складкой.
- Сынок, о чём ты думаешь?
Отец подошёл и обнял мальчика, что сидел нахмурившись на крылечке.
- Ни о чём - буркнул он, и стряхнув руку отца с плеча, ушёл в сад, а оттуда легко перепрыгнул через забор в сторону леса.
- Ох, чует мое сердце, это Николай, сосед покойный, баламутит душу мальчика.
Матвей вздрогнул и обернулся, баба Маша вошла незаметно в калитку, и стояла опираясь на свою клюку, и не сводила глаз с убегающего мальчика.
- Ты о чём это, тетя Маша?
- Посмотри сам, брови хмурит и нелюдимый стал, прямо копия Кольки-сыча.
- Да ладно тебе, не придумывай сказки - но голос у мужчины предательски задрожал и охрип.
- Давно я тебя предупреждала Матвей, чтобы берег ты мальчонку от этого лешего. А ты меня не слушал, всё посмеивался, вот и досмеялся.
- В последнее время и сам стал замечать - Матвей опустил голову и поскрёб макушку пятернёй - с каждым днём Ванька меняется, да не в лучшую сторону. Ты человек мудрый, тётя Маша, может чего посоветуешь, травками полечить или заговорами?
- Поздно травками, не помогут они.
- Может врачам в городе показать?
- Врачи подавно не помощники в этом деле, они тело лечат, а не душу. Жалко мальчонку, или жизнь проживет как сыч, нелюдимым и несчастным, или ещё хуже, сгубит его черная душа Колькина, сгубит. Ладно, приду завтра вечером, и не одна, а ты Ваню удержи дома к нашему приходу, обманом, лаской, как хочешь.
Баба Маша ушла, бормоча себе под нос что-то, а Матвей присел без сил на скамейку возле крылечка. Права старушка, Ваня даже лицом и повадками стал походить на соседа, волосы потемнели, плечи ссутулились как у Николая, и походка шаркающая, словно ноги к земле прилипают при ходьбе.
***
Отец с утра занял сына делами, вместе накололи и сложили дрова, прибрались во дворе, Ваня молча ходил рядышком. Но после обеда мальчик начал раздражаться, словно чувствовал что-то, и попытался огородами уйти в лес. Отец не спускал с него глаз, упорно пресекая его попытки сбежать, снова и снова находил занятие сыну. Солнце клонилось к закату, когда в калитку вошли сосредоточенные баба Маша с незнакомым, сухоньким старичком. Увидев пришедших, Ванька рванулся к забору, но Матвей был начеку, он поймал и скрутил бьющегося в истерике сына, и потащил в дом. Тот так кричал и выл, плевался и пытался кусаться, крутился и бился как бешеный,что крепкий, сорокалетний мужчина с трудом удерживал восьмилетнего ребёнка.
Жену с дочкой Матвей заранее отправил к тёще, на другой конец деревни, понимая, что им лучше не видеть того, что произойдёт.
С помощью старичка они с трудом привязали Ваню к кровати, которая под бьющимся телом мальчика ходила ходуном.
Как во сне смотрел Матвей, как старик с бабой Машей отчитывают его сына, как крест почерневший, деревянный и икона со стертым окладом касаются тела ребёнка. От этих прикосновений Ваню корежило и кидало из стороны в сторону, он так кричал, будто крестом и иконой ему прижигали тело. На улице появились испуганные криком соседи, кто-то постучался в дверь, и заглядывал в окно. Но Матвей застыл как истукан, не в силах отвести глаз от сына, и колдующих над ним стариков.
- А-а-а-а-а!
Ваня завопил такой силой, что зазвенели оконные стекла, и выгнулся всем телом. От него отделилась черная тень, которую старичок шарахнул сбоку своим деревянным крестом.
Тень взвыла и упала на пол, а по дому поплыл удушающий, приторный запах мертвечины.
На широких половицах, дрыгал руками и ногами, и корчился от смеха, разбрызгивая слюну, маленький, чёрный человечек. Он был точной копией умершего два месяца назад соседа, только небольшим, словно покойника подсушили в печке.
- Изыди, нечисть!
Крикнул старик неожиданно густым басом, и чёрный человечек подпрыгнул от его крика. Он резво запрыгнул в шесток, откинул заслонку, хохоча и повизгивая исчез в печи, и лишь зола и сажа, поднятые им, посыпались на пол.
- Ванюша, как ты?
Отец торопясь отвязал сына от кровати, мальчик был без сознания, но дышал ровно, будто спал.
- Поспит, и придёт в себя - тихонько перекрестил ребёнка старичок - и не вспомнит, что было.
- А этот, человечек, неужто Николай был - Матвей поежился от ужаса, вспоминая, чего им пришлось пережить - так похож на Кольку-сыча.
- Бог знает - снова перекрестился старик - а может и бог не знает, это же сатаны дела, он проклятый над людьми измывается.
- Надеюсь, он больше не вернётся - отец погладил голые, прохладные ноги сына, и с надеждой взглянул на тех, что сумели справиться с нечистью.
- Пока я живой, вряд ли - старик собрал свои вещи в тряпичную сумку и закинул за спину - только старый уже, долго не протяну. Нечистая сила, ежели к кому привязалась, так просто не отстанет, так что, береги сына, Матвей.
Он не прощаясь, вышел в дверь, хлопнула калитка и фигура в серенькой рубашке, быстро исчезла за поворотом.
- Как сберечь, тетя Маша?
Мужчина повернулся к старухе, которая сидела возле спящего ребёнка, читая свои бесконечные молитвы.
- Разве кто знает как, - баба Маша отогнала муху, которая норовила сесть Ване на нос - живет человек, живёт, а потом, раз, и вышло на дорожку его лихо. Прикинулся любезной девицей, или другом, опутал любовью, в душу залез, и повелевать начал им, словно взял в рабство. Разве ж угадаешь, кто из твоих близких от сатаны, а кто от бога.
Напугав бабу Машу и Матвея, в печи что-то зашуршало и снова посыпалась сажа из трубы.
- Каррр! Каррр!
- Тьфу ты, напугала проклятая - проворчала старуха, - вечно эти вороны на трубах сидят, больше им места нет, что ли?!
От автора: думала, что рассказ закончится на этом, но похоже, думала зря. Придётся продолжение писать, как-то мне не нравится неопределённость.
Продолжение уже выложила, читайте в удовольствие.