Последний клиент уходящего года всегда особенный.
И пусть на ведьму Алику то и дело накатывает усталость, а мысли норовят непокорно умчаться в недалёкое будущее, где колдунья смакует шампанское в окружении ближайших друзей, она не отменяет последнюю консультацию. Эта встреча будто подводит черту под всем уходящим годом, служит его итогом.
В этот раз последней клиенткой оказалась приятная женщина чуть за шестьдесят. Вопреки современным трендам, она не пыталась отчаянно молодиться, чем заработала в глазах ведьмы дополнительные очки. А ещё гостья казалась трогательно-растерянной, как выглядят люди, которые оказались в незнакомой местности, но очень стесняются спросить дорогу.
Клиентка после того, как представилась Лидией и уселась перед колдуньей, смущенно потупила глаза.
– Наверное, вы будете надо мной смеяться. Решите, что я немного сбрендила на старость лет.
– Пока вы не сделали ничего безумного. И даже если сделаете – смеяться не стану. Этика не позволит, – чтобы чуть разрядить обстановку, ведьма рассказала пару историй из своей практики.
Её клиенты никогда не уставали преподносить сюрпризы. Кто-то вместо того, чтобы устроиться на работу, пытается привлечь несметные богатства, заучивая магические аффирмации, а затем удивляется, где его миллионы.
Кто-то неистово верит в своё неземное происхождение и доказывает ей, что он – древний бог, возродившейся в новой инкарнации. А кто-то и вовсе много лет с переменным успехом ведёт войну с рептилоидами.
Так что, если женщина не наблюдается в психдиспансере, ей навряд удастся переплюнуть последних. Дождавшись, когда клиентка отсмеётся, ведьма наконец решила перейти к сути вопроса:
– Так зачем вы пришли?
– Говорю же, будете смеяться. За смыслом жизни. Вроде жила себе, как все нормальные люди, жила – а потом глядь: кажись, немножечко заплутала. Я к психологу пойти хотела, нынче модно, да вас соседка порекомендовала. Вы её внучке помогли. Та влюбилась в женатого, а вы объяснили, что это не любовь, а созависимость и отговорили девочку делать приворот. Помните?
Внучку подруги Алика не вспомнила, но советы были вполне в её стиле. А насчёт смысла жизни… Когда колдунья училась на психфаке, один преподаватель раздал им методичку с тестами, позволяющими «вычислить смысл жизни» за двадцать минут.
Тогда ворожее показалось это очень забавным, но сейчас ей, похоже, предстоит заниматься чем-то похожим, только вместо методички будут карты таро. Проблема в том, что карты не говорят конкретной информации, скорее, с помощью образов наталкивают практика на идею. Так что без дополнительных сведений ей не обойтись!
– Расскажите для начала чуть больше о себе и своей жизни, пожалуйста.
Лидия начала говорить, вначале неловко – она была из тех, кто больше беспокоится о комфорте собеседника и в общении чаще всего предпочитает оставаться в роли слушательницы.
Но с каждым словом речь посетительницы звучала всё насыщеннее и ярче – давно зревшие в глубине слова наконец-то вырывались наружу – и более того (неслыханная для Лидии роскошь!) были кому-то интересны.
***
Как ни горько признавать, всё, что Лидия считала значимым, в её жизни уже было и прошло. Её пора убрать со сцены под названием жизнь, как кукловод убирает в коробки старых, изъеденных молью марионеток.
Современные люди, наверное, не поймут, а возможно, даже осудят и назовут Лидию старомодной, но своё главное личное и социальное предназначение она видела в семье. Женщина, в отличие от «этих продвинутых девушек-чайлдфри», чувствовала бы себя немного неполноценной, не будь у неё детей и мужа.
Вышла замуж, едва исполнилось восемнадцать, рано родила. Своё замужество считает удачным, хотя страсти к мужу никогда не испытывала. «То по телевизору, в жизни-то оно всё иначе,» – вздыхала Лидия, утешая себя тем, что яркие чувства – выдумка книг и сериалов.
Да и на что ей жаловаться? Её Стёпка был гораздо лучше, чем мужья подруг, – ответственный, тихий, не пил и уж тем более руку не поднимал, все деньги нёс в дом.
Каждый раз, когда у Лидии зарождалось недовольство, она душила
любую претензию в зародыше, не давая ей разрастись до гремучей змеи, сгубившей не одну семью.
У них родились трое прекрасных детишек – доченьки Ксюша и Ната и сынок Коленька. Всех необходимо было ставить на ноги, обувать и одевать. И если с девочками было хлопот не больше, чем с обычными детьми, Коленька (младшенький) немного отставал в развитии.
Чтобы привести сына в норму, с Коленькой после работы приходилось заниматься по много часов. Потом она готовила ужин и уделяла оставшиеся крохи внимание остальным домашним: Лидия очень старалась, чтобы ни девочки, ни муж не чувствовали себя обделёнными.
Иногда она мечтала о том, чтобы было несколько Лид – по одной для каждого члена семьи. Но она была одна и справлялась – стыдно признаться, с трудом. Когда женщина ненадолго уединялась в ванной или туалете, она ощущала такую тоску, что едва сдерживалась, чтобы завыть, будто что-то оплакивая.
Хобби? Маленькие радости для себя?
Первые лет пятнадцать Лидия ещё обещала себе, что займётся кое-чем для души (клиентка потупила взгляд и покраснела, будто считала возможность иметь «свободное время» преступлением).
Нужно только дождаться окончания рабочего дня! Но стоило прийти домой, женщина становилась участницей ежедневно повторяющегося действия: Коленька, девочки, ужин, ласки мужа перед сном – отказать ему, как Лидия считала, у неё было никакого права.
Если и появлялось немного времени, женщина не успевала этому порадоваться – его невольно «крал» кто-то из близких. То старшая дочка влюбится и придёт в слезах поделиться с мамой, то у младшую в школе обидят, то у мужа на работе аврал: кто поддержит, как не жена?
Лида кротко вздыхала и отменяла планы. Они могли быть у Лиды-человека, но не у Лиды-матери и не у Лиды-жены. Так длился день за днем, неделя за неделю, год за годом.
Однажды Лида осознала: ничем «для себя» она не позанимается – и перестала себе врать.
Жить стало проще. Ей удалось пристроить девочек в институт и дотянуть младшего до «нормы», чем женщина очень гордилась. К старшим классам Коленька казался лишь неуклюжим застенчивым парнем, который соображает чуть медленнее остальных.
И казалось бы – дети выросли, пришло время расслабиться и отдохнуть. Но Лиде выдохнуть не удалось. Не успела она опомниться, как оказалась с внуками на руках.
Женщина описала это так: «Зазевалась, моргнула и очнулась, когда уже вновь нянчилась с малышнёй». Голос её чуть вздрогнул – не то от нежности, не то от глубоко затаённой тоски.
А кто будет ещё сидеть с малышами? Дочерям нужно строить карьеру и выяснять отношения с мужчинами – девочки то сходились с любимыми, то ссорились вновь, как в сериалах, которым Лида когда-то не верила.
Коленьку бросила жена: отчаялась приучить его не разбрасывать носки и мыть за собой посуду и упорхнула Америку к «другу» по переписке, оставив мальчику миллион комплексов, а Лидии синеглазое чудо – внучку Эллочку.
История повторялась по новому кругу. Но если, погружаясь в материнство, Лида ужасно уставала, с внуками она управлялась если не с удовольствием, то с куда большей ловкостью и сноровкой – делала то, что умела, и то, что у неё хорошо получалось.
Оглядываясь на прошлую жизнь, Лидия не понимала, где совершила ошибку. Она была хорошей женой, матерью, бабушкой. Когда всё пошло прахом? Когда умер муж Стёпа? Лида считала, что отношения между ними кристаллизовались до состояния чистой дружбы, и поразилась незаживающей ране в душе, которую оставил его уход. Или когда самая младшая внучка – доченька Коленьки, Элла – съехала в самостоятельную жизнь?
Конечно, Лидию никто не бросал. На зависть соседкам, родственники собираются у неё по праздникам и часто приезжают в гости, а Элла, для которой Лидия заменила мать, и вовсе превозносит бабушку как героя: «Столько детей воспитать! Бабушка, как ты справилась?» – спрашивает уже двадцатилетняя малышка (а она всегда будет для Лидии малышкой), и глаза девочки светятся неподдельным восхищением.
Но Лидия понимает: главная роль в её жизни недавно закончилась. У женщины было чувство, будто закончилась и сама Лидия. Всё, это было печально, но закономерно.
Но недавно начались странности. Внучка Эллочка и её жених решили показать бабушке Прагу. Лида однажды обмолвилась на семейном празднике, слушая рассказ дочери о путешествиях, что ни разу не была за пределами родного города.
Внучка так удивилась, что вилку выронила! А затем начала суетиться. Помогла бабушке сделать загранпаспорт, визу, и в начале декабря Лидия сидела в самолёте, который, по словам жениха внучки Макса, «мчал их в зимнюю сказку».
Лидия оказалась в мире, который, как раньше женщина считала, существовал лишь в книгах. Внучка расстаралась: сразу после заселения в гостиницу они пообедали в дивном ресторанчике, где – вот чудеса! – еду развозил миниатюрный паровозик. Полюбовались на собор Святого Вита, прогулялись по Вацлавской площади…
Лидия ценила старание Эллы и действительно чувствовала, будто оказалось в одной из сказок, но не в жизнерадостной истории Корнея Чуковского или Астрид Линдгрен, а в мрачноватой и таинственной сказке Гофмана.
Здесь среди безмолвных статуй и величественных замков с готическими шпилями, что, казалась, того гляди продырявят небо, она ощущала себя, маленькой девочкой и – признаваться в этом немного неловко – боялась совсем потеряться среди грозного великолепия.
Лидия так сильно опасалась заплутать в незнакомой стране, что, как сказали бы коучи личностного роста, притянула это событие. На Карловом Мосту случилась неурядица – Лидия залюбовалась статуями и выпустила из вида Эллу.
Немолодая женщина беспомощно озиралась, тщетно пытаясь разглядеть силуэт внучки в толпе и, когда гид велела им загадать желание – поскольку мост волшебный и непременно его исполнит, – первым, что Лидии пришло в голову, было слово «найтись».
– Вы увидите, ваше желание сбудется, каким бы невероятным оно не казалось! – распиналась экскурсовод.
И не обманула: подбежала внучка с глинтвейном, Лидия изо всех сил старалась выглядеть счастливой, но к её радости примешивалась едва различимая грусть. Женщина то и дело о думала о том, как глупо она потратила своё желание. Нет, Лида не верила в мистику, но кто знает, может быть, это был шанс изменить судьбу?
Пальцы мёрзли, колючий ветер хлестал по лицу, и Лидия с внучкой поторопились спуститься с моста. У самого подножья моста, на площади Лида увидела рождественский вертеп. Повинуясь едва заметным движениям кукловода, куклы разговаривали, ссорились, смеялись и страдали, а Лида не могла отвести от них зачарованного взгляда. Она застыла, и, казалось, глядя на незамысловатое представление, видела то, что не видел никто другой.
Судя по всему, это был один из избитых библейских сюжетов, который каждый зритель знал наизусть, поэтому у вертепа долго никто не задерживался дольше пяти минут – в зимней Праге было много гораздо впечатляющих красот.
Жених внучки начал было торопить их – пора расходиться: бабуля не понимает по-чешски, а Элла уже устала, но Лидия упросила досмотреть спектакль до конца. Ей это далось нелегко: женщина привыкла делать всё для других и просила о чем-то для себя быть может впервые в жизни.
Когда кукольник начал складывать игрушки, Лидия вдруг заплакала. Она рыдала так, как не плакала, даже когда бросила горсть земли на гроб любимого мужа, но почему-то уговорила внучку прийти сюда завтра. И послезавтра.
Женщина смотрела на кукольное представление каждый вечер, один раз даже ради этого зрелища пропустила экскурсию. Каждый раз, стоило кукловоду начать убирать игрушки, она чувствовала, как к горлу подступает ком, а из глаз льются слёзы.
***
После рассказа клиентки Алика сама едва сдерживалась, чтобы ни поддаться эмоциям.
Бедняжка! Лидия считает, что её жизнь закончилась так же, как представление, невольно ассоциирует себя со старой куклой. Каждый раз, когда кукловод складывал реквизит, женщина переживала острейший кризис. Обычно с подобными сталкиваются люди, у которых выросли дети.
Но из-за инфантилизма Лидиных отпрысков, которые подсунули бабушке внуков, синдром «пустого гнезда» наступил гораздо позже. Ведьма поборола, желание обнять клиентку и спросила:
– Скажите, что у вас было ДО избранной "социальной программы"?
Лидия покраснела так, будто собиралась сознаться в чём-то неприличном.
– Да ничем особенным я не занималась. Я ведь почти ребёнком была.
Как всегда, после того слов «ничего особенное» началось самое интересное. Оказалось, до встречи с мужем и всего этого квеста с детьми и внуками Лидия ходила в кружок по изготовлению кукол.
Преподавательница учила их, Лидия не побоялась бы этого слова, волшебству: увидеть, как преобразить бутылку из-под кефира, чтобы из неё получился рождественский ангел, сломанные фломастеры превратить в чьи-то ножки или ручки, а опустевший тюбик из-под лекарств, – в туловище рыжего кота.
Её куклы участвовали в городских выставках, и после школы Лидия даже хотела поступать на бутафорское отделение художественного училища. Но родители спросили: «Кто детей будет кормить, куклы?»
Тогда, у вертепа, она смотрела на игрушки из папье-маше. Жених внучки был прав: Лидия не понимала ни слова, даже не пыталась следить за сюжетом. Всё её внимание занимали куклы. Женщина изучала, как они сделаны и чувствовала: она сможет не хуже.
А потом кукловод складывал реквизит в коробку и, словно злой волшебник, убирал кукол из Лидиной жизни, когда те появились лишь на миг, – снова и снова.
И Лида плакала, переживая сильнейшую из утрат. Ей было стыдно перед покойным мужем и семьёй, будто этими чувствами она обесценивала, всё, что было между ними. Но женщина ничего не могла с собой поделать, стоило убрать кукол – слёзы лились сами.
Конечно, её жизнь сложилась так, как сложилась, – в ней не было места «игрушкам». Конечно, Лидия решила, что, если бы у неё была возможность изменить что-то в прошлом, она бы ею не воспользовалась – женщина слишком любила свою семью.
Но после возвращения из Праги Лида «заблудилась» уже ни один раз. Она то и дело «случайно» оказывается в магазинах рукоделия. Разглядывает и трогает руками кукольные глазки, ткани, из которых можно сшить ажурные платьица… Покупать пока не решается, но чувствует – это временно.
– Скажите, что со мной не так? – спросила клиентка. – Скажите, что я заблудилась! – всё твердила она.
– С вами всё так. Вы не заблудились, – сказала ведьма, ощущая странную щекотку в груди. – Ваше желание исполнилось. Вы наконец-то «нашлись» и вернулись домой.
