Найти в Дзене

ПРОТОАСКЕТИЗМ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ КАК МОСТ К ИДЕАЦИОНАЛЬНОЙ СУПЕРСИСТЕМЕ

Оглавление

Российско-американский социолог Питирим Сорокин в своей книге «Социальная и культурная динамика» делит историю человечества на три сменяющие друг друга суперсистемы: идеациональную (ориентированную на трансцендентное), идеалистическую (промежуточную с уравновешенным трансцендентным и материальным началами) и чувственную (эпоху тотального материализма). Аскетизм является не только непременным атрибутом идеационального общества (ибо ориентация на сверхчувственный опыт является для него необходимостью), но и самим путем к ней. В чувственной же суперсистеме аскеза сходит на нет.

Жизнь в обществе потребления есть нечто противоположное аскетическому идеалу. В глазах обывателя, привыкшего к комфорту и постоянному поглощению новых и новых материальных и идеальных ценностей, аскет выглядит безумным.

Даже будучи формально православным, обыватель смотрит на аскетов глазами Невзорова, который выдергивает из жития святых описание подвигов какого-нибудь аскета и заливается нервным смехом, подобно подросткам, которые ржут, когда пялятся на «Донну Нуду» в Эрмитаже.

чо, пацаны, поржем?
чо, пацаны, поржем?

Они не способны оценить искусство в силу ограниченности интеллекта, для них это то же самое, что и порножурнал.

И тут бы поставить крест на обществе потребления и на обывателях, но не все так просто. Стремление к аскетизму лежит гораздо глубже в психике человека, чем может достать любая пропаганда. И даже секуляризированное общество неосознанно начинает возвращаться к тем ценностям, которые само отвергло.

Минимализм в дизайне, фриганство, избавление от лишних вещей в быту, вегетарианство – все это о том же добровольном самоограничении. И пусть из-за отсутствия сакрального контекста эти стремления порой приобретают уродливые формы, все же для нас само существование таких явлений – немаловажный факт. И вот почему.

Такие островки протоаскетизма могут стать мишенями для вербовки новых адептов Традиции, способных стать мостом на пути к идеациональной суперсистеме. Эти люди уже неосознанно почувствовали ущербность капиталистической системы, но еще не поняли фундаментальную важность такого выбора. Отсюда еще далеко до христианского аскетизма, до постановки трансцендентной цели, но я считаю среди этих групп важно показать, что аскеза в религиозном ее измерении не является мракобесием из жуткого средневековья.

И тут нельзя идти напролом. Нужно быть аккуратным и не выходить в терминологии за рамки чувственной суперсистемы, ибо это чревато тем, что мы останемся непонятыми. Наша эпоха – эпоха чувственная, эпоха двух китов: рационализма и гедонизма. Сегодняшний человек обожествляет чувственные удовольствия и рациональность. Нужно показать, что аскетизм не противоречит ни первому, ни второму.

Аскетизм – это рационализм

Как сегодня человек представляет себе аскета и аскезу? Для него это что-то из мрачного средневековья. Аскет непременно должен быть мракобесом и мазохистом. А еще — жестоким инквизитором, пытающим красивых ведьм на дыбе. Этот образ сформировался давно, еще под воздействием просветителей и так называемой эпохи Просвещения, которую правильно было бы назвать первой осознанной тотальной манипуляцией общественным мнением и тотальным оболваниванием масс.

За святым Антонием пришли
За святым Антонием пришли

Инквизиторы женщин не пытали, были умными и высоко образованными людьми и не истязали свое тело, чтобы получить порочное удовольствие. Но этот образ настолько укоренился в массовой культуре, что от обывателя требуется неимоверное по его меркам интеллектуальное усилие, чтобы разрушить этот стереотип.

Я не случайно сравнил миф об аскетизме с мифом об инквизиции. Искаженный образ аскета тиражируется в массовой культуре (достаточно вспомнить монаха ордена «Опус Деи» из экранизации «Кода да Винчи» Дэна Брауна), и надо сказать, что черпает она свои фантазии из истории той же христианской аскетики.

Действительно, в некоторых житиях можно встретить крайние формы аскетизма, но это никогда не поощрялось той же Церковью, а идеалом был всегда срединный путь, вне крайностей. Но даже он предполагает иногда отклонения от умеренности, ибо умеренного аскетизма иногда недостаточно. Когда гитарист настраивает струну, он то натягивает ее, то ослабляет, пока не получит нужный тон. Точно так же иногда аскеты предавались суровым радикальным аскетическим упражнениям, а иногда обоснованно позволяли послабление для снятия накопившегося напряжения. Но это лишь исключение из правил срединного пути. И тут как нигде требуется рационализм.

Аскетизм – это рационализм, потому что ставит под контроль разума человеческие эмоции.

Человек больше не идет, подобно ослу за морковкой, за своими желаниями. Аскетизм не в том, чем ты владеешь, а в том, что тобой владеет. Важно, чтобы ты ел пищу, а не пища ела тебя – это золотое правило поста. И так во всех проявлениях человеческих желаний.

Аскетизм – это гедонизм

Рационализм, конечно, культивируется в современном обществе, но он присущ все же более узкому кругу людей. Гедонизм распространен гораздо шире. Эпикур, которого называют создателем философии гедонизма, учил наслаждаться простым куском хлеба. Он ужаснулся бы, увидев культ удовольствия, царящий в современном мире.

Конечно, на фоне обывателя, который постоянно что-то жрет, с кем-то сношается, ищет новые и новые способы развлечения, аскет выглядит странно: зачем и ради чего отказываться от чувственных удовольствий? Поэтому принято противопоставлять гедонизм и аскетизм, что, в принципе, неверно. Такое противопоставление появляется из ложного истолкования аскетизма как способа умерщвления плоти. Тогда как путь истинной аскезы не в умерщвлении, а в укреплении плоти и ее подчинении ради и во имя торжества Духа.

Эпикур смотрит на тебя как на аскета
Эпикур смотрит на тебя как на аскета

По сути аскеза не отказывается от чувственного, она его подчиняет и не позволяет к чувственному привязываться.

Аскет живет в том же мире, что и мы, но совершенно по-иному. Он пьет вино, но не становится алкоголиком. Изысканные яства доставляют удовольствие его рецепторам не больше и не меньше, чем вода и черствый хлеб. Даже если он не будет монахом и в его жизни появится женщина, которую он полюбит, аскет не станет за ней волочиться или убивать себя из-за неразделенной любви. Он любит жизнь, понимая, что она временна, но даже это его не расстраивает. И аскет с легкостью расстанется с ней, когда приходит его время. Это и есть аскетический гедонизм.

Шаг к трансцендентному

Читая этот текст, нужно понимать, что здесь приводится аргументация для чувствственной суперсистемы. И цель ее — разрушить стереотипы, которые обнаруживаются, когда речь заходит об аскетизме.

Следующий же шаг – разомкнуть замкнутую на самой себе систему светского протоаскетизма и вывести ее на орбиту трансцендентного.

Но это уже отдельная и большая тема, которая требует развернутой статьи, а может и не одной. Как сказал когда-то известный теолог и филолог Леонид Мацих: «Аскетизм требует большей решимости, чем ритуальное самоубийство».

Редактировать