Он начал работать диспетчером службы управления воздушным движением на четыре года раньше меня и к моменту нашего знакомства, в 1980-м году, уже считался опытным и надежным специалистом.
Мы подружились, но не только потому, что работали в одной смене, жили в соседних комнатах в общежитии и вечерами играли на одной спортплощадке в волейбол, что он был начитан, а Ильдар, так его звали, мог главами наизусть читать из Пушкина или Шекспира. Не за то, что подробно рассказывал мне – молодому специалисту, как нужно безопасно в небе разводить самолеты, их технические характеристики и особенности по типам воздушных судов.
Он оказался близок мне своей открытостью, отзывчивостью и тем, что называют чувство справедливости.
Он начал работать на аэродроме «Уфа» в 1976-м году после окончания Кировоградского летно-штурманского училища. Вскоре, получил допуск к самостоятельной работе на, так называемом, верхнем воздушном пространстве, где проходят воздушные трассы транзитных воздушных судов и коридоры для снижающихся для посадки в Уфе и вылетающих на другие аэродромы самолетов.
Надо сказать, что полётов в те годы было очень много, да и географическое расположение Уфы таково, что здесь проходят точки пересечения многих маршрутов и направлений. Все самолеты летают на согласованных с диспетчерами высотах, но порой движение бывает такое, что создание безопасных интервалов проходит на пределе человеческих возможностей. Особенностью было и то, что техника, помогающая диспетчерам в обеспечении полетов, не позволяла, как в настоящее время, видеть на экране локатора полные данные о самолете. Тогда это была просто движущаяся точка. Специалисту за пультом приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не перепутать самолеты, помнить – кто, где и на каких высотах, да еще куда, летит.
Вероятно, это наложило свой отпечаток на здоровье Ильдара и на одной из медицинских комиссий ему заявили, что он должен оставить работу с таким напряжением для глаз, когда по нескольку часов подряд надо всматриваться в экран радиолокатора, иначе вскоре можно потерять зрение.
Ильдар был вынужден перейти на работу в смену, которая управляет полетами на малых высотах самолетами Ан-2 и вертолетами, где нет локационного наблюдения и контроль осуществляется по докладам экипажей.
Мы стали реже видеться на работе, да и жили к тому времени уже в разных частях города, но встречаясь, всегда тепло общались и я помню его дружеское похлопывание по плечу и постоянную фразу вежливого обращения – мой друг.
Нет, не только со мной. Он, в своей вежливости, которая граничила со стеснительностью, обращался так ко всем и, мне кажется, что за глаза коллеги его так и называли шутливо – «мой друг».
Шли годы, менялись события, разрушались даже государства, но полеты самолетов и вертолетов не прекращались никогда и Ильдар, как и все мы, честно и добросовестно выполнял свою работу.
Неоднократно, и совершенно заслуженно, он был поощрен руководством, грамотами и премиями. Недостаточно, как всегда у нас бывает, ведь диспетчер не поет песни на московских сценах, о нем даже не все авиапассажиры догадываются. Он просто обеспечивает безопасность полетов. Сотен тысяч людей, за свою карьеру. Но такая у нас работа и когда пришло время, Ильдар вышел на пенсию.
И тогда, к сожалению, наше общение прекратилось, о чем я сегодня искренне грущу, и лишь по разговорам коллег, я знал, что он занимается духовной и просветительской деятельностью.
Это меня не удивило, ведь я знал и его образ жизни, и колличество прочитанных книг.
Говорят, что у каждого из нас своя дорога к храму, Ильдар пошел своей и много позже, уже после его ухода, я узнал, что он был очень уважаем и в этой, новой для себя жизни, по рассказам, вывел к свету многих – заблудших или запутавшихся.
Кажется, что в старину таких людей звали дервиш. Они говорили с людьми о чести, скромности, нравственности и справедливости.
Вероятно, поэтому он и не стерпел – сделал замечание нескольким молодым подонкам, попытался направить их на путь истинный. Он сделал так, как велело его воспитание, убеждение и тихо умер, избитый, в своей квартире. Не прося никого о помощи. Он это так не любил, отдавая всего себя другим, Мой Друг.
Этот рассказ посвящается памяти авиадиспетчера и настоящего Человека.
Его звали Тимергалиев Ильдар Зуфарович (1953 – 2015)
РП
90-летию очень хорошего человека посвящается.
Мы с ним познакомились весной 1980-го года, когда я приехал в Уфу на практику, после окончания учебного заведения.
Конечно, я уже хорошо тогда знал кто такой Руководитель полетов аэродрома, поскольку до учебы успел год поработать радиотехником на маленьком, по сравнению с Уфимским, аэродроме города Белорецка, и, тем не менее, был поражен тому объему работы и ответственности, с которым уверенно справлялся этот человек.
Он был высок ростом, от чего слегка сутулился, но подвижен, не смотря на внушительные габариты и что меня сразу поразило, так это то, что он умел делать сразу несколько дел одновременно.
Когда я вошел в зал, где стояли несколько пультов, за которыми диспетчеры управляли воздушным движением, сопровождавший меня, показал на стоявший в стороне от всех большой стол с аппаратурой связи и телефонами, за которым сидел он и сказал:
-Ну, вот он – РП. Представься. Теперь Виктор Васильевич – главный человек в твоей жизни.
Я сделал несколько шагов ближе, подчиняясь взмаху его руки, наблюдая, как он одновременно говорил по телефону, писал что-то в журнал, отвечал на вопросы или доклады по громкой связи, смотрел на огромный телевизионный экран радиолокатора и, иногда отрываясь от телефонной трубки, поучал молодого диспетчера за ближайшим пультом:
-Виктор, ну что же ты в микрофон дышишь и молчишь? Командуй энергичнее! Ведь у тебя самолеты на четвертом развороте сейчас сойдутся. Отворачивай «Тушку» влево!
-Ты видишь? - обратился он ко мне.
И пока я, приблизившись, всматривался в обстановку на экране, прикурил от догоравшей в его губах папиросы, следующую.
Так начался очередной этап моей жизни в коллективе, которым командовал Руководитель полетов – начальник смены службы управления воздушным движением, Шаповалов Виктор Васильевич.
Уроженец Харьковской области, бывший штурман военной авиации, он попал под Хрущёвское сокращение, как и многие военные лётчики тогда, но не потерялся в жизни, нашел себя в области организации и управления гражданской авиацией. Быстро продвинулся по новой службе, став начальником смены предприятия, которое управляло полетами над огромной территорией, где самолеты и вертолеты летали как пчелы над полем и за безопасность всего этого движения отвечал только он – Руководитель полетов.
А еще он был воспитателем, ведь смена, в которой двадцать человек, состоит из совершенно разных людей по возрасту, воспитанию, образованию и личным человеческим качествам, должна быть подчинена одной цели – обеспечению безопасности полетов, при учете десятка разных нюансов, ведь каждый полет самолета или вертолета, отличается от предыдущего.
Мне трудно сказать, почему он сразу стал уделять больше мне внимания, чем другим, но часто, когда позволяла обстановка в работе, он подсаживался за пульт рядом. Наблюдал за работой и делал такие замечания, что я удивленно говорил потом себе, поскольку всегда анализировал дома, после смены все сложные ситуации и как я из них вышел. Ведь верно – именно такое решение наиболее приемлемое и простое для выполнения экипажем. Уже потом, когда сам стал сначала старшим диспетчером, а потом и начальником смены, я понял, что Шаповалов учил меня мыслить не только как диспетчера.
Имея опыт полетов, он учил меня делать все так, как удобно лётчикам, ведь именно командир, находясь в кабине самолета – та вершина пирамиды, на которую работают все службы на земле. Сейчас я помню, что Виктор Васильевич повторял эту фразу всегда, когда диспетчеры или другие специалисты пытались оправдать свои не совсем корректные действия.
Его уважали не только коллеги РП и подчиненные диспетчеры. Он пользовался непререкаемым авторитетом у руководства Уфимского авиапредприятия и когда однажды зимой завьюжило так, что службы аэродрома не справились с очисткой полосы, а Руководитель полетов тогда отвечал и за её пригодность к полетам, Шаповалов принял решение закрыть аэродром. Несколько самолетов ушли на запасные, включая и тот, на котором летел большой начальник из Москвы. Встречавший его командир Уфимского объединенного авиаотряда, Заслуженный пилот СССР Утяшев, зашел к нам в зал управления полетами, поздоровался и уточнил у Шаповалова:
- Точно нельзя было посадить этот рейс?
Получив категоричное «нет», пожал Виктору Васильевичу руку и, посмотрев почему-то на меня, сказал громко:
-Вот таким и должен быть настоящий РП!
Я получил тогда урок ответственности. За жизни людей и сохранность дорогой техники, за имидж предприятия.
Умение принять сложное решение, не поддаться ажиотажу, желанию услужить, которое мне тогда показал в реальной обстановке мой руководитель, врезалось в память, как и многое другое, чем отличался мой наставник.
Его списали неожиданно, когда Виктор Васильевич незадолго до годовой медкомиссии, по его словам, совершил роковую ошибку. Он решил бросить курить. Электрокардиограмма показала перенесенный на ногах инфаркт.
С медиками спорить бесполезно и через пару месяцев он начал работать в должности диспетчера-методиста. Он принимал зачеты, проводил занятия, анализировал средства объективной информации, но я видел, чувствовал внимание к себе с его стороны.
Мы продолжали общаться всегда, когда к этому была возможность. Сейчас, по прошествии многих лет, я могу твердо сказать, что он «вел» меня по жизни. Много раз вызывал к себе в кабинет и деликатно разъяснял мои ошибки, а они были. Вежливо, оберегая самолюбие молодого парня, направлял энергию в нужное и, как показала жизнь, правильное русло.
Теперь уж знаю, от других коллег, что именно он рекомендовал меня на обсуждении у начальника службы, резерва в выдвижении на должности старшего диспетчера, а затем и Руководителя полетов, что уже пора, ну и что, что молод - справится!
Мы часто говорим: «первая учительница», «первая любовь», да много чего у нас бывает впервые, но сейчас, когда я сам уже более тридцати лет РП, мои слова признательности и благодарности обращены к светлой памяти Шаповалова Виктора Васильевича ( 1928 - 1994 )
Человек хороший
Памяти авиадиспетчера Хамита Мусаевича Хабирова (1956 – 2012) посвящается.
О том, что где - то поблизости находится Хамит Мусаевич Хабиров, можно было не гадать – его голос, с приятным, узнаваемым тембром, было слышно издалека.
Нельзя сказать, что разговаривал или смеялся он особенно громко, просто делал это так убедительно и уверенно, что окружающие всегда прислушивались к нему и, отдавая должное опыту и основательности, не перебивали.
Наверное, это была главная его отличительная черта – основательность во всем, поскольку по велению судьбы пришлось постоянно принимать решения. Сначала за мать и сестер, ведь он рано остался без отца, потом за свою семью. Приходилось работать, что бы обеспечивать достойное и правильное воспитание детей, вести хозяйство.
Жизнь в своем доме, хоть и в большом городе, подразумевает огромное количество забот и проблем, о которых горожане, живущие в благоустроенных квартирах, даже не подозревают.
Он все мастерил дома сам, таких называют «рукастыми», старался для детей и потом, когда они выросли, очень гордился и сыном, и дочкой.
И работу он выбрал соответствующую своим жизненным принципам – стал диспетчером службы управления воздушным движением.
Будучи воспитанником диспетчеров-инструкторов старой советской школы, он работал не только так, как написано в инструкциях и технологиях, а так, как было бы удобнее и легче пилотам в кабине самолета:
- Мы-то здесь в теплом зале и в удобном кресле сидим, можем чаю попить, а лётчики там - в воздухе. В тумане, облаках или над горами и тайгой, где сесть негде, через грозу идут и наша задача - наизнанку вывернуться, но помочь. Благополучно завершить полет, перевезти пассажиров, ведь экипажи верят нам, - часто говорил он.
Такое отношение к делу только усиливало уважение коллег к нему и, если была необходимость кого-то поставить работать на сложный участок, то Руководитель полетов всегда знал, кому это доверить.
Говорят, что серьезная работа и человека делает серьезным.
Однако все коллеги помнят его жизнерадостным, открытым к общению, с дамами очень галантным и обходительным – настоящим джентельменом.
За многие годы работы, Хамит Мусаевич, выполняя рутинную, ежедневную работу, управляя так называемой «малой» авиацией, помог спасти сотни человеческих жизней, обеспечивая полеты срочных санитарных заданий в самые отдаленные уголки республики, куда только вертолеты, да незаменимые Ан-2 могли приземлиться. Участвовал в ликвидации стихийных бедствий, управляя полетами большого количества воздушных судов одновременно, неизменно обеспечивая полную безопасность.
Был из тех, кого не надо было дополнительно, излишне контролировать. Он просто надежно делал свое дело. Как всегда, как везде и во всем.
В минуты, когда удавалось свободно пообщаться, мне доставляло удовольствие говорить с начитанным, образованным человеком. У него можно было спросить совета о чем угодно. По любому вопросу. И как правильно заточить топор, и какой куст или дерево посадить на затемненный участок в саду.
Проходя как-то мимо, я остановился пораженный: на медленно плывущие в вечернем небе облака, задумчиво смотрел мудрыми, печальными глазами очень уважаемый мной, Народный поэт Башкирии!
-Хамит, - смеясь сказал я.
- Если ты сейчас начнёшь читать стихи, я не удивлюсь – так ты на Мустая Карима похож!
-Возможно, даже скорее всего так и должно быть. Он мой двоюродный дядя и стихов я много и разных знаю, - ответил он.
Помню, что даже не сообразив, что ответить, я молча улыбался, а Хамит крепко сжал мое плечо и что-то хотел сказать.
Нет. Не сказал, только долго смотрел печальным взглядом, будто прощался.
Через день он ушел на больничный, с которого уже не вышел и эти пару минут, что мы были вместе, рядом – до сих пор в памяти. Что-то мы друг другу не открыли, не признались, а надо было.
Надо было сказать, что я его бесконечно уважаю.
Вот такой он был.
Таким, в памяти многих, останется.
С глубокими знаниями, тонко чувствующим природу и умевшим находить общий язык с коллегами. Он был интеллигентным в общении и работягой, умеющим абсолютно все сделать своими руками, одновременно – так говорят про него люди.
Человеком он был – хорошим.