Он парил над землей на высоте десятка метров, практически над одним местом, ловя потоки набегающего воздуха, подстраиваясь под него, изящно расправляя крылья, используя всю идеальную аэродинамику тела и оперения. Он мог находиться в таком положении сколько угодно времени, пока зоркими своими глазами не обнаруживал добычу – мелкого грызуна, бегущего по земле в зарослях травы или ящерку, взобравшуюся погреться на камешек. Тогда он испускал резкий крик, похожий на свист, а по-другому он не мог, ведь только так поступают гордые птицы, настоящие охотники. Он не имел права нарушить закон природы и напасть без предупреждения, ведь он был сокол!
Бурого, в черную крапинку цвета, охотник, принимал такое положение в пространстве, чтобы, не падая, а скользя в воздухе почти вертикально, подойти к жертве на наивыгоднейшей высоте, затем расправив крылья почти у самой земли, выставлял вперед ноги, как шасси у самолета, и крепкими когтями схватывал добычу, успевая нанести при этом мощный удар клювом.
В гнезде, которое он отвоевал у наглых сорок весной, его уже ждали несколько светлого цвета соколят и их мать. Он приносил им столько добычи, что они не успевали поедать, но он был ответственный и гордый собой сокол, который хорошо заботится о своем семействе. Пусть он самый маленький размерами из всех известных соколов, но самый ловкий, а имя у него красивое и звучное – Пустельга!
Наш сокол имел свой участок на земле и в воздухе. Ему хватало места и умения охотиться, он равнодушно наблюдал, как рядом летали другие птицы. Правда они были огромными, противно и громко шумели, но соколу не пристало чего-то бояться, скорее он уважал их.
Вот очередная, серебристого цвета, птица приземлилась, долго катясь на круглых ногах по земле, почти остановилась и тут от её передней ноги что-то оторвалось и отлетело в сторону. Посыпались яркие брызги-искры и птица, пробороздив светлую полосу на асфальте, остановилась.
Тотчас открылась дверь и из носа птицы высунулась лестница. По ней буквально скатились вниз два человека и стали поливать пеной то, что осталось от передней ноги птицы.
Вскоре приехали другие люди на разных машинах и утащили раненую птицу прочь, а сокол улетел к гнезду спать, ведь наступали сумерки, а ночью настоящие воздушные охотники отдыхают, уступая место совам.
-Здравствуй, Хасан, обратился вошедший в будку диспетчера, управляющего полетами в районе взлетно-посадочной полосы, Руководитель полетов. Пока самолет эвакуируют, мы решили с инспектором к тебе зайти, да уточнить детали. Колеса от передней стойки Ту-134 мы нашли на обочине полосы. Их как срезало у самого крепления и самолет проскользил метров тридцать на этой, грубо говоря, палке. Как она не сложилась – ума не приложу. А если бы упал на нос, тогда и штурману бы не поздоровилось, да и пожар случиться мог.
-Здравствуйте, проходите. Диспетчер представился инспектору: -Хасан Файзуллин.
- Ничего необычного. Самолет приземлился и уже почти заканчивал пробег, притормаживал. Я смотрел за ним и вдруг увидел, как оба колеса отделились и откатились в сторону от носовой стойки шасси. Было много искр и я успел подумать, что не случилось бы как в 79-м году, когда у нас на полосе сгорела Кишиневская Тушка. Проинформировал экипаж, они сразу остановились и начали поливать шасси из бортовых огнетушителей. Нажал кнопку «Тревога». Вот и все, если коротко.
-Ну не будем тебя отвлекать больше, - сказал Руководитель полетов, уходя, и, уже около двери, пропустив вперед инспектора спросил, вполголоса: ты как себя чувствуешь? Может подменить? Ну, держись. Скоро конец смены.
Вскоре жизнь аэродрома продолжилась своим чередом, но в наступившей темноте летали лишь ночные птицы, да самолеты.
На ближайшей медицинской комиссии, заметно поседевшего диспетчера, списали вчистую – микроинфаркт на ногах перенес и он сейчас далеко от нас - в небе, а сокола Пустельгу я недавно, проезжая по полосе аэродрома, видел. Он летает, по-прежнему охотится, только стал от старости совсем серым. Я назвал его про себя Грэй.
Летай, Пустельга-Грэй. Удачи тебе в охоте!
Памяти авиадиспетчера Хасана Файзуллина (1954 - 1996) посвящается.
Романтики. История одной песни.
-Петрович, ты хоть узнал, кого я к тебе привел? – Спросил, расписываясь в журнале принятия решений на вылет, пилот-инструктор Эдуард Заянов.
Он хитро улыбался, а я, честно говоря, не особо и всматривался в человека, вошедшего с ним в мою маленькую будочку с гордой надписью «Руководитель полетов». Тем более, что стоял к ним боком, наблюдая за заходящим на посадку самолетом, коих прилетало в те дни много и разных, поскольку на нашем аэродроме «Первушино» проходил очередной всероссийский слет любителей авиации.
Я обернулся, и слегка опешил, примерно так же как пару лет назад, когда Эдуард с теми же словами завел ко мне абсолютного чемпиона мира по высшему пилотажу, Виктора Чмаля.
-Ну что же ты, Эдик. Хоть бы предупредил.
Протягиваю руку, мгновенно находятся слова приветствия, ведь я сразу узнаю известного пилота, барда – Вадима Захарова.
Он смущается, хотя сразу признается, что и мой голос вроде бы слышал, когда раньше прилетал в Уфу или проходил мимо, пролетом.
Конечно, я слушал его песни с дисков, читал отзывы в интернете, но вот так близко не общался и с удивлением для себя отметил близость не только в возрасте, но и в отношении к жизни, работе, увлечениям. За те несколько минут, что он был рядом, у нас, как мне показалось, возникло взаимопонимание, хотя, и это не мудрено, ведь почти вся наша жизнь прошла в одной отрасли, если говорить официально, под названием Гражданская авиация.
Потом они с Эдуардом полетали на «Саванне» и я слышал его спокойный, выдающий мастера своего дела, голос в эфире и восхищенный возглас после уверенной посадки: «Помнят руки-то!»
Самолеты все прибывали с разных концов страны, уставшие пилоты, некоторые из которых летели по двое и более суток, требовали моей помощи в заходе на посадку и внимания, плюс заканчивала тренировку на слетанность тройка местной группы, от пируэтов и высшего пилотажа которых голова кружится и эмоции бьют через край, и мне не удалось продолжить интересное общение с Захаровым, да и у него были свои планы.
Через некоторое время он поднялся ко мне, пригласил на концерт, который должен был состояться после ужина и вручил новый, только недавно записанный им диск с песнями и дарственной, весьма приятной для меня, надписью.
Я поблагодарил, посетовав, что полеты, скорее всего будут до захода солнца, а я ведь не брошу рабочее место и опять, как и в прошлом году, когда выступал другой авиационный бард, Николай Анисимов, не послушаю выступление полностью.
Мы несколько минут пообщались на разные околоавиационные темы и перед расставанием одновременно, смеясь, на вопрос кого можно назвать романтиком, дружно, в один голос ответили: того, кто не смотря на возраст или ситуацию, оборачивается на пролетающий самолет!
Самолеты, вертолеты, автожиры, дельталеты и другая, как у нас говорят, легкомоторная техника крутилась и шумела на аэродроме, постепенно заполняя все свободные и специально подготовленные для слета стоянки. Их уже было под сотню, но среди шума я слышал, что в кафе начался обещаный концерт Мастера и пилоты потянулись на звук гитары.
Еще примерно час я ждал, когда закончатся полеты, выключил оборудование и, зайдя в кафе, с трудом протолкался в первые ряды слушателей.
Вадим Захаров увидел меня, кивнул и, наверное, ну так мне показалось, несмотря на усталость, пел, часто смотря в мою сторону. Он пел для меня! Именно для меня!
Его красивые, с тщательно подобранными словами и очень мелодичные песни, трогали душу. Они были понятны, близки своим юмором или лирикой. Авиационной реальностью трудной, но романтичной работы.
Закончился слет. Многие тысячи людей увидели авиашоу, познакомились с пилотами, наделали множество фото с диковинными, подчас, воздушными судами. Узнали, что есть такой аэродром, под названием «Первушино», где сбываются мечты о небе, где можно прикоснуться к прекрасному, общаясь с интересными людьми и совершенной в своей сложности техникой.
Прошло несколько месяцев, небольшой коллектив нашей дружной компании начал подготовку уже к очередному слёту любителей авиации, когда Эдик Заянов прислал мне звуковой файл.
К моей величайшей радости это была новая песня Вадима Захарова и я с удовольствием слушал и слушал приятный, с хрипотцой голос, красивую мелодию и такие понятные всем авиаторам слова:
Ты посмотри, мой друг, какая красота, какая грация!
Какие формы и изгибы, просто глаз не отвести.
И не случайно столько песен и стихов об авиации.
Все потому, что невозможно красоту не воспевать.
Совсем недаром столько песен и стихов об авиации,
Да потому, что невозможно красоту не воспевать!
И даже слово авиация совсем недаром рода женского.
И рождена она затем, чтоб восхищать и покорять.
И испытать любовь масштаба, если можно так сказать, вселенского.
И поклонения, конечно, если только можно так сказать.
И нам когда то повезло попасть в её поклонники-служители.
И ею жить, и все приказы и капризы выполнять.
И даже тот, кто отлетал своё – остался небожителем.
Да потому, что невозможно просто быть и перестать.
Нас от других совсем нетрудно отличить и это здорово.
Как говорил давно мой друг – кто не любил, тот не поймет.
Мы будем просто обо всем забыв стоять, задравши головы
Когда увидим, как взлетает иль садится самолет.
Мы будем просто обо всем забыв стоять, задравши головы
Когда увидим, как над нами пролетает самолет!
Вот такая история одной песни и если я придумал, навоображал что то для себя, то все равно когда гуляю с старшим, умеющим уже хорошо говорить внуком и он кричит радостно, показывая мне в небо: - Дедушка, смотри! Самоле-е-е-т!
То у меня возникает надежда, что еще одним романтиком на Земле будет больше!
Улыбка Гагарина
Говорят, что это не модно теперь, но над моим столом, дома, висит большой портрет Гагарина. Юрий Алексеевич при всех наградах, в военной форме.
Наверное это не случайно. У моего белорецкого дедушки над кроватью висел портрет командарма Буденного, а отец каждый день шутливо здоровался с портретом Фиделя Кастро.
Обычная фотография, каких много, но на этой - Первый космонавт выглядит немного смущённым. Он словно стесняется своей известности и славы и скорее всего так оно и есть, что подтвердили в общении другие люди, близко знавшие его, работавшие вместе в отряде космонавтов.
А моя первая встреча с человеком, знавшим о космосе не понаслышке, состоялась осенью 2012-го года, на аэродроме «Первушино», что под Уфой, куда меня пригласили организовать управление полетами, где начинал свою деятельность авиаклуб, парашютный центр, и усилиями нескольких энтузиастов, влюбленных в небо, строился новый авиационный учебный центр.
Моё внимание сразу привлек энергичный, хотя весь уже седой, человек, за которым постоянно следовали люди, расспрашивая его о чем-либо, фотографируясь и прося расписаться в книгах, открытках и всевозможных буклетах.
-Это Урал Султанов, - сказал, видя мое недоумение, руководитель авиаклуба и шеф-пилот Сергей Минигулов. – Помогает нам наладить организацию лётной работы, пока временно живет в Уфе.
Конечно я о нем слышал, знал о программе «Буран», которая к большому сожалению осталась не завершенной, об огромной работе космонавтов-испытателей и был рад общению с Уралом Назибовичем, поскольку с детства интересовался авиацией и космонавтикой, ведь почти все мальчишки моего поколения мечтали быть вовсе не юристами и экономистами, а отважными лётчиками, как минимум.
Вот и Урал Султанов терпеливо отвечал на все вопросы, порой, как мне кажется, не совсем уместные, хотя катаясь, как шарик по всему учебному центру просто фонтанировал разными идеями по развитию «малой» авиации Башкирии, привлечению мальчишек к спорту, науке и космонавтике, буквально разрываясь от звонков, решения проблем, не забывая быть со всеми вежливым, внимательным и бесконечно терпеливым.
Вскоре Сергей Минигулов, который, как мне кажется, знает все об авиации и космонавтике, а также про все санатории в Башкирии, где отдыхают космонавты, привез на аэродром настоящих патриархов освоения космоса, трижды летавших в безвоздушное пространство - Коваленка Владимира Васильевича и человека из первой десятки, готовившегося вместе с Гагариным, но по ряду причин начавшим летать чуть позже, Горбатко Виктора Васильевича.
Эти пожилые уже, но сохранившие бодрость люди, с интересом осмотрели аэродром, а генерал-полковник Коваленок, с резвостью мальчишки-курсанта, взобрался на сиденье спортивного самолета со спаренным управлением «Саванна» и под контролем пилота-инструктора, сделал несколько кругов над аэродромом.
Я отметил их разностороннесть. Они с легкостью, несмотря на годы, общались на любые темы, отвечали на вопросы с юмором, особенно отшучивались, когда кто-либо высокопарно говорил об их заслугах или вопросы касались опасности полетов.
В тот день два этих заслуженных человека, скромно улыбаясь, не обидев никого отказом в автографе, даже намека не подавшие на утомление от разговоров или вспышек фотоаппаратов, подали мне пример воспитания и умения нести ответственность за гордое звание дважды Героев.
О том, что к нам на аэродром во время проведения всероссийского слета любителей авиации должны прилететь, по дороге с озера Байкал на Москву, две летающих лодки Ла-8, я знал заранее и сумел завести их на посадку, практически сделав частью уже шедшего в те часы авиашоу, но то, что пилотируют их летчики-космонавты Валерий Токарев и Олег Атьков, наш шеф-пилот сказал мне тогда, когда привел их к моей будочке с табличкой «Руководитель полетов" со словами, что времени в обрез, надо провести инструктаж и рассказать о порядке взлета и выхода на маршрут.
Летчики народ дисциплинированный и два экипажа - четыре пилота , построились у входной двери. Я коротко рассказал о высотах полета, частотах, на которых им предстоит работать после взлета, погоде и другой информации, которую обычно даю пилотам в таких случаях, пожелал удачного полета, пожал руки и в этот раз тоже был обрадован вежливостью, уважительным отношением и что особенно важно для меня – ответственностью к обеспечению безопасности полетов.
Когда я узнал, что на аэродроме «Первушино» целый вечер будет гостить летчик-космонавт Михаил Корниенко, недавно вернувшийся из длительного полета, я, бросив все дела, примчался сразу, ведь буквально за день до этого с интересом смотрел по одному из научно-образовательных каналов передачу " Год в космосе", о его полете, экспериментах на борту МКС.
И опять был поражен тому терпению, с которым Михаил Борисович общался с нами, его скромности и смущению, когда подходившие подписать открытку, плакат или просто поздороваться, сделать фото, заставляли его вновь и вновь уделять внимание, отвечать на вопросы, пожимать руки.
Понятно, что люди, прошедшие очень жесткий отбор в отряд космонавтов, кроме отменного здоровья, отличного образования, специальной подготовки эксплуатировать сложнейшую технику, имеют еще одну общую черту – они прекрасно воспитаны в лучших традициях советской космонавтики – быть примером во всем, оставаясь скромными, порядочными людьми и каждый раз, ночуя перед стартом в маленьком домике, где спал перед своим вылетом Гагарин, и они, я в этом уверен, вспоминают его улыбку.
Сейчас, когда я учу своего внука читать, то с надеждой думаю, что скоро он прочтет книгу известного французского летчика Антуана де Сент Экзюпери с надписью Корниенко: «Матвей, расти большим, умным и здоровым. Летчик-космонавт М.Корниенко», будет именно таким и однажды его тоже позовет в небо застенчивая улыбка Юрия Гагарина.
