С зеркалами не водила
дружбы
В темноте
ржа в них будто пригвоздила
время - к пустоте.
В них не так прошепчут губы,
руки обовьют,
по глазам, как дождик крупный
в них года текут.
Январь - просинец не так-то прост! Вьюги, метели, морозы… Порой птица снежным камушком свалиться прямо под ноги со стрехи сарая. Поднимешь, положишь в самом сарае на сено, глядишь, минута-другая вспорхнет, и вот тебе, прямо у кормушке заверещит! «К добру ли? - спохватится хозяйка. – Не во вред ли животинушке?» Вернется в дом, а за ней – клубом пар вкатится. Да такой морозущий! Хозяйка в зеркало ненароком глянет, а он уже там! Все серебро заволок. Не оботрешь зеркало сразу, после забот не оберешься. Разводы на нем – то нелепыми птичьими крюками, то путанными тропками.
Хозяйка к иконам: «Святая Онисья, очисти грехи наши, сыми завесы и путы неведомые, не оставь в твоем богоданном руководстве !»
В старину к зеркалам относились с особой осторожностью. Зеркало могло потускнеть ни с того - ни с сего, засверкать среди тьмы, померкнуть навсегда, покрыться ржавью в одну ночь. Зеркало улавливает дыхание чего бы то ни было! Поглядите, как кошка подходит к зеркалу, и как она себя ведет. Всегда неспокойно. Как будто и впрямь в зеркале есть то, чего нам не дано видеть.
Обзавестись зеркалом – с одной стороны в старину считалось делом надобным, особенно, если дочек в семье – хоровод. С другой стороны – опять же тревожно: «А если что?.. А если будет чудиться?..»
Но в этот день девушкам возбранялось идти, к примеру, на реку по воду. Ведь в Просинец лед в синь по-разному отливает. Не что иное – а лёд, как зеркало – так и притягивает! В нем оглядишь - отражается неведомое. И ангелы с неба летящие, и образы нездешние за морями, за океанами. И мало ли ещё какие заманчивые или наоборот неведомые картины кажутся. А в той деревне, где воду из колодца черпали, тот же запрет бытовал. Обледенел колодезный сруб, повисли на нем лохами водяные струи. Да, отражается в них и в другие дни не меньше всяческого странного. Но особого значения этому, опаски какой-то не придавали. А вот 12 января – как наваждение какое-то, зашевелилось, закрутилось что-то внутри загадочное!.. Нет, этакие видения не для девичьей души!
Но соблазны… В зеркалах соблазны великие. От них не знаешь чего ждать. А в этот день особенно, так и тянет хоть краем глаза увидеть: «Может, всё наговоры это пустые, бабками навыдуманные про неведомую силу?» Бывало, успокаивала себя девушка: «Мол, я ничего худого не мыслю. Лишь гляну краем глаза…» А у самой на уме - узнать затаенное, сокрытое, заветное. Мол, в девках сидеть да слушать под окном вьюги вой – того хуже. И надо же, забавно как!- видит, будто в яви: ползёт ежик, тащит казну на мочалинке. А с краю щука что ли выныривает?.. Серебряные чешуи рассыпает!.. А ещё-то, ещё! - летит птица, никак это птица - огневица? НО … «Чур, меня, чур, меня!» - И скорехонько к печи. Девушка у печи хлопочет, а сама в голове держит: «Ёжик – это к жениху. Как говорят, жених нравом колюч, но домовит, короба у него не пусты! Мышь – это к сватье… Непременно будет от богатого послана... К тому же, щука… Серебряная чешуя - опять же… А птица… к пожару что ли?..»
В этот зимний день в быту святочная обрядовость представала во всей осторожности, предостережениях, запретах. Искушение переступить черту дозволенного, считалось, - было велико. «Человек напастями искушается».
Но главное, верили наши предки, ходит в этот день по девичьим горенкам святая Онисья. Она на зеркалах мелом или угольком крестики чертит. Строгая характером, она внушает: «Лукавые помыслы в уме разрастаются, когда душа вере Христовой не доверяется!» Так что наши предки и на обледенелом срубе колодезном, и на реке у проруби – крестики вырубали.
И тогда торжество Рождественское было еще зримее. Оно отстраняло от всяческих соблазнов, говорило о себе, являло свою крепость!
