Я ЗАСТАЛ Бориса на полу с огромными ножницами в руках среди вороха белой шуршащей ткани...
- Жду! - обрадованно сверкнул он очками и пояснил: - Вот - шить будем. Палатку. Из ма-да-по-лама,- с трудом, по слогам выговорил он заковыристое слово.
Мне всё стало ясно. Как-то, с неделю назад, встретившись, мы, по обыкновению, завели бесконечный рыбацкий разговор со вздохами, ахами и обязательными жалобами на короткие, с заячий хвост, декабрьские дни - не успеешь размотать удочки, как уже пора их сматывать. И тогда кто-то из нас, уже не помню, кто именно - я или Борис,- сказал вдруг о том, что хорошо бы иметь палатку с печкой, чтобы всё честь честью - залез в спальный мешок и похрапывай себе спокойненько до самого утра, а утром - чуть засинеет - вылез из палатки и прямо на лёд.
Повздыхали, повздыхали, и я забыл об этом разговоре.
А Борис, оказывается, не забыл.
- Печку заказал,- с удовольствием сообщил он.
Печка вскоре была готова, палатка тоже. Нам не терпелось немедленно отправиться в путь, но времени никак не выкраивалось - то Борис не мог, то я. Так прошло недели две.
И вот мы пламенно обсуждаем детали предстоящей рыбалки. Мысленно уже священнодействуем у лунок и предвкушаем незабываемое удовольствие ночёвки в палатке, а из-за зимнего молчаливого леса появляется... Дед Мороз.
Мы как-то враз вспомнили о нём и жалостливо заглянули друг на друга. Ведь Новый год, можно сказать, особый, семейный праздник, и жёны, узнав о нашей затее, ничего праздничного нам не предложат...
- А может, рискнём, а? - неуверенно прошептал Борис.
Я согласно кивнул.
Сначала, каждый в отдельности, мы попытались уговорить своих жён отпустить нас. Из этого ничего не вышло. Тогда мы объединили усилия и добились успеха, однако...
Валя, жена Бориса, чистосердечно назвала нас чокнутыми.
Мы тяжко вздохнули и опустили головы, но, заглядывая далеко вперёд, возражать не стали.
Моя половина сказала вежливее:
- Тихотронутые...
И сделала красноречивый жест указательным пальцем у виска.
На свой счёт мы этого не приняли, но благоразумно промолчали.
...Летом ли, зимой ли, в любое время года, приходя на природу, я испытываю светлую радость встречи с ней. Мне всегда кажется: и леса, и реки, и долы, и все-все звери и зверюшки, и птицы на земле - мои давнишние друзья, и от сознания этого ещё радостнее, ещё светлее на душе.
Но вот я начинаю приглядываться к деревьям, к траве, ко всему окружающему меня, и мне становится грустно, грустно потому, что я, человек, самое разумное на свете существо, более того - владыка земли, как я сам объявил себя, а значит, и владыка всего живого на ней, фактически ничего не знаю о СВОИХ деревьях, травах, реках, зверях и птицах, а если и знаю, то знания эти ой как скудны. Не потому ли подчас безжалостно, кичась своим владычеством, мы насилуем природу, а иногда и попросту умерщвляем её?
ЭТИ невесёлые мысли пришли ко мне, когда мы ступили на лёд Сисимского залива. Тут и там изо льда в самых неожиданных позах торчали затопленные деревья, и вверх по пологому взъёму берега вразброс, с обглоданной по пояс корой, отрешённо взбирались опоённые берёзы, сосны, осины...
Мы пошли вслед за ними: нам надо было отыскать место для бивака. Вода в море упала уже метров на пять. Переступив границу самой высокой отметки воды, мы оказались на ровной площадке с редкими ядрёными берёзами в мохнатом куржаке.
- О-о!..
Борис остановился перед маленькой, до плеч ему, удивительно пышной ёлкой, каким-то чудом оказавшейся здесь. Она росла в самом подходящем для нас месте, и вскоре рядом с ней уже стояла палатка, нацелив жерло трубы нашей походной печки на тихое, в морозных шорохах, море.
У каждого уважающего себя рыболова-подлёдника всегда найдётся в рыбацком ящике всё необходимое на любой случай жизни. Правда, ёлочных игрушек в наших ящиках не оказалось, но их с успехом заменили три разноцветных бухточки из-под лески, десяток ярко начищенных блёсен, красочные обёртки от печенья, две магазинные удочки-недотроги и разные бумажные финтифлюшки. Синяя изоляционная лента окутала ёлку ничуть не хуже серпантина, блёстки с успехом заменил натуральный снег.
Мы придирчиво оглядели свою работу: не хватало Деда Мороза и хотя бы одной электролампочки. В бездонном, всё поглощающем рюкзаке Бориса отыскался моток тонкой изолированной проволоки; вздохнув, я пожертвовал батарейки от карманного фонаря.
Борис принялся колдовать над освещением ёлки, а я начал лепить Деда Мороза. Вымороженный снег сочился меж пальцев, и его приходилось поливать водой, чтоб склеить. Мёрзли руки, я то и дело оттирал их.
Наконец Дед Мороз был готов. Он напоминал аляповатого идола с подобием бороды, зато, в отличие от стандартных дедов-близнецов из папье-маше, походил только на самого себя. Чтоб придать его расплывчатой физиономии ещё большую индивидуальность, я воткнул ему в предполагаемый рот трубку из берёзового сучка и выразил вслух нечаянную мысль:
- Борис, а может, мы и в самом деле чокнутые, а?
- Да как тебе сказать... Если другие нас так называют, то это ещё куда ни шло, а если мы сами, то... Всё равно, по-моему, лучше быть чокнутым.
Я согласен с Борисом. В конце концов, не имеет значения, как меня называют или назовут...
БЫСТРО темнело. В густом морозном небе потихоньку высвечивались звёзды.
Я взял котелки и отправился к лункам за водой.
Я не торопился, шёл в наступающую лесную ночь, и снег под моими унтами бесшумно расступался: тёмные силуэты немых деревьев двигались мне навстречу, и было во всём окружающем что-то таинственное, непонятное и волнующее, будто сама Сказка доверчиво впустила меня к себе.
Я шёл по её владениям и постепенно терял ощущение реального мира, всё кругом зависло в морозном мареве, расплывчатые грани горизонта растворились в нём, и, кроме туманных звёзд над головой и меня самого, ничего не существовало на свете.
И тогда, как всегда бывает в сказке, робко мигнул огонёк и погас, и вспыхнул снова, и теперь уже горел ровно, тепло и зовуще, и видно было, как искрился снег на тонких ветках нашей юной новогодней ёлки, как матово светились на ней блёсны...
На сосновом чурбаке oплывает свеча; тепло от печки колеблет её пламя, и наши тени, уродливо ломаясь, качаются по матерчатым бокам палатки. Снаружи лютует стужа, а мы в одних свитерах. Нам тепло, хорошо. Мы довольны и, наверное, поэтому лишь изредка перебрасываемся короткими фразами. Больше молчим. Думаем. Готовимся к встрече с Новым годом.
Когда до его прихода остаётся четверть часа, мы достаём из рюкзака шампанское. Его не надо ставить на лёд охлаждать, наоборот, мы ставим его в тепло, к краснобокой печке, чтоб потом, как придёт время, оно по-настоящему, по-шампански, выстрелило в новогоднее небо.
За минуту до полуночи мы вылезаем из палатки на жаркий мороз, становимся у своей скромно светящейся живой ёлки и терпеливо ждём сигнала транзистора. Дождавшись, неслышно чокаемся кружками и, чтобы не спугнуть сказку, молча пьём за счастье, за здоровье всех хороших людей на земле.
Послесловие. 50 лет спустя
Этот рассказ был впервые опубликован в газете "Красноярский рабочий" 1 января 1974 года, то есть пятьдесят лет назад. В то время почта работала исправно, и даже в первый день года газеты доставлялись читателям.
Помню, отец как-то пришёл домой и сказал, что в редакции попросили его написать рассказ для новогоднего номера. Рассказ был написан специально для "Красноярского рабочего". Всё или практически всё в нём - не выдумка. Правда, в одном месте автор немного слукавил. Описанная в рассказе история произошла в ночь с 13 на 14 января, то есть под старый, православный Новый год.
Отец не скрывал прототипов героев этого рассказа. Борис - это его друг, писатель, в то время собственный корреспондент газеты "Известия" по Красноярскому краю Борис Михайлович Петров. Оба они были заядлыми рыбаками и нередко писали в своих литературных произведениях на рыбацкие темы. Прототип жены Бориса Валя - жена Бориса Михайловича Валентина Ивановна. Свою жену, мою маму, автор не стал называть в рассказе по имени. Её звали Ией Степановной.
Новый год принято встречать с бокалами шампанского в руках. В советские времена не полагалось в детских книгах описывать сюжеты, связанные с распитием спиртного, а отец писал в основном о детях и для детей. По этой причине рассказ не вошёл ни в одну из книг, изданных при жизни писателя.
Думаю, для многих литературоведов факт, что писатель Иван Иванович Пантелеев (1924-1994) написал рассказ "Лесная ночь", станет открытием.
Владимир ПАНТЕЛЕЕВ.
Фото из семейного архива.
Красноярск.