1. Крепость
Мама в пятый, наверное, раз, заставляла меня повторять этот стишок:
«К нам на ёлку ой-ой-ой!
Дед Мороз идёт живой…»
-Ну, мааам.. – на улице ждали пацаны. Огромную крепость из снега сегодня достроят, похоже, без меня.
-Не мамкай! – мамин голос не был сердитым, - Для тебя же стараюсь. Хорошо расскажешь - Дед Мороз любое твоё желание исполнит!
-Прям любое? – провоцировал я маму.
-Любое! Он же волшебник.
«Волшебников не бывет, - думал я, надевая пальто – сказки для малышни. Какие волшебники? В школу на следующий год…»
-Шарф повяжи как следует!
-Ну, мааам…
-Не мамкай, говорю!
Крепость достроили затемно. Получилось классно. Помимо неприступных стен с башнями и бойницами, как положено, внутри, Серёга предложил наделать ходов в снегу. Не просто нарыть окопов, а крытых, как будто подземных. Сначала вынимали кубы из снега. К середине зимы снег был слежавшийся, плотный. Аккуратно вырезанные деревянной снеговой лопатой, они практически не осыпались с краёв. Эти кубы и шли на строительство крепости. После четырёх вынутых слоёв траншеи получались почти «в рост». Потом такими же кубами наращивали стенки по бокам. Сверху делали перекрытия из сухих сучков из ближайшего кустарника. А поверх них уже выкладывали крышу из половинок вынутых кубов. Получались закрытые ходы, в полный рост.
-Если чего, отступать будем к карьеру, - стоя на крепостном валу, Серёга был похож на своего прославленного однофамильца на совете в Филях.
-Чего сразу отступать-то? – я солидно шмыгнул носом, пытаясь выглядеть равным.
-Всяко бывает. - Серёга, как всегда покорял дальновидностью – Ну, чего? По ходам пройдёмся? Или по домам? До завтра?
«Пройдёмся… Легко сказать!» – Ходы получились узкие, тесные и… тёмные.
Я уж не стал говорить, чтоб не услышать при всех: «Зассал, что ли?». А Серёга мог. Он никогда ничего не боялся. Поэтому он и был всегда командиром. А я так, на подхвате.
Очень не хотелось лезть в холодный тёмный «ход», но именно поэтому я решительно сказал:
-Конечно, пройдёмся. Проверить надо. Мало ли?
-Тогда давайте, - Серёга не давал перехватить инициативу, - мы с Пашкой в этот, Бакай с Борькой в тот, а ты, Мих, с Синцовым, в крайний. Встречаемся у кустов, на выходе… А Чир где? Уже умотал, что ли, домой? Ладно!
На отсутствие Чирка, Андрюхи Капитонова, никто, не обратил внимания.
С одной стороны мне польстило, что нам с Саней достался самый сложный и самый длинный «ход», но, честно говоря, «под ложечкой» посасывало от страха перед его холодной темнотой.
-Ну чего, Сань, погнали? – я взглянул на своего надёжного друга.
-Давай, только ты первый. – Саня своих страхов не стеснялся.
Мы спрыгнули в проход, глаза уперлись в абсолютную темноту.
-Иди, чего ты? – подталкивал сзади Саня, закрыв собой даже слабенький свет фонаря, пробивавшийся снаружи.
-Не видно ничего, - старался я сдержать дрожь в голосе.
-Ты «на ощупь» - искренне пытался помочь Саня.
-Учи учёного… – огрызнулся я, с трудом сдерживая обнимающий с каждым шагом вперёд ужас.
Я помнил этот «ход». Сам его рисовал валенком на снегу, перед тем как начали копать. Серёга предлагал сделать такой же прямой, как те, первые два. Мне же надо было выпендриться. Четыре крутых поворота. После третьего – большая ниша. Вдвоем можно спрятаться. Если вжаться в стенку, преследующие могут пробежать не заметив.
-И чё тогда? – Серёга ставил под сомнение мою стратегическую задумку.
-Можно расстрелять в спину, когда пробегут. – не уступал я, - Вот тут такое углубление сделаем и туда наложим снежков – как пистолет Шарапову, помнишь, в подсобке. - сравнение с популярным фильмом сразу же поднимало рейтинг моего плана в глазах всех пацанов.
-Ну, если, как Шарапову… - уступал Серёга. Глеб Жеглов и Володя Шарапов были неоспоримыми кумирами нашего детства.
Вспоминая всё это сейчас, маленькими шажочками продвигаясь в абсолютной темноте, я проклинал себя за это постоянное желание выпендриться. «Давно бы уже вышли, если б по прямой-то… Еще коронушка эта сейчас…»
-А!!! – крик ужаса застрял у меня в горле. Руки и ноги сковал бешеный страх.
-Чего там? – уткнулся мне в спину Саня и попытался выглянуть из-за моего плеча.
-А-а-а!!! – он тут же развернулся и, судя по удаляющимся шагам, довольно быстро рванул назад.
Моё оцепенение продлилось мгновенье. Я резко развернулся и побежал за Саньком. Как будто не мы минуту назад продвигались по этому «ходу» короткими шажками, ощупывая каждый сантиметр пути. Назад мчались, как по освещённому тротуару. Молча. Целеустремлённо. Через минуту я, следом за Сашкой, выскочил наверх.
-Видал? – самый бессмысленный вопрос, который можно было задать в этой ситуации. Сашкины очки запотели от бега.
На верху было не так страшно. Свет от уличного фонаря мягко очерчивал величественные контуры нашей крепости. Мы отползли от спуска в «ход».
Метрах в ста, на той стороне «ходов», у кустов, слышались голоса остальных пацанов. Они уже вышли. Очень хотелось рвануть к ним. Рассказать… Что?!
-Главно – вся рожа светится, изо рта огонь, а вместо глаз дыры, чёрные –нарушил наше молчание Санька.
-Офигеть… - выдавил я из себя, с трудом сдерживая дыхание, пытаясь унять рвущееся наружу сердце. – офигеть… Никто не поверит… - Я размотал шарф на шее, другой рукой запихивая в рот снег. Глотал, не давая растаять.
-Чего не поверят-то?! – Саня, как всегда, не сомневался в справедливости окружающего мира, - Оба ж видели.
Я же, всё ещё находясь во власти пережитого мгновенье назад смертельного ужаса, начал представлять надменные усмешки пацанов:
-Чё, прям - чудище?
-Прям светилось?
-Огонь изо рта?
Перспектива предстоящих объяснений потихоньку размывала пережитый ужас. Как вдруг, от кустов где кучковались пацаны, раздался дружный, не обещавший ничего хорошего хохот…
Понимая, что облажались, мы поплелись к остальным.
На удивление, над нами особенно никто не смеялся. Особо не подкалывали.
Когда Чирок продемонстрировал то, что мы увидели под снегом, многим стало не по себе.
Если в темноте, осветить своё лицо фонариком снизу и скорчить любую рожу, зрелище получается реально страшным, даже на поверхности. Чего говорить про « под землёй». Я думаю, пацаны реально представляли тот страх, который пережили мы с Саней, и, не то что не осуждали нас за испуг, а даже сочувствовали.
-Дать бы тебе, идиот! – замахнулся Кутуз на Чирка, - обосраться же можно…
Тот, как всегда, косил под дурачка. Ещё минут пятнадцать все обсуждали произошедшее. Похлопывали нас с Саней по плечам. Потихоньку стали расходиться. Война назначалась на первое января, после обеда. Наша крепость была готова…
Мы с Саней шли вместе до его дома. По пути мне в голову пришла великолепная идея, но озвучил её почему-то Саня:
-Слышь, Мих. А если первого вот так же… Ну когда… Если отступать…
-Точно! Я тоже всю дорогу думаю! – не хотел я уступать идею.
-У тебя фонарик есть?
-Квадратный, папкин Даймон. Не даст, наверное. – раздумывал я вслух
-У меня только жучок, – продолжал Санька – но с ним догадаются сразу. Он же жужжит.
-Посмотрим. – я уже думал, как объяснить отцу то, насколько важен для меня его фонарик в предстоящей игре.
***
-Времени-то видел сколько? – мама не сильно ругалась. Ворчала больше для острастки. Завтра уже новогодний утренник. – Снег-то не мог получше отряхнуть? Таскают вас, что ли, по этому снегу?
-Ну, маааам… - я стягивал с себя задубевшую одежду. В прихожую вышел отец.
-Ну как война? – в его вопросе не было усмешки. К нашим пацанским делам он всегда относился серьёзно.
- Крепость достроили – ответил я, стараясь придать голосу значимости.
-Всё, всё снимай, – маме было не до наших разговоров, - и штаны, и колготки. Смотри-ка, весь мокрый. - она подошла ко мне и стала помогать стягивать колготки, - ноги-то как ледышки! Вон, с котла сухие валенки обуй и марш за стол, чай пить. - Настроение и у мамы было новогодним.
Я быстренько натянул домашние шаровары, сунул ноги в тёплые валенки и прошёл на кухню. Старший брат уже сидел за столом.
-Во, у тебя харя-то! Как огнём горит! – встретил он меня ласково, как всегда.
Чай пили в разговорах о предстоящем празднике.
-С мёдом, с мёдом пей – советовал папка, - не налегай на конфеты-то. Побереги брюхо под подарки.
Все добродушно улыбались.
Только я нырнул в холодную постель, только начал согреваться, в комнату тихо вошла мама.
-Утренник завтра, помнишь? Давай повторим стих-то, - твердость маминого голоса не оставляла шансов отлынить.
- Ну, мааам…
-Не мамкай! Что, как маленький? В школу на тот год, а он все: «Мам, мам…». Блям! – она пыталась быть строгой, но голос был ласковым.
-Давай сначала, с выражением…
Поняв, что сопротивляться бесполезно, я набрал в лёгкие воздуха и начал:
-К нам на елку — ой-ой-ой!
-Не кричи! – остановила мама, - Что ты как оглашенный? Потихоньку, но с чувством.
-Ты говорила: «С выражением», - я попытался изобразить сонный голос.
-Не кобенься! Давай, как будто ты сомневаешься: «К нам? На ёлку?» проговорила мама вопросительным тоном, - и дальше удивлённо: «Ой-ёй-ёй!»
Минут пятнадцать мы расставляли акценты в стихотворении. Язык у меня начинал заплетаться. Мама потрогала мой лоб.
-Ой! Да, ты, похоже, горячий! – она наклонилась, потрогала мой лоб губами, - Вен, а, Вен, Мишка горячий, похоже. Градусник принеси!
Серёга уже посапывал. Вошёл папка с градусником
-Кто у нас тут расхворался?!
-Не кричи! – мама глазами показала на Серёгу, - спит уже… померьте температуру, я пойду посуду помою.
-Ну, ты чего, командир? – папка старался шептать спокойно - Как без тебя крепость-то?
-Да фигня… - я не верил, что разболеюсь. Завра утренник, дед мороз, стих, желание. Через три дня штурм крепости.
Засунув под мышку градусник, я взял папку за руку.
-Пап, - позвал я шёпотом.
-Чего? – шёпотом ответил папа.
-А, правда, что фонарик твой, Даймон, взаправду немецкий?
-Правда.
-А откуда он у тебя?
-Я ж тебе рассказывал… Или не тебе? – папка наклонился пониже, – мне, наверное, как тебе было, может постарше чуток. Да! Я в школу уже ходил, в первый класс, наверное. У нас в деревне детдом был, где клуб сейчас, для детей, из Ленинграда эвакуированных. А немцы пленные там работали по хозяйству.
-Фашисты?! – я чуть не вскочил на кровати.
-Тихо, тихо, - папа мягко уложил меня обратно – какие-ж они фашисты. Это там, на войне они были фашистами. А тут такие же люди. Голодные только всё время, мятые какие-то, жалко их было.
-Жалко?! – я опять попытался встать, - они же! Нам дядя Костя Столбов на 9-е мая в садике рассказывал, что они в Белоруссии целые деревни, вместе с людьми! – у меня от негодования прерывался голос.
-Тихо, тихо, Серёгу-то не буди, - опять успокаивающе укладывал меня на место отец, - ведь не эти же, прямо… А потом…
Он, очевидно, хотел замять больную для меня тему. Объяснять, наверное, считал рановатым.
- Кстати, знаешь, как в Беларуси Деда Мороза зовут? Мне тут рассказали. - он попытался погладить меня по голове. Я показно отодвинул голову. Надул губы. «Опять, как с маленьким» Но ссориться не хотелось. Я повернулся:
-Как? – спросил чисто для примирения. «Какой Дед Мороз? Хоть в Беларуси, хоть где – выдумки!». Папка интригующе помолчал и вдруг выдал:
-Зюзя!
После секундного осмысления я прыснул.
-Как?
-Зюзя, Зюзя! Чего ты смеёшься? Вот у нас Дед Мороз, а там – Зюзя. И дети там, этому Зюзе, письма пишут, стишки рассказывают. Вот как ты завтра. Только он у них не такой прямо добрый, как наш…
Я проваливался в сон:
«На горе, около клуба стоял пленный фашист и, пытаясь искупить свою вину, с помощью сигнального фонаря вермахта «Даймон» азбукой Морзе предавал Белорусскому Зюзе новогодние пожелания советских детей, написанные ими в письмах деду Морозу…»