Сказка
Жила в России девушка. Не красавица, но очень милая. Начальник так и называл ее – милая девушка. Пепельные волосы, серые глаза, прелестные округлости радовали глаз. Она, конечно, была всем недовольна. Сидела на модной диете, отказывалась от сладкого, от чего впадала в грусть и меланхолию. Но самое главное – мечтала о любви. Не просто о любви, а о Любви. Большой и всеобъемлющей, как в сказке. Прекрасный принц в обличье нищего, а еще лучше – принц заморский, который увезет нашу Машу непременно во Францию. Но, мечтая таким образом, она забыла о том, что мечтать надо осторожно, потому что мечта может сбыться. И вот настал тот день, когда на очередном сайте знакомств ее заветная греза неожиданно для нее самой начала сбываться. Причем, фантазия воплотилась в виде молодого человека приятной наружности (ничем особенным, впрочем, не примечательной), проживающем в городе Париже, который написал Маше на неродном английском. И написал-то совершеннейшую банальность. Привет, дескать, как дела? Давайте познакомимся. А Маша, конечно же, разглядела в этом послании воплощенный шедевр. Очень обрадовалась и начала общаться. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Прошел год. Маша подкопила денег и засобиралась во Францию. Влюбленной девушке и диета не нужна. Похудела, похорошела, расцвела. Купила путевку горящую и собралась навестить друга своего любезного, парнишку робкого, который до сих пор по скайпу ее мадемуазелью называл и ничего для реальной встречи предпринимать, похоже, не собирался. А может быть, маму бросать не хотел – жалился он, что мама больна, оставить одну нету никакой возможности. Вот Маша и решилась сама рвануть на холм Монмартр, где любезный друг ее, Франсуа, вместе с мамой обитал.
А на дорогу Машина мама дала ей пузырек со святой водой.
Париж встретил гостью мелким дождичком – не сезон она выбрала, чтоб подешевле. Но Маша подготовилась, одела серый плащик приталенный, с юбочкой расклешенной – прямо принцесса из сказки. Вот только о головном уборе не позаботилась. Зато зонтик взяла, не прогадала. Ну, как водится, гид их группу встретил и в гостиницу повез, устраиваться. Оттуда Маша и позвонила своему Франсуа ненаглядному, тот заохал, заахал. Бонжур, мон шер ами. Как счастлив я увидеть наяву свою любовь, а не в мечтах. И давай приглашать в гости прямо назавтра, к обеду. Уснула Маша с улыбкой на коралловых губах, сами знаете, с какими сладкими мыслями, если влюблялись.
Настало утро ясное, заглянуло в окошко солнышко красное, повело лучиком золотистым по белому девичьему личику, и открылись глазоньки серые. Потянулась Машенька, зевнула и спустила ноженьки прямо на пол. Вскочила девонька и давай собираться, прихорашиваться, платьице наглаживать. Ведь сегодня за обедом впервые наяву увидит друга своего ненаглядного, с матушкой его познакомится. Не забыла и о подарках умная девушка. Матушке шаль связала узорчатую, глаз не оторвать, мастерица. А Франсуа – свитерочек кашемировый бежевого цвета, нарядно получилось, даже душа радуется. Решила она, что рукоделие ее должно прийтись ко двору, не белоручка, мол, могу и сама кое-что полезное. А с пустыми руками негоже в семью приходить. Так и пролетело время. В назначенный час спустилась Маша в вестибюль, а на улице за стеклянными дверями уже водитель с табличкой «Мари» ожидает. Прыгнула наша непоседа в автомобиль и понеслась по незнакомому городу, красивому, сердце замирает и радостно в груди скачет от предчувствия скорой встречи.
Остановилась машина возле домика двухэтажного старинной постройки с палисадником перед фасадом. Здесь была квартира ее друга и его матушки.
А вот и сам он бежит ей навстречу, узнало сердце сразу милого. Обнялись они, и волною теплой окутало Машу, убаюкало, так что и двинуться с места не хотелось. Ну, поднялись они на крылечко, давай и с матушкой знакомиться. Сухонькая старушка, со все еще прямой осанкой, в батистовой кофточке с бантом и черной юбке до пола, была похожа на русскую учительницу из дворян, застигнутую революцией. Как-то не вписывалась она в современный облик Парижа. Разве что домик ее очень подходил к облику пожилой женщины. И вместе составляли они осколок старой Европы, много повидавшей на своем веку.
Матушку Франсуа звали мадам Жюли, так она и попросила себя называть. Маша с радостью защебетала, засуетилась, начала подарки доставать и волноваться, подойдут ли? Но волнения были тут излишни. Мадам Жюли, увидев шаль, ахнула и принялась вертеться перед зеркалом, как заправская гимназистка, скинув разом лет пятьдесят. А Франсуа натянул свитер и стоял, глядя на себя, неловкий и смешной, не зная, куда деть руки. Маша подошла, по-хозяйски окинула его взглядом, тут поправила, там поддернула. Не парень – загляденье. Мадам Жюли руками всплеснула, заговорила быстро-быстро. Маше не понять о чем. Франсуа быстро перевел на смеси английского и русского: «Мама говорит – ручная работа, наверняка стоит целое состояние. Как ты можешь себе это позволить?»
– А чего бы и не позволить, если я это сама связала? Я еще и не то могу связать.
– Милая моя, ты настоящая мастерица.
Франсуа подбежал и поцеловал Маше руку.
Она засмущалась, глазки опустила. Не принято в современной России девицам ручки целовать. А жаль, хорошая была традиция. Но ничего назад повернуть нельзя, тем более время.
Вскоре все сидели за столом, обедали, потом чай пили с круассанами. Вкуснотища, Маше понравилось. И все более и более нравился ей Франсуа. Как он говорит, как ест, как поворачивает голову – все в нем находило ответный отклик в ее душе. Сердце девичье увязло глубоко, что-то ждет девушку, радость или печаль? Как он сам ответит на безмолвный призыв ее говорящих глаз? Маша и не заметила, как мадам Жюли тихо удалилась, чтобы не мешать молодым.
Тихий вечер опускался на зеленую улицу. Золотистый закат освещал мостовую. Грех было дома сидеть, и вышли они на прогулку. Франсуа собирался показать Маше свой Париж, город своего детства и грез, может быть, и детских страхов, были и такие. И повел ее улочками извилистыми, в цветах и деревьях, которые осень раскрасила яркими красками. Такие же яркие краски играли и в Машином сердечке, полном любви и новых впечатлений.
Вот дошли они до странного места, огороженного покосившимся деревянным забором.
– А что за этим забором? – спросила Маша.
– Тебе не нужно думать об этом. Никогда не приходи сюда одна. Я с детства содрогаюсь, приближаясь к этому месту. И до сих пор холодная костлявая рука страха хватает меня за сердце, когда я здесь. И о чем я только думал, ведя тебя сюда? Но с тобой я совсем забыл о своем страхе и вел тебя вот в этот антикварный магазинчик напротив, хотел показать его сокровища, памятные мне еще с детства. Сейчас здесь все изменилось. Снаружи нарядные витрины. Давай зайдем внутрь и посмотрим, так ли там еще, как раньше?
Конечно, он понимал в глубине души, что остаться так, как раньше, в магазине не могло, все изменилось и внутри тоже. Но атмосфера детской радости и странной тревоги осталась прежней. Этой атмосферой он хотел поделиться с Машей. Сам того не замечая, он стал ее считать своей драгоценностью, большей, чем все сокровища этой лавчонки из его детства.
Изнутри магазинчик был прекрасно и с большим вкусом отделан. Светло-лиловые стены и выложенные белой плиткой полы. Ярко-розовые бутоны цветов в красивых керамических плошках расставлены тут и там, создавая уют и радостное настроение. Но Машу больше всего привлекли пейзажи, развешенные на стенах. Их было около десятка самых разных видов. Ей особенно понравился тот, на котором светло и радостно светило солнце, бежал веселый ручей, играя солнечными бликами на воде, зеленела молодая травка, а на другом мрачные деревья склонялись над мутной свинцовой водой тяжело тащившей свою ношу реки. Весь этот пейзаж был олицетворением чего-то тяжелого и неприятного, липкого страха. Но он приковывал к себе взгляд так же, как и первый. И не былоникакой возможности оторваться от них обоих. Маша застыла перед картинами на неопределенное время. Из раздумий ее вывело нервное покашливание. Перед ней стоял неприятный старикашка в кожаной жилетке, вероятно видевшей вживе еще какого-нибудь из здешних Людовиков. Его розовая лысина неопрятно лоснилась, на лице мелькала сальная улыбочка. Понятно, что мысли его неплохо было бы помыть с мылом, так же как его самого.
– Ну что девица, красавица, выбрала себе пейзаж? Подумай, хорошенько, по какой дорожке пойдешь дальше?.
– Месье, о чем это вы? – вступил в разговор Франсуа.– Моя невеста уже знает, что нас с ней ждет впереди!
– Не с тобой я сейчас говорю… – глухо сказал старик. – Ты всего лишь почетный трофей и достанешься ей или нет, все зависит сейчас от нее, и вернется она без тебя. Вот тогда мы посмотрим, с кем ты: со светлым днем или с темным злом?..
Тут он повернулся к Маше и протянул невесть откуда взявшуюся фиолетовую шляпу с пряжкой спереди, похожую на те, что когда-то носили гардемарины:
–Ты забыла прикрыть себя, вот возьми. Если сильная – помощь придет. Если слабая – вовсе убьет. Но прийти ты должна сюда еще раз, и одна. Лишь тогда счастье ждет тебя, а зло уйдет.
Наваждение рассеялось. Наши герои оказались на улице. Франсуа явно ничего не помнил. Как только он перешагнул порог этого странного магазинчика, у него все события и слова напрочь вылетели из головы. Маша, напротив, вдумчиво повторяла загадочные слова старикашки про себя, но понимала только одно, что должна прийти сюда вновь, но непременно одна, чтобы с Франсуа и с ней все было хорошо, и какие-то злые чары исчезли.
Взяв такси, Маша распрощалась с Франсуа и пообещала встретиться с ним завтра, а сама объехала вокруг квартала и остановилась с другой стороны от антикварной лавки, где только что была вместе с Франсуа. Неподалеку виднелось маленькое кафе. Маша решила пойти туда и понаблюдать за лавкой и стариком. Когда уже почти совсем стемнело, она увидела, что старик закрывает лавку и идет вниз по улице к старому деревянному забору, который произвел такое неприятное воздействие на Франсуа. Маша направилась вслед за ним, надев шляпу на голову. Кстати, оказалось, что шляпа сделала ее невидимой и недосягаемой для людей.
Старик обогнул забор и шагнул в маленькую неприметную калитку, Маша вздохнула поглубже – и шагнула за ним. В неровном свете взошедшей Луны ее глазам предстала следующая картина…
…Из мостовой торчали, замурованные в землю, огромные стеклянные сосуды, наверх выглядывали только их узкие горлышки, придавленные сверху магнитом, на котором лежали монетки разного достоинства. Старикашка обходил каждый сосуд, любовно гладил его и рассматривал монетки, разговаривая сам с собой:
– Вот сегодня мы фею нашли. Шляпу ей передал, как был должен, чтобы силы оказались равны, больше помощь ты не жди, невозможно. Ты сама собери здесь монет и купи тот пейзаж, что был ближе. Станешь ведьмой иль верной женой, выбирай. Сможешь духа ты здесь победить – Франсуа будет твой и навеки. А не сможешь – он сядет в бутыль, духом станет, ты – ведьмою жуткой. В лавке сядешь, мой крест понеся, я же стану свободен!
Так приговаривая и кряхтя, старик, наконец, убрался восвояси.
Маша задумалась, с чего-то же ей надо начинать? Подошла поближе и начала рассматривать монеты. «Наверное, надо взять ту монетку, которая сама ко мне в ладонь попросится», – почему-то подумалось Маше. И она протянула руку к первой бутыли. Монеты никак не отрывались от магнита. Маша подошла к другой, что поменьше. Там и монеты были поменьше. Они отрывались, но просились назад. Маша поняла, что этот дух не хочет с ней сражаться. Тогда она вытянула руку перед собой и произнесла: «Дух, выходи!». И тут же от одной из бутылей отскочили три монетки и прыгнули к ней в руку. А магнит рассыпался в прах. Из узкого горлышка заструился едкий черный дым, запахло серой. Дым приобрел очертания нечистого с рожками, который начал глумиться над Машей и скрипучим противным голосом запричитал.
– Прислали девчонку, да еще без оружия! Чем сражаться-то будешь? Шапкой своей чудной закидаешь? Дитятко неразумное, зачем приперлась сюда, чудо чудное? Экзотики захотелось? Ну, будет одной ведьмой больше. А на мое место женишок твой сядет. Я же свободен стану отныне и во веки веков.
Но не тут-то было. Маша вспомнила о маленьком пузыречке, что матушка родная ей в дорогу с собой приказала взять. Долго брать не хотела, а матушка все равно в карманчик плаща потихоньку засунула. Чуяло сердце материнское, что туго придется ее кровиночке в чужих краях. И про крестик серебряный, что всегда при ней был, вспомнила Маша. Крестик достала, крышечку у пузырька отвинтила и на последних словах нечистого плеснула святой водой прямо в него и крестиком православным осенила. Зашипел, запузырился враг, страшно завыл напоследок и растаял, как и не было ничего. Тут и рассвет забрезжил, солнышко показалось. И поняла Маша, что выиграла она битву эту непростую с Божьей помощью.
Вышла гостья из маленькой калиточки, обернулась, а там и нет ничего позади, только деревья грустно ветками качают. Пошла Маша вверх по улице, к антикварной лавке, а сама монетки в руке сжимает.
На пороге уже ждал ее старик. На этот раз он не улыбался. Грустной была физиономия его.
– Знаю, знаю я, какой пейзаж твой, а какой – мой. Ну, заходи, бери, давай монеты. Пора мне. Заждался я здесь, зажился на этой земле.
Маша молча подошла к стене и сняла пейзаж с веселым ручьем, а монеты положила на стол. И в ту секунду, когда они коснулись прилавка, антикварная лавка подернулась дымом, закачалась и растаяла, как мираж в пустыне.
А Мария оказалась стоящей на тротуаре в шляпе и с полюбившейся картиной в руках. Не помнила она, как оказалась потом в гостинице, как легла спать, точно после тяжелого труда, уставшая. Как не могли добудиться ее трое суток ни горничные, ни метрдотель, ни хозяин. Пока встревоженный Франсуа не догадался поцеловать спящую девушку в губы алые. Только тогда она
открыла прекрасные серые глаза свои и, ничуть не удивляясь присутствию здесь Франсуа, сказала: «Ну вот, пора вставать и завтракать, есть хочу, как будто три дня не ела».
Франсуа благоразумно умолчал о том, что спала она три дня и три ночи, понял, видно, что неспроста исчезли тот старый покосившийся забор и антикварная лавка. А еще пуще того почувствовал он, как отпустил его старинный страх, долго сковывавший сердце, не дававший дышать и жить полной жизнью. Обрадовался тут парень и понял, что неспроста страх тот отпустил – его Маша освободила. И решили они с Машей свадебку играть веселую, да родню звать ближайшую. Так все и случилось. Свадьба была прекрасная, невеста великолепная, жених счастливый, а родители их умиротворенные.
И зажили они так счастливо, что ни в сказке сказать, ни шариковой ручкой описать.
