Что интересного там увидел Павел Филин, старший научный сотрудник Центра арктических исследований Кунсткамеры?
В марте — июне 2023 года Павел Филин посетил шестой континент в составе экипажа судна «Академик Трешников».
От бухты Тихая до «Прогресса»
— Павел, помимо Кунсткамеры, вы работаете заместителем директора в «Арктическом музейно-выставочном центре». Что это за структура такая?
— Это некоммерческая организация. У нас три направления деятельности. Первое — поиск и реставрация арктической техники. Часть коллекции уже экспонируется в Кронштадте на выставке «Полярные победы России», но здание нуждается в ремонте. Это второе направление деятельности нашего НКО. И третий проект — реставрация полярной станции в бухте Тихая на Земле Франца-Иосифа и создание там же музея на базе авиаангара. Делаем мы этот проект совместно с Национальным парком «Русская Арктика». Станция была открыта в 1929 году, здесь сохранились строения, в которых жили и работали все наши известные полярники — Шмидт, Папанин, Водопьянов, Кренкель… Мы уже практически завершили реставрацию, как начался ковид.
— Музей на Земле Франца-Иосифа сколько туристов сможет посещать? Это же такая даль.
— В последний доковидный год бухта Тихая приняла около 1200 туристов. Это самые богатые люди мира, заплатившие за двухнедельный тур на Северный полюс до 40 тысяч долларов. В 2024-м также планируются рейсы, но уже только с русскими туристами. Понятное дело, их будет меньше.
— А как вы попали в Антарктику?
— Вообще, сфера моих научных интересов — изучение объектов историко-культурного наследия в Арктике. Этим занимается Морская арктическая комплексная экспедиция, которую придумал и до последних дней жизни руководил мой научный руководитель Петр Владимирович Боярский. Несколько лет назад возник вопрос о расширении деятельности экспедиции на шестой континент. В «Стратегии деятельности России в Антарктике» есть пункт, по которому исторические места и памятники, связанные с деятельностью России в Антарктике, подлежат изучению и охране. Ответственным назначили Арктический и антарктический НИИ, но это не совсем их профиль. В итоге я написал научную программу исследований, подготовил методику и отправил в институт. Там моя программа понравилась, и меня включили в состав 68-й Российской антарктической экспедиции.
— Судно вышло в Антарктиду прямо из Санкт-Петербурга?
— Да, но я сел на судно в Кейптауне, куда добрался на самолете. Далее было примерно две недели перехода через океан. Все было как в присказках моряков — ревущие сороковые, неистовые пятидесятые и пронзительные шестидесятые. Я про широты. Первой мы посетили станцию «Прогресс». Швартовались в бухте Тала, недалеко от индийской станции «Бхарати. Оттуда на вертолете Ка-32 летали к «Прогрессу». Пока шла пересменка состава полярников и завозились грузы, у меня было три дня. За это время я объехал объекты, представляющие исторический интерес: памятники, стелы, вывески… В итоге у меня родился отчет, в котором без малого 500 страниц.
«Харьковчанка» и женский вопрос
— Какой объект в этом отчете самый яркий?
— Рейс был с посещением только четырех наших станций, — «Прогресса», «Молодежной», «Новолазаревской» и «Беллинсгаузена», — поэтому многое увидеть не получилось. Пожалуй, самый необычный объект — вездеход «Харьковчанка» на «Прогрессе». Внешне он выглядит как такой параллелепипед на гусеницах. А по сути это самолет, поставленный на танк. Механики любили эту машину, так как двигатель в случае поломки можно было ремонтировать, не выходя из балка. Но в процессе эксплуатации выяснилось, что выхлоп каким-то образом попадает внутрь. Поэтому вторую «Харьковчанку» сделали с обычным капотом.
— В психологическом плане — каково это работать на полярной станции?
— Это серьезное испытание. Оторванность от социума полная, а коллективы маленькие. В Арктике они совсем крошечные. При советской власти там до 20 человек жило, сейчас 4−6. В Антарктиде на наших станциях зимует в среднем порядка 20 человек. Сегодня в Антарктике отчасти выручает мобильная связь. Она на всех станциях абсолютно такая же, как у нас с вами. А вот интернет, увы, пока очень медленный.
— Есть ли отличия станций на южном и северном полюсе?
— Разумеется, например, по признаку гендера. На российских антарктических станциях, в отличие, кстати, от станций других стран, редко зимуют женщины. А в Арктике едва ли не каждая вторая станция держится на семейной паре. Основы ритма станций разные. В Арктике ритм завязан на работу метеорологов. Они каждые три часа снимают показания датчиков и отправляют их на большую землю. В Антарктике тоже есть метеорологи, но кроме того геофизики, сейсмологи, озонометристы… Профессий больше, и у каждого свой индивидуальный график и темп наблюдений… Зато все сотрудники регулярно три раза за день встречаются в столовой. В Арктике и поваров-то не осталось — коллективы маленькие и люди готовят либо по очереди, либо просто сами для себя.. Врачей, кстати, в Арктике тоже нет в штате, а на антарктических станциях в штате имеются хирург и анестезиолог.
Ручей Станционный, он же Grand River
— По каким-то внешним признакам можно понять, что ты находишься не в Арктике, а в Антарктике?
— Да, конечно. В Арктике, когда идешь на ледоколе по чистой воде, бывает, заметно болтает. И думаешь: «Скорее бы уже во льды запереться». Потому что во льдах не качает, сидишь, будто в купе поезда, только лед шуршит по бокам. В Южном океане не так. На переходе из Кейптауна была сильная качка. Шконки установлены поперек судна, соответственно, всю ночь у тебя то на метр выше ноги, то на метр выше голова. Утром встаешь с ощущением, что ты всю ночь мешки ворочал или картошку копал. Подошли мы, значит, ко льдам, и что бы вы думали — такая же ерунда. Льды там совершенно фантастическими валами ходят.
— Наверное, и айсберги встречаются чаще…
— Не то слово. Места, где встречаются айсберги в российской Арктике — это архипелаг Земля Франца-Иосифа и Северная Земля. Иногда от Канады приплывают. В Южном океане на подходе к континенту айсберги везде, они огромные и невероятно красивые. Сами свойства морского льда в Арктике и Антарктике отличаются. В этом на практике убедились участники первой советской комплексной антарктической экспедиции 1956 года. Тогда на вроде бы прочный по арктическим меркам лед спустили трактор с санями, в кабину залез механик Иван Хмара, и в этот самый момент трактор прямо на виду у всех провалился под лед… Парень погиб, на станции «Мирный» ему поставлен памятник.
— Какая сейчас международная обстановка вокруг шестого континента?
— В конце ноября в Антарктиде был генсек ООН Антониу Гуттериш. И посетил он чилийскую станцию, которая по факту составляет одно поселение с российской станцией «Беллинсгаузен». А перед его приездом там же побывал президент Чили. Сейчас Антарктида — это материк мира и научного сотрудничества. Но не все так гладко. Во-первых, договор об Антарктике 1956 года не снял, а лишь заморозил на неопределенный срок территориальные претензии целого ряда государств на «свои» сектора в Антарктиде. И эти страны продолжают как сотрудничать, так и соперничать.
— В чем это проявляется?
— Если посмотреть, как распределяются исторические места и памятники разных стран в Антарктиде, то мы увидим, что они полностью совпадают с территориальными претензиями. Или вот пример, станцию «Беллинсгаузен» и чилийское поселение разделяет ручей Станционный, который чилийцы называют Гранд-Ривер. Мы как-то уши развесили и переименования не заметили. Другие страны к этому очень серьезно относятся — как к способу фиксации своих претензий на данную территорию. Практически все острова, названные в экспедицию Беллинсгаузена-Лазарева, теперь переименованы. На каком основании — совершенно непонятно.
***
Автор: Алексей Егоров, специально для GoArctic