Июнь одна тысяча девятьсот девяносто третьего года выдался жарким. В тот день, я проснулась рано и собиралась на дачу. Выделенный предприятием отца участок в шесть соток был удачно обменен на участок в три сотки в другом садовом товариществе. Удача состояла в том, что вновь приобретённая земля шла вкупе с маленьким домиком и плантацией ароматной клубники, которая начала созревать. А ещё поблизости было озеро.
В дороге я стала уговаривать родителей пойти искупаться. Но мама запретила идти одной к водоёму, сама же занялась приготовлением обеда. Папа копошился в моторе жигулёнка и просил подождать. Тут, к моему счастью, мимо нашего участка проходил сосед.
— Иду своего балбеса освежить. Не желаете со мной и Дружком? — кивнув на кучерявую болонку серого цвета, он подмигнул мне. Именно этот заговорческий знак определил наше дальнейшее общение лёгким и непринуждённым. Хотя на вид ему было около семидесяти.
— Можно, а? — умоляюще взглянула я на родителей?
— Ну иди, — сказала мама немного смутившись из-за моего неугомонного темперамента.
Меня же ничего не смущало. В свои тринадцать я была общительным и любознательным подростком. Схватив полотенце, я кинулась догонять попутчиков. Несмотря на шапочное знакомство, старик располагал к себе с первого взгляда. Причесанный и гладко выбритый с перекинутой через плечо майкой, он был опрятно одет. Льняные брюки, закатанные чуть выше щиколоток, были аккуратно заштопаны в месте колена. На ногах модные сандалии с широкими пряжками никак не вязались с возрастом деда. До нашей встречи всех его ровесников я предполагала видеть в шаркающих тапочках или калошах.
Вдоволь накупавшись, через сорок минут мы вернулись: я, сосед и белоснежная собака.
— Ой, это ваш Дружок? Какой белый, — папа недоуменно смотрел на пса.
— Сегодня руки, наконец, дошли до сгоревшей бани. Разбирал, что осталось, а он мне помогал, помрачневшим голосом поведал нам дед.
— Вы давно тут живёте? — мама не знала как продолжать разговор.
Собеседник весь как-то сник, но ответил охотно:
— Почитай годков двенадцать, как на пенсию пошёл. Заходите на чай, я варенье сегодня сварил, — дед ещё раз подмигнул мне и пошёл по направлению к своим владениям.
— Да, конечно, — закивали родители и облегченно вздохнули, что напряжённый разговор был окончен.
Прежний владелец рассказывал, что на соседней даче какое-то несчастье произошло, но я не придала тогда этому значения.
Высушив волосы, я решила пойти в гости. Мама с папой выразили недовольство моим поведением. Дескать, хватит докучать едва знакомому человеку. Насупившись, я побрела по ровненьким дорожкам, разделявших частную собственность. Увлёкшись наблюдениями, я словно попала в тридевятое царство: полцарства постоянных обитателей, полцарства, приезжающих на выходные в свои хоромы. Одни строения были похожи друг на друга, другие — отличались показной роскошью и вычурностью. Почти все из кирпича или блоков были двухэтажными, меньше было из брёвен в один этаж. Деревянные домики манили непременно их посетить.
В таком срубе, напоминающим сказочный терем, и жил наш сосед. Забор был невысокий и я осмотрела сотки нового знакомого. Его не было видно, тогда я открыла калитку и вошла. Огромная клумба заворожила разнообразием. Ирисы, крокусы, астры. Названий других я просто не знала. Вдоволь налюбовавшись цветами, двинулась по тропинке. Аккуратно выложенная плитка, кое-где потрескавшаяся от непогоды и старости, вела, минуя сам дом, к сооружению без крыши с обугленными стенами. Сердце сжалось от увиденного. Пожаров раньше я никогда не видела, но даже то, что осталось после него было ужасно. Дерево, пострадавшее вместе с баней, бессильно свесило свои безжизненные ветки, и не давало спасительной тени. Оно было похоже на призрак.
Я развернулась и пошла прочь с участка. Под ногами извивались плети кабачков. Увесистые и не очень они бочок к бочку лежали рядом с тропой и колючими усами щекотали меня. Возвращаясь к калитке, заметила ровненькие грядки зелени. «По линеечке он их копает что ли?» — подумала я. Здесь торчали стрелы ярко-зелёного лука, листья салата, хвостики редиски, манящей своими красными и сочными плодами, выглядывавшими из земли. Недавно взошедшая морковь уже была прорежена и выполена. К манипуляциям с прополкой меня привлекала мама на нашем участке. Ох, как я это не любила. Наши грядочки уступали дедовским. У него был образцовый порядок. Недавно высаженная рассада томатов стояла стройным отрядом. К каждому кустику был подвязан черенок.
Почти дойдя до выхода, я заметила странную конструкцию. Она вплотную стояла к ограждению, разделявшему наши участки. Напоминала вертикальную теплицу. Я зашла внутрь. Это был летний душ. Папа такой же хотел поставить и часто об этом говорил. Напольное покрытие заменил пластиковый поддон, по бокам стояли этажерки. На одной из них лежала расчёска, в зубьях которой остались длинные седые волосы деда. На другой лежала опасная бритва и все прилагающиеся к ней элементы. Помазок в чашке и обыкновенное мыло. Было заметно, что ими регулярно пользуются. Эти штуки для бритья я видела только в старых кинофильмах.
— Никак варенья моего отведать пришла?
Я вздрогнула от неожиданности, но задумчиво-печальный взгляд ласково скользнул по мне, сразу же расположив к себе.
— Ага, очень хочется, дедушка, — закивала я, соглашаясь с его вариантом причины моего визита.
Мы зашли в дом. В сенях оставив шлёпки, я обратила внимание на две пары женской обуви. Изношенные, местами потёртые, но чистые сандалии. Почти новые туфли-лодочки, точь-в-точь как у моей бабушки. Зная со слов прежнего хозяина нашей дачи, что жена у старика умерла, я озадачилась.
В комнате было просторно, но фотографии, висевшие на каждой стене, это пространство делали тесным. Будто люди, изображённые на них, находились вместе со мной и заполняли помещение. Странно, но мне не было страшно. Временами казалось, что все присутствующие являются моими знакомыми или актёрами, собирающимися репетировать театральную постановку.
Дед принёс чашки и напиток. Чашки кипенно-белого цвета неестественно смотрелись на выцветшей скатёрке по соседству с красным заварочным чайником в белый горох. Отколотый носик его источал нежнейшие ароматы. Мама заваривает разнотравье, и я люблю такой чай, но здесь были собраны те, что обожаю. Мелисса, смородина и душица. Хозяин дома стал разливать. Когда он взял маленькую чашечку в свою ручищу, я похолодела от страха. Тонюсенькая ручка утонула в пальцах, а чашка грозилась треснуть от контакта с громадным ковшом. Настолько несуразно смотрелось изящное фарфоровое изделие в заскорузлых руках.
Капелька варенья, стекающая с чайной ложечки, была похожа на прозрачную смолу, скатывающуюся по ветке сосны. Такое вкусное варенье я пробовала тогда впервые. Сосед щедро раскрывал мне секреты приготовления, поясняя, что варит всегда из двух или более видов ягод. Советовал выбирать только те крыжовник, малину или ежевику, которые нравится кушать свежими. Я до сих пор помню его слова: «Если красную смородину не любишь, значит, не используй её в приготовлении».
Он увлечённо в мельчайших подробностях рассказывал о способах варки, я же терялась в догадках кто ведёт его хозяйство. Одно дело — варить варенье и заваривать чай, другое — держать в чистоте и порядке большой дом, да ещё огород. Занавески накрахмалены, половички выбиты, а на серванте ни пылинки. «Наверное, внуки помогают», – догадалась я. Но тут же вспомнила из разговора родителей, что он совсем одинок. «Ни жены, ни детей», – так они говорили. Значит, недавно с кем-то познакомился, она и помогает. И обувь, наверное, её.
Прощаясь, сосед подождал пока я обуюсь, дал литровую банку клубнично-малинового лакомства.
— Ты забегай, когда захочешь, мы же с Дружком совсем одни, – произнёс мой новый друг с еле уловимой ноткой надежды.
Прочитав вопросительный взгляд, грустно добавил:
— Рука не поднимается Марусины вещи убрать из дома. Так мне кажется, что она до сих пор тут. Со мной.