Перетянутые грубой веревкой ноги и руки уже не чувствовались. Простреленное плечо и разбитое при падении с лошади лицо саднило. Лицо почему-то сильнее, чем пробитое пулей плечо, особенно губы. Голова кружилась от мутной одури. Горло сдавило рвотным спазмом. Володя с трудом повернулся набок, чтобы не захлебнуться собственной рвотой. Но рвать уже было нечем, лишь тоненькая струйка омерзительно горькой слюны повисла на губе и, когда он обессиленно уронил тяжело гудящую голову на землю, прилипла к подбородку. Он был мерзок сам себе, ненавидел себя. За эту слабость, за страх смерти, за души казаков доверенных ему и сгубленных самонадеянным хорунжим Осиповым, только прибывшим из Санкт-Петербурга в полк после окончания 2-го военного Константиновского училища.
По протекции брата, Владимир получил назначение в сводную казачью сотню при Колыванской изыскательской партии Западно-Сибирской железной дороги. Служба оказалась не тяжелой, практически синекурой. При этом, учитывая шефство над строительством железной дороги самого Наследника престола, сулила быстрый рост в чинах и званиях. Что было очень важно для молодого, амбициозного казачьего офицера.
Утром Володю вызвал к себе командовавший сотней есаул Ефтин. Молчаливый, основательный, служака с лицом, обезображенным сабельным шрамом, полученным им в далекой юности в Кокандском походе. Тут же присутствовал и Начальник изыскательной партии Николай Георгиевич Михайловский[i].
– Владимир Никитич, – начал разговор инженер, как главный начальник над всем и вся, что касалось их службы. Будучи в два раза старше, Николай Георгиевич, тем не менее, называл совсем юного хорунжего только по имени отчеству, – Тут нам из Томска телеграфировали. С Мариинского прииска каторжане сбежали. Охрану побили, да золото прихватили. По Иркутскому тракту от Мариинска до Томска военные команды уже подняли. Через месяц Наследника престола ожидаем, а тут такое происшествие, – инженер покачал головой и посмотрел на смолящего у окна папиросу Ефтина, – В общем, просят посодействовать в поисках. У нас людей в команде раз-два и обчелся, все по экспедициям раскиданы. Но и распоряжение Губернатора мы проигнорировать не можем. Да и Ивану Степановичу по вашему казачьему ведомству тоже приказ пришел, – Михайловский кивнул на барабанящего желтыми ногтями по подоконнику есаула. Ефтину не нравилась идея посылать только прибывшего из училища совсем неопытного офицера в поиск, но иного выхода не было. Инженер прав, людей нет. – Мы решили отправить Вас. Возьмите казаков десяток, да пробегитесь до Томска, заодно к Викентию Ивановичу загляните, он со своей партией в Татаринской обосновался. Предупредите, пусть настороже будут. Мало ли. Сомневаюсь, что беглые в наши края подадутся, но чем черт не шутит, – Михайловский перекрестился, следом осенил себя крестом и Володя. Он бросил взгляд на Ефтина и, получив подтверждающий распоряжение кивок командира, вскинул руку к фуражке:
– Сделаем, господин Михайловский! Разрешите исполнять?!
Инженер кивнул, и Володя, развернувшись на пятках, рванул из избы. В дверях его догнал окрик есаула:
– Хорунжий! – пришлось резко останавливаться, едва не врезавшись в дверной косяк, – Десяток Малыхина возьми, – урядник казак опытный, не подведет.
Володя кивнул и, едва не потеряв фуражку, выскочил за дверь.
Через два часа десяток выехал на тракт в сторону Томска. Осипов гордо поглядывал по сторонам. Как-никак первое самостоятельное дело. Рядовые казаки, пряча под грозными взглядами урядника Малыхина усмешки в усы, наблюдали за юным офицером. У Роецкого[ii] в Татаринской задерживаться не стали, лишь передали Викентию Ивановичу письма от Михайловского, да двинули поутру спозаранку дальше.
Томск готовился к встрече Цесаревича, и никому тут не было дела до юного хорунжего. Доложил по команде, что распоряжение генерал-губернатора исполнено, дорога от Колывани до Томска проверена. Да отправились ночевать в казармы пехотного полка, куда их направил дерганый взмыленный полковник из свиты генерал-губернатора. Володя, как офицер, мог остановиться в гостинице, но решил остаться с казками
Утром, едва встало солнце, прибыл посыльный из губернского правления с приказом за личной подписью генерал-майора Александрова[iii] десятку хорунжего Осипова произвести поиск северо-восточней Иркутского тракта по маршруту деревня Семилужная – река Самуска – деревня Луговая. Очень хотелось плюнуть на дурацкий приказ и вернуться в Колывань. К такому серьезному делу они с казаками просто не были готовы. Да и с каких пор жандармы стали казаками командовать?! И он бы так и сделал, если бы приказ не был согласован с адъютантом войскового наказного атамана полковником Калачевым. Со своим высоким начальством простому хорунжему спорить не по чину. Пришлось выполнять.
Весь поиск прошел спокойно. А когда от Самуски свернули на Луговую их и прихватили. Расстреляли тати из засады, как кутят неопытных. Расслабились казачки. Не ждали, что почти у самого почтового тракта разбойники напасть осмелятся на хорошо вооруженный отряд. Они бы и не осмелились. Но обложили их военные команды. Загнали в тайгу аж за Томск. Вот и решились каторжане на захват офицера. Узнать, где путь свободен, где затаиться можно, чтобы уйти от преследователей.
И тут такой подарок в виде хорунжего Осипова. Володя заскрипел зубами, отчего челюсть прострелило болью. Он был рад этой боли, она отгоняла страх. Сейчас эти наедятся и займутся им. Бандитам же невдомек, что он ничего толком не знает. А информация им нужна. Чувствуют лиходеи, что кольцо вокруг них сжимается. Не уйти им. Тракты и дороги перекрыты. Только через тайгу. А там ведь и сгинуть можно.
Правда, эти может и выберутся. У них проводник из местных есть. Странно, обычно самоедины с каторжанами не якшаются. А этот хоть и не свой среди них, но явно не по принуждению. Вон сидит спокойно, байки травит. От костра потянуло запахом еды, отчего к горлу опять подступила тошнота. Судя по разговорам, бандиты где-то разграбили остяцкое селение. Теперь душегубы, весело хохоча и смакуя подробности, хвастались своими кровавыми подвигами, кто кого и как резал и насиловал. Спокойно так бахвалились, обыденно.
– Эй, Пытышка, – раздался грубый голос одного из варнаков, – А золотишко-та в этих местах водится?
– Зачем тебе золотишко, Лютый? – отозвался юный звонкий голос, – На прииске мало взяли что ли? – хохотнул молодой.
– Усохни, Сявка, – отрезал Лютый, – Ботало конское, – и добавил, – Рыжья много не бывает. Так что, Пытышка?
– Есть золото, как не быть? – подтвердил самоед, – Только не всем оно дается. Стерегут его.
– Это как? – заинтересованно хохотнул кто-то.
– А так, – проводник помолчал и снова заговорил, слегка растягивая слова, – Старики рассказывали. В Моховской курье есть богатырский остров, – Володя поневоле прислушался, Моховская – речка совсем от этих мест недалеко. Неужели там есть золото? Хотя, какая ему теперь разница. А остяк тем временем продолжил, – В праздник пошел народ в Кетское, а один парень опоздал и пошел позже всех. Подходит он к богатырскому острову, видит - дверь в земле. Сколько раз он раньше мимо этого места ходил, и другие ходили - никакой двери не было. Открыл парень дверь и вошел в сени, видит - золотое седло на стене висит в сенках, а затем вторая дверь. Парень и туда вошел. Там сидит за столом женщина, за огромной большой книгой. Стены вверх все уже идут. Один простенок закрыт золотом. А в углу стоит большой золотой гроб. Женщина закрыла книгу и спрашивает: "Кто разрешил тебе в мою хату?" Он объяснил, что увидел дверь и зашел. "Это ничего, - говорит она, - на, тебе - забирай золото. Ты возьми, сколько унесешь, в карман насыпай". Насыпал он золота всюду, и в карманы, и за голяшки. Тогда она говорит: "Когда будешь выходить, только золотое седло не трогай. Оно не тобой повешено, не тобой и возьмется. Это седло того, кто в золотом гробу лежит. Пока он не встал, никто его седло шевелить не должен. Иди и больше не ходи". Простились они. Человек в сени вышел. Жалко ему стало золотое седло оставлять, захватил он седло с собой. Только снял он седло, как сразу дверь на улицу потерялась. Он туда-сюда, нет двери. Он седло на место повесил, а двери все нет. Бился он, бился - ничего не выходит. Приходится обратно заходить. Женщина спрашивает: "Зачем седло брал? Теперь высыпай все золото, если хоть чуть-чуть его у тебя останется - не выйдешь". Высыпал он золото, тогда вышел. Обернулся, а двери нет, исчезла. Он за народом бросился, рассказал все. Пошел весь народ на тот остров - нет двери, никакого знака нет. А бывало и пропадали люди так[iv].
– Укандахать надо было бабу, да все рыжье себе прибрать, – хмыкунул молодой.
– Дурак! – вдруг взвился проводник, – То Тэри амгэ[v] был. Злой дух. Он сам бы тебя укандахал.
– Да я тебя! – истерично взвизгнул молодой.
– Сявка! – рявкнул Лютый, – Усохни! Пытышка прав, негоже таежных духов гневить.
– Лютый, ты чего?! – обижено протянул молодой, – Косоглазый дураком меня назвал!
– Правильно назвал! Дурак и есть! – осадил главарь Сявку под хохот остальных бандитов, – Берлять[vi] давайте, – распорядился Лютый, – Да с офицериком потолковать пора.
Володино сердце екнуло. Вот и пришла к нему смертушка лютая. Обидно. Не так он хотел бы умереть. Не от руки бандитов, в лесу, без боя и славы. Почему он не погиб на дороге, как остальные казаки?! Хотя и так ясно. Его специально оставили в живых. Осипов напрягая руки, попытался растянуть веревки в тщетной надежде вырваться. Ничего не получилось, только в глазах потемнело от боли в раненом плече.
Внезапно над поляной повисла мертвая тишина. Смолкли голоса и смешки бандитов, шкрябанье ложек по котелку, замолчала ночная птица. Даже треск костра стал слышен приглушенно, будто сквозь вату. Из ночной таежной тьмы в пятно света от костра вынырнула бесформенная фигура со светящимися серебром глазами, от которой веяло ледяной потусторонней жутью. Володя, шепча молитву непослушными разбитыми губами, напрягая все силы и стиснув зубы, чтобы не потерять сознание от боли, перевернулся на бок, чтобы ему было видно, что происходит у костра. Кто бы там ни был, а казак всегда встречает свою смерть лицом к лицу.
Варнаки сидели, замерев будто каменные степные идолы. Кто, поднеся ко рту ложку с варевом, кто, наклонившись над котелком. Один завалился на бок головой к костру, и пламя охватило его волосы. Они что, все разом умерли? Да нет же! Глаза живые, бегают! Даже у того, что упал головой в костер. И от того становилось еще страшнее!
– Боже, во имя Твоё спаси мя и в силе Твоей суди́ ми, – не помня себя, бормотал с детства заученные Осипов, наблюдая, как темная фигура, одетая в светлые, разрисованные богопротивными шаманскими узорами одеяния, склонилась над одним из варнаков и на землю из перерезанного горла бандита хлынула кровь, – Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих: яко чуждии восташа на мя, и крепцы и взыскаша душу мою, и не предложиша Бога пред собою, – а неизвестный умело орудовал своим ножом словно делал привычное, обыденное дело, убивая и убивая сидящих у костра людей, – Се бо, Бог помогает ми, и Господь Заступник души моей: отвратит злая врагом моим: истиною Твоею потреби их, – никогда еще Осипов не молился так истово, так искренне, как в этот страшный миг, – Волею пожру Тебе, исповемся имени Твоему, Господи, яко благо: яко от всякия печали избавил мя еси, и на враги моя воззре око мое.
Последним ткнулся лицом в землю проводник. Неизвестный несколько раз воткнул клинок в землю, очищая его от крови, и направился к Володе. Юный хорунжий, до боли сжав зубы, попытался сесть. Негоже православному казаку, русскому офицеру страх свой перед нечистью показывать.
– Не дергайся, – раздался приятный мужской голос на чистом русском языке, – Порежу же.
Над Осиповым склонилось бородатое лицо, сверкнул блеск стали и руки оказались свободными. Следом незнакомец освободил от пут и ноги. Володя попытался встать, но ничего не получилось. Затекло тело.
– Да успокойся ты! – прикрикнул на него мужчина, пряча за пояс нож. Пришлось послушаться. Тем более с восстановлением кровообращения пришла боль. Осипов сквозь зубы застонал. Незнакомец тут же склонился над ним и цокнул зубом, – Да ты, мил человек, раненый. Ну, это, ничего, ничего, – пробормотал он, водя своими ладонями над раной, потом так же провел по рукам и ногам. Боль ушла, словно ее и не было, а тело наполнилось бодростью. – Ну вот, теперь можешь и вставать, – неизвестный протянул Володе руку. Казак, помедлив, ухватился за сильную, заскорузлую, горячую ладонь и тут же оказался на ногах. А незнакомец не спешил отпускать Володину руку. Он еще крепче сжал ладонь и, взглянув парню в глаза, представился:
– Дмитрий.
Осипов не спешил отвечать. Дмитрий? Имя-то христианское! Тогда почему он так странно одет? Да и говор интересный, с паузами и небольшим, еле заметным акцентом. Будто мужчина давно не говорил по-русски. Откуда он такой взялся? Иностранец? Володя еще раз осмотрел своего спасителя. Моложавое лицо. Из-за густой бороды и усов сложно точно определить возраст. Высокий рост. Не самый маленький в станице хорунжий оказался почти на полголовы ниже. Широкоплечий, сухощавый, весь словно свитый из мышц и сухожилий, проявляющихся даже через мешковатую одежду. Глаза… А вот глаза не молодые, остро испытующе глядящие из-под насупленных бровей. Тяжелый взгляд. Суровый. Прожигающий. Достающий до самой глубины души. Жутковатый, если честно, взгляд. Наконец Осипов решился:
– Владимир. Хорунжий 4-го казачьего полка Осипов.
– Ну, вот и познакомились, хорунжий Осипов – неожиданно улыбнулся Дмитрий. И оказалось, что не такой уж он и страшный. Просто полный тщательно скрываемой боли взгляд и окровавленные трупы у костра создавали этот жуткий ореол вокруг нового знакомца. – А скажи-ка, хорунжий, а какой нынче год на дворе?
[i] Никола́й Гео́ргиевич Михайло́вский (8 февраля [20 февраля] 1852, Санкт-Петербург — 27 ноября [10 декабря] 1906, там же) — русский инженер, путешественник и писатель, который публиковался под псевдонимом Н. Га́рин.
[ii] Роецкий Викентий Игнатьевич (1861-1896) – русский инженер, польского происхождения. Начальник изыскательского отряда для определения местоположения железнодорожного моста через Обь. В последствии именно на этом месте возник Ново-Николаевск – современный Новосибирск.
[iii] Начальник Сибирского жандармского управления.
[iv] Легенда взята отсюда: «Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока. Составитель Е.С. Новик» (Записано летом 1951 г. со слов Сербина Василия Филимоновича из юрт Тайных) https://ruthenia.ru/folklore/novik/Pelikh1972Sel'kupy.htm На самом деле, именно эта сказка и послужила основой для такого начала. Ну, согласитесь очень похоже: дверь в земле в тайное подземелье, женщина хранительница – Искин, гроб – медкапсула, золотое седло – кресло управления)))
[v] Тэри амгэ – в самодийской мифологии злой дух, обитатель подземного мира.
[vi] Принимать пищу
Глава 1
Тихий переливчатый писк домофона, и теплый шаловливый осенний ветерок бросает в открывшийся черный провал вонючего подъезда пригоршню ярких желто–красных листьев. Теперь самое трудное. Раз–два, раз–два, раз–два... Один пролет взят! Мокрая спина, холодная испарина на лбу, кровь стучит в виски, в глазах красные круги. Семнадцать ступенек прошел, впереди еще тридцать. До боли закусываю губу, чтоб не завыть в бессильном отчаянье. Развалина! Руины человека! Нет, пора заканчивать этот фарс! Ждать и верить в чудо... Мне скоро пятьдесят... Исполнилось бы... Я не верю в чудеса, я верю в человека. Хочешь чуда – сделай его сам. К сожалению, не мой случай. Все, что возможно, уже сделано. Не помогло.
Голову прострелила дикая боль. Опухоль, подлюка, опять зашевелилась. Знаю, что не шевелится. Но я-то чувствую, как она ворочается в голове, запуская щупальца метастаз в изношенный терапиями организм. Стиснув зубы, продолжаю свое восхождение. Навстречу, легко перебирая по ступенькам стройными ножками, затянутыми в джинсы, скатывается соседка Леночка и, ойкнув, шарахается от меня. Не узнала. Оно и верно. Сложно узнать в этом обтянутом кожей скелете, едва передвигающем трясущиеся кости, здорового сорокадевятилетнего мужика весом под центнер, каким я был буквально восемь месяцев назад.
Щелкнул, проворачиваясь в замке ключ, и в нос ударил затхлый запах пустующей квартиры. Сколько я здесь не был? Месяца два, пожалуй, или поменьше. Не помню. Да и неважно. Важно доползти до дивана. Стянув на ходу куртку, бросаю ее на пол. Вряд она мне еще понадобиться. Держась за стенку, ковыляю в зал и буквально падаю на диван, тяжело дыша. Облако пыли поднимается от пледа и кружится в пробивающихся сквозь щель в шторах лучах осеннего солнца. В висках тяжелыми молотками колотится боль. Говорят, к боли привыкают. У меня не получается. Терпеть, не обращать внимания научился, а привыкнуть не смог. Только бы не забыться и не потерять разум.
Бывает теперь со мной такое. Иду в туалет, а оказываюсь неизвестно где. И хорошо если в соседнем отделении. Как-то раз вообще ушел на улицу. Хорошо медсестричка Женечка нашла, вернула. А то бродил бы, хрен знает где, пока под машину не попал или не влез куда-нибудь. С тех пор за мной персонально стали приглядывать. Из палаты не выпускали почти. Обидно. Но я медиков понимаю. Они за меня отвечают. А сегодня с утра стало лучше, и я понял – пора! Дождался, пока соседи забудутся сном, а постовая медсестра отвлечется на вызов, и ушел, одевшись в спортивный костюм и куртку соседа. Мои-то вещи отобрали, после анабасиса в стиле бравого солдата Швейка. Простите меня девчонки, попадет вам, но безумным овощем доживать не хочу.
Ну, все, вроде отдохнул. С усилием поднимаюсь и, едва переставляя ноги, ползу до шкафа. Уж очень много сил забрал у меня этот побег. Старый потрепанный портфель с документами и фотографиями. На диван его. Отдышаться. Теперь на кухню. Табуретка оказалась практически неподъемной, но я справился. А вот залезть на нее оказалось гораздо сложней. Как альпинист в ненадежный, рассыпающийся под рукой карниз цепляюсь трясущимися пальцами за верхний край шкафа. Отдохнуть, отдышаться. Теперь приподнять кусок верхней панели и достать тряпичный промасленный сверток. Этот тайник я сделал лет пять назад, когда по случаю прикупил раритетный наган образца 1899 года. Просто так взял. Не удержался. Вполне себе рабочий экземпляр. Пару раз даже пострелял из него, выезжая на природу.
Все. Теперь бы слезть с табуретки не переломав кости. Но и с этой задачей я, чудом не убившись, справился. Прямо живчик сегодня. Губы кривятся в ироничной улыбке. Взгляд останавливается на проигрывателе. Denon. Вместе с усилком и акустической системой обошелся мне два года назад в соточку. Но я мог себе такое позволить, а хороший звук и винил – моя слабость. Побалую себя напоследок. По квартире разносятся божественные звуки первого концерта для гобоя с оркестром гениального Алессандро Марчелло. Следующим будет Вивальди, как раз то, что нужно под настроение. Даже головная боль слегка унялась.
А теперь за дело. Документы на квартиру, на машину, завещание набросал от руки, надеюсь, дети не передерутся за наследство. Дачу бывшей, детям не нужна, а она хотя бы будет заниматься. Вроде все. Рука сама тянется за фотографиями. Альбом за что-то цепляется, выдергивая из глубины портфеля памятную безделушку. На сплетённом из кожи шнурке идеальной формы золотистый прозрачный кристалл с каким-то замысловатым узором внутри. Красивый камешек, найденный мной в тайге, на берегу речки... Как же она называлась? Не помню. Как давно это было! Я тогда поперся разнорабочим в экспедицию, вслед за Людочкой, или Любочкой, или Танечкой... Опять забыл. Да и черт с ней. Она все равно предпочла какого-то аспиранта, а не парня с заводской окраины. Вот ведь, совсем забыл про эту безделицу. А ведь собирался показать геологам, узнать, что за минерал, да вот как-то не сподобился, а потом, видимо, забросил на дно портфеля и запамятовал. Не знаю зачем, но нацепил шнурок на шею. Накатившие воспоминания всколыхнули в душе что-то светлое, чистое, давно забытое.
Оттягивая неизбежное, листаю альбом с фотографиями. Дочь. Сын. Совсем малыши. Бывшая. Это мы всей семьей в горах. Вторая моя слабость. Прав Владимир Семенович, лучше гор могут быть только горы. Вечные, величественные, прекрасные в своей монументальной мощи. Опять дети. Выпускной дочери, сына. Отца позвать не соизволили. На свадьбы тоже. Только фотографии прислали. Бог им судья, хоть и не верю я в него.
Грудь зажгло пламенем, виски снова заколотило, в глазах стало темнеть. Нет! Хватит тянуть! Достать и зарядить наган дело нескольких минут. «Надо было шампанского купить», — влезла в голову дурацкая мысль. Какое к черту шампанское?! Нашелся аристократ из трущоб! Да что же так жжет грудину?! Хреновина эта таежная что ли? Нет ее, как будто и не было никогда. Куда делась? Вроде не снимал. Или забыл надеть? Совсем голова не работает. Да и ладно, плевать!
«Не тяни уже!» – уговариваю сам себя. Страшно, сука! Даже сейчас страшно. Но перспективы еще страшнее. Так что, пора. Но как же чудесен Вивальди! И как же я ненавижу свою слабость! Даже на спусковой крючок нажать получается с трудом. Но, решившись, с каким-то извращенным наслаждением стреляю в эту проклятую опухоль, чтоб ее разнесло к чертовой матери!
***
Древний Искин просыпался, выходил из режима гибернации. Причиной стал отклик «Модуля экстренной эвакуации старшего офицерского состава». И первичные данные, переданные им, требовали безотлагательного применения «нулевого приоритета». Полностью изношенный организм, разорванная в клочья энергетика, изменения на генетическом уровне и в результате пошедшая в разнос иммунная система. Как при таких повреждениях граф Т’Лин еще жив – загадка. Да и граф ли это? Геном еле читается, будто вместо Его Светлости модулем воспользовался его дальний, дальний родственник. Хотя, при имеющих место изменениях в организме 7,68% совпадения вполне приемлемый результат. Значит действия по протоколу «0» оправданы.
Модулю тут же ушла команда на стазис и срочную эвакуацию. Сервисные роботы уже готовили медотсек для принятия крайне тяжелого пациента. В процессе производилась более глубокая диагностика. Кусок металла стремящийся разрушить и так никуда не годный мозг тут же был уничтожен. Параллельно снимались полные мнемо и эмограммы. Граф потом сам разберется, что из воспоминаний оставить, что удалить. Сведения о разведанном мире в архив. Культура, искусство, технологии, языки, обычаи. Абсолютно все, что хранилось в памяти, будет расшифровано и оцифровано. Сведений об Империи в памяти не обнаружено. Но при глубоком внедрении агента во враждебную среду такое возможно. А гвардейский полковник граф Т’Лин именно таким специалистом и считался.
Едва появившееся на портальной площадке медицинского бокса тело, тут же было погружено на антигравитационные носилки и доставлено в медкапсулу. Теперь настало время действовать малому медицинскому Искину. Работа предстояла долгая и кропотливая. Восстановление физического тела, генетики, энергетической структуры. И только потом настанет очередь пораженного недугом мозга. В принципе, ничего невозможного, но очень уж запущенный случай оказался. Почему граф не воспользовался модулем при первых симптомах? Ответ есть в мнемограмме, но вот личные воспоминания высшей имперской аристократии под запретом. Придет в себя Его Светлость, сам все расскажет, если пожелает. А пока этот блок памяти будет храниться в зашифрованном архиве, там же, где хранится заархивированная до отбытия на задание память графа.
Личные сведения, полученные Искиным при снятии мнемо и эмограмм, отовсюду, кроме этого архива были сразу и безвозвратно удалены. После восстановления, эти архивы будут загружены непосредственно в мозг. А дальше долгий период реабилитации и восстановления навыков. Методология давно отработана. Если бы Искин мог чувствовать, он бы посочувствовал графу. Невероятно трудный и болезненный путь ждет его впереди. Но такова плата за принадлежность к элите элит – славному офицерскому корпусу Департамента дальней разведки при личной Его Императорского Величества канцелярии.
Сознание включилось, и накатила боль. Невыносимая, всепоглощающая боль, разрывающая каждую клеточку организма. И тут же утихла. Стоп! Какого организма? Я же разнес себе башку из нагана! И снова боль, сворачивающая сознание в кровавую точку и тут же угасшая. Что за глупости? Какой к демонам червоточины наган? Это так по–варварски! Если умирать, то только в бою! Или, в крайнем случае, изысканный утонченный Императорский яд. И смотреть, как ярко переливаются всеми цветами радуги и тут же гаснут энергоканалы. Смерть достойная истинного аристократа.
Вместе с воспоминаниями приходит ярость и боль. И эти качели, кажется, продолжаются вечно. То я потрепанный жизнью, одинокий средней руки бизнесмен–строитель, не выдержавший бессмысленной борьбы со смертельным недугом и пустивший себе пулю в висок. То блестящий гвардейский офицер, граф огромной Империи, включающей в себя сотни миров разбросанных в пространстве и времени и связанных между собой системой порталов. Я мгновенье за мгновеньем, день за днем, год за годом, заново проживаю две жизни, чтобы в конце умереть и опять начать сначала. И все время рядом боль. Наверное, это и есть наказание за суицид. Ведь мы оба запятнали себя грехом самоубийства.
***
– Его Сиятельство полковник гвардии, Вечной Империи граф Т’Лин, виконт Новосибирский...– Что?! Виконт Новосибирский?! Что за бред?!
– Бред, это твое существование, чернь! – как мне надоел этот неудачник невесть откуда взявшийся в моей памяти. С этим еще предстоит разобраться, когда выберусь из медкапсулы.
– Ха, чернь! Кто в слюни нажрался на Валгалле–4 и побратался с Бонди? Граф и фермер! Почти как галантерейщик и кардинал!
– Заткнись, неудачник! Борька мне жизнь спас! И не фермер, а бонд.
– Бонд. Джеймс Бонд. Не трынди Сиятельство тебя вон Император ждет. Слащавый он у вас какой-то. Заднеприводный что ли?
– Повежливей, когда говоришь о монаршей особе, — одергиваю я подселенца. Но, черт побери, этот хам безусловно прав. В проницательности ему не откажешь. Император у нас ничтожество, да и не зря при дворе поговаривают, что у Его Императорского Величества кормовая дюза, как у межгалактического крейсера.
– Подойдите, граф, не бойтесь! Мне докладывали, что Вы редкий смельчак, – фальшиво улыбается мне Карл-Минь Четвертый. А глазки смотрят злобно. Значит, действительно, этот наркоман маркиз Т’Ардо... Ну, тем более, туда ему и дорога. Но сейчас, похоже, предстоит расплачиваться за эту дурацкую дуэль.
– Я не боюсь, Ваше Императорское Величество, в гвардии трусов не держат, — губы кривятся в презрительной усмешке. Император бледнеет. Знает, что гвардия им недовольна. О, Боги! Как?! Как у такого великого отца могло родиться вот это?
– Отрадно это слышать, — Карл-Минь берет себя в руки, — Ваши подвиги, граф, наделали шуму при дворе.
– Я лишь выполнял свой долг, Ваше Императорское Величество. Мы все принадлежим Империи, — эк тебя перекосило. А ты думал, гвардия служит лично тебе?
– Мы сочли правильным наградить Вас за такое рвение, дорогой граф. Думаю, Алмазная Звезда первой степени с мечами вполне соответствует Вашим деяниям, — кто-то из лизоблюдов сунул ему в руки коробочку с наградой и Император собственноручно приколол орден к моему мундиру. В нос шибануло запахом духов. Дамских.
– Служу Империи!
Монарх вежливо покивал на мой уставной ответ.
– Я знаю в гвардии принято обмывать награды. Давайте выпьем, граф, — Карл-Минь протягивает мне бокал с вином, — С моих личных виноградников, — его губы кривятся в змеиной усмешке. Ну что же, похоже, пришло время самого главного, ради чего, собственно, и затевался этот фарс. Точно. Как же он предсказуем и ничтожен. Ноздри улавливают легкий аромат «Черной радуги». Отсроченная смерть. Император не хочет омрачать свое существование моей смертью. Значит, сейчас последует приказ покинуть столицу. Ну, точно. Как же он глуп и предсказуем! – Я рад видеть, господин полковник гвардии, — о, уже по званию, — столь блестящего офицера при своем дворе. Но, к сожалению, Империи вновь нужна Ваша служба, — Карл-Минь делает паузу, ожидая вопросов. А вот хрен тебе! Императору пришлось продолжить самому, — Здесь назначение на Терру–5, — планета–каторга, ну кто бы сомневался, — там начались волнения среди контингента. Вам надлежит разобраться и предпринять незамедлительные меры по пресечению.
– Могу ли я перед отбытием навестить отца?
– Нет, нет и нет, полковник, вопрос слишком серьезен, чтобы откладывать его. Отправляйтесь незамедлительно.
Скотина! Мстительная мелочная скотина! Непонятная смута на задворках Империи среди полного человеческого отребья, с которой легко справиться обычный лейтеха-вован только-только окончивший училище, самое неотложное дело для лучшего агента Департамента дальней разведки и псиона-биокинетика третьего уровня.
– Служу Империи! – не отдавая чести, разворачиваюсь и, под перешептывания свитских, шагаю на выход. Почти в самом конце бальной залы, словно нож в сердце, в меня вонзается холодно–равнодушный взгляд Мариэль. Полные, чувственные губы, еще вчера ночью шептавшие мне страстные слова любви, кривятся в пренебрежительной усмешке. Меня уже списали. Ну, это вы зря! Улыбаюсь ей в ответ, отчего баронесса бледнеет. Не пугайтесь, Ваша милость, гвардия с женщинами не воюет. Посылаю ей воздушный поцелуй и под изумленный гомон придворных бездельников выхожу в ночь. Недоделанных дел так много, а времени мне отведено так беспощадно мало! Успеваю услышать на задворках сознания сочувственный голос подселенца:
– Ну и гадюшник, этот твой высший свет, Сиятельство! – и проваливаюсь в темноту.
В то же мгновение ослепительно вспыхивает яркий свет. Сквозь пелену боли прорывается знакомый голос.
***
– Дима, нам надо расстаться...
Смотрю в знакомые и в то же время абсолютно чужие глаза.
– А она ничего, — тут же выдает сиятельный подселенец, — Лоска, правда, не хватает, но откуда ему взяться у простолюдинки.
Лениво огрызаюсь в ответ:
– Заткнись, благородие.
– Тогда уж высокоблагородие, неуч, — насмешливо отзывается граф.
– Ты знаешь, мне похер! – а ведь я думал отболело, отлегло. Но нет. Особенно, вечным укором мне прячущие глаза дети. Наверное, я был не лучшим отцом. Всегда на первом месте была работа. Ну а как иначе? Мужчина должен обеспечивать семью. Вот и упустил. Пока мотался по командировкам, метался между объектами, ругался с клиентами и прорабами, воевал с гастарбайтерами, жена нашла себе того, кто обеспечит и при этом вниманием не обделит. И ладно жена, но сын с дочкой! Именно дети ранили больнее всего.
– Хам! – высокомерно выплевывает граф. Только хрень все это. Эмоции и мысли, в отличие от памяти о прошлом, у нас теперь одни на двоих. И я знаю, что граф так же далек от сословного снобизма, как я от высшего света. Хотя стоит признать, если Сиятельство захочет, то может быть изрядным говнюком, но в том серпентарии, где он вынужден был обитать по–другому никак.
– Благодарю Вас, граф, — и я сейчас совершенно серьезен. Просто знаю, что за напускной язвительностью графа скрывается сочувствие и растерянность. Мы застряли в собственной памяти. Плюс непонятные приступы боли. Так быть не должно. Хотя кто знает, как должно, а как не должно. Технология переноса сознания только-только тайно проходила полевые испытания в лаборатории ДДР, когда Т’Лин был приговорен собственным монархом. Директором Департамента дальней разведки, непосредственным начальником графа был старый друг отца. Он и предложил Дмитрию (да, мы тезки, оба Дмитрии, только я Никитич, а он Евгеньевич) стать участником испытаний. Это был шанс вернуться и отомстить. И плевать, что мстить придется Императору. Не в первой гвардии решать судьбу монарха. Тем более Его Императорское Величество зарвался.
А потом мы осознали себя здесь. В осколках нашей памяти. И чем больше мы блуждали по ним, тем сильнее становился страх остаться здесь навсегда, переживая раз за разом самые горькие, самые тяжелые моменты двух жизней. Измены, предательства, потери... Снова, и снова, и снова... А между ними приступы всепоглощающей боли. И если это не ад то что тогда считать таковым?
***
Я вывалился из медицинской капсулы и, не удержавшись на ногах, рухнул на обжигающе холодный пол. Кто я? И где? Не знаю. Не уверен. Наши сознания слились и кто я теперь в большей степени непонятно. Дмитрий Евгеньевич Строганов, граф Т’Лин, виконт Новой Сибири, полковник гвардии и псион-биокинетик третьего уровня, блестящий офицер, кавалер десятка орденов Империи или обычный инженер–строитель с Земли, бизнесмен средней руки Дмитрий Никитич Уколов? Ровно, как непонятно где я сейчас нахожусь и как сюда попал, да причины нашего слияния, кхм... Хотя нет! Слияние звучит как-то двусмысленно. Пусть лучше будет симбиоза. Хоть и не верно, зато благозвучней. Так вот в причинах нашего симбиоза тоже предстоит разобраться.
Тело пробрал мерзкий озноб. Взгляд остановился на худой обтянутой бледной кожей с синей сеткой вен руке. Мысли ворочались медленно и лениво. Лишь спустя несколько секунд до меня стало доходить, что это моя рука. Взгляд медленно переместился на туловище. Скелет! Самый настоящий обтянутый кожей скелет! Немудрено, что я не удержался на ногах. Медленно прикрыл глаза, успокаиваясь. И снова оглядел себя. Торчащие ребра, выпирающие из-за впалого живота кости таза, ноги с шарами колен. И все это изнутри светится каким-то переливающимся изумрудным светом. Он пульсирует, перекатываясь волнами снизу вверх и обратно. И от этих волн становится легче. Значит, заработал дар. Живот скрутило спазмом голода.
Держась за стойку медкапсулы, кое-как поднялся на ноги. Шатаясь, добрел до умывальника и припал пересохшим ртом к крану. Безумно вкусная ледяная вода ломит зубы. Значит я где-то на планете. На космических станциях вкус у воды совсем другой. Вернее его практически нет. Но почему никто не встречает? Где дежурный медик? Охрана? Хоть кто-нибудь? Должны же быть здесь люди!
Огляделся еще раз. Более осознано. Стандартная медицинская секция. Ни о чем не говорит. Такими оборудованы космостанции и форпосты в колонизируемых мирах, и военные и исследовательские базы. Неестественно идеальный порядок. Взгляд останавливается на отражении в зеркальной дверце медицинского шкафа. Ну что же, тело мое, то есть уколовское, только изрядно отощавшее и… Помолодевшее? Интересно как! А что худой – ничего, приведем себя в порядок! Раз вижу энергоканалы, значит, пси-способности графа каким-то образом передались этой тушке. И судя по насыщенному изумрудному свету, передались с усилением. Но с этим предстоит разобраться позже. А пока надо найти, что пожрать!
Двери медсекции сработали с приличной задержкой. Сердце успело рухнуть вниз, в район филея, а затем тревожно заколотиться. Неужели арестован? Нет! Не похоже! В таком случае меня не оставили бы без присмотра, Император прекрасно знает, на что я способен. Фух! С тихим шипением створки разъехались, и я шагнул в коридор. Едва за мной закрылась дверь, из динамиков раздался приятный женский голос:
– Господин полковник гвардии, Искин научно–исследовательского центра Департамента дальней разведки «Терра–8» приветствует Вас. Центр функционирует в аварийном режиме. Степень функциональности составляет 14,23 %. Связь с метрополией и другими колониями отсутствует 6 348 стандартных лет. Портальная разрушена. Руководствуясь Директивой 10648/4–а, передаю руководство Центром и колонией старшему офицеру Департамента. Жду Ваших распоряжений.
По пустому, засыпанному хламом и обломками оборудования коридору эхом прокатился мат на двух языках – общем имперском и русском.
Глава 2
«Дорогой, Митя. Надеюсь, могу называть тебя так, ибо после смерти моего друга и твоего батюшки графа Евгения Николаевича почитал тебя всегда, как сына. Если ты читаешь это письмо, меня уже нет на свете. Какое пошлое и банальное начало, да? Но мне, старику, простительно быть сентиментальным. Сейчас я всё больше яснее сознаю, что всякий человек родится в мир для определённой задачи, которую правда он волен или не волен исполнить. Мы рождаемся для исполнения долга перед Богами и предками и потом уходим в другой, лучший мир. Я убеждён, в свой последний час, когда человек почувствует, что свой долг свой на земле им исполнен, ему нетрудно будет умереть. Я долг свой всегда видел в добровольном и жертвенном служении нашей Великой Империи. К сожалению, Богами неугодно было даровать мне счастье исполненного до конца предназначения и спокойной смерти.
Державу нашу оставил я раздираемую внутренними противоречиями. Император, этот недостойный сын своего великого отца, подлостью своей и злою волей довел процветающее Государство до кровавых бунтов. Страшных и беспощадных. Империя трещала по швам, как старое лоскутное одеяло. И я рад, дорогой Митя, что ты не видел того, что видел я. Кровь и смерть прокатились по мирам нашей многострадальной Родины. Пока проклятый Карл-Минь проводил время в разврате, праздности и неге, его подданные умирали от голода и многочисленных внутренних конфликтов. В попытках спасти Империю, мы, истинные патриоты, попытались свергнуть это ничтожество. К сожалению, попытка наша не увенчалась успехом. Я с немногочисленными своими сторонниками сумел скрыться на известной тебе базе «Терра–8». Но и сюда добралось предательство, в результате которого я остался совершенно один. Не знаю, поймешь ли ты моё чувство – один, совсем один. Двигаться не хочется, всё думаешь, думаешь, думаешь. Беспощадные мысли разъедают душу. А впереди темно, в настоящем грустно, прошлым живёшь. Впрочем, я опять ударился в сентиментальности. Наверное, близость прекрасной Хель так действует на меня. С каждым мгновением все сильнее ощущаю я ее ледяное дыхание. Видимо заждались меня в Хельхейме.
Однако, к делу. Судя по тому, что твой эвакуационно-спасательный модуль так и не сработал, делаю выводы, что ты либо сумел обмануть отсроченную императорскую смерть, что маловероятно. Либо наш эксперимент пошел не по плану. Что же, мы предвидели такое развитие событий. Твой модуль должен сработать с любым разумным, имеющим ДНК человека. Твои ментальная и эмоциональная матрицы будут загружены ему. Сознание реципиента при этом не сохранится. Принимая во внимание твое болезненно щепетильное понимание чести аристократа и офицера, в известность я тебя не ставил. Спасать себя ценой чьей-то жизни ты не станешь. Пусть это зло останется на моей совести. За все поступки свои плохие и хорошие отвечу я перед Богами. Стыдиться мне нечего, ибо, если и нарушал я запреты их, творя деяния черные, делал это во славу Империи.
Искин медицинской секции переведен мной в автономный режим с единственной задачей по протоколу «Прима» обеспечить полный спектр мероприятий по реанимации полковника гвардии Строганова Дмитрия Евгеньевича, графа Т’Лин, виконта Новой Сибири. То есть тебя. В рамках этой задачи все ресурсы Центра, включая управляющий Искин подчиняются медицинскому Искину. Далее, тебе. Живи, сынок, как тебе подскажет совесть и долг чести. А мне пора.
П.С. И сохрани мою коллекцию оружия, это все что у меня осталось.
Герцог Вебранд Матс Лейонхуфвуд XIV»
Подпись перекрывала бурая печать с изображением головы льва. Кровь? Скорее всего. Старый лис перед смертью вдруг стал романтиком? Не верю! Мой бывший начальник редкая циничная скотина, каждое свое действие, каждый шаг привыкшая оценивать с точки зрения целесообразности и выгоды. И все эти кружева про долг и служение не более, чем красивые слова. Я скорее поверю, что вся эта история с моим оживлением затеяна ради мести. Единственно, не совсем понятно, почему он сам не воспользовался возможностью перерождения. Хотя...
Я закрыл глаза и откинулся на спинку удобного кресла:
– Искин, память реципиента оцифрована?
– Так точно, Ваше высокоблагородие!
– Мы не на плацу, — раздраженно поморщился я, нашел благородие, — Дмитрий, Ваше Сиятельство, господин граф. Обращаться так, – ну а почему нет? Имперцы сами засунули в меня этого графа, я их не просил, значит, буду пользоваться всеми привилегиями аристократа.
– Принято, Ваше Сиятельство. Память реципиента оцифрована.
– Раздел музыка. Бетховен, «Лунная соната», воспроизведение.
По аппаратной разнеслись божественные звуки музыки. Строганову раньше эти произведения слышать не доводилось. Почему я в этом так уверен? А вот так! Как только подумаю о Его напыщенном, как индюк Сиятельстве, тут же становлюсь им. Шизофренией попахивает. Да и плевать! Все лучше, чем пораскинуть мозгами от револьверной пули. Пам-па-пам, пам-пара, пам-пара, пам-пара… Тихонько напевая мотив, в такт музыке перебираю пальцами на подлокотнике кресла. А может, я теперь умею играть на пианино? Граф-то умел. И на скрипке и на мандолине… Когда он все успел? Хотя, какие у них заботы? Это я в 8-ом классе бегал полы мыть в конторе в трех кварталах от дома, чтобы копейку заработать и с матери не тянуть на свои хотелки. После восьмого перешел в вечернюю школу, слесарил в автобазе, потом на стройке. И в армии на стройке, хоть и служил в артиллерии. Потом архитектурно-строительный институт, после армии взяли по льготному конкурсу, правда, денег все равно пришлось заплатить. А затем по накатанной. Жена, дети, развод. Бизнес. Болезнь. Наган. И вот я здесь.
Но как же прекрасен Бетховен! Наверняка, в каком-то из многочисленных миров существует что-то подобное. А может быть, где-то есть точная копия моего родного мира. С Вивальди, Моцартом, Чайковским, Пушкиным, Гоголем и Толстым. Та же Новая Сибирь, практически точная копия центрального мира Империи. Так почему не может быть точной копии моей матушки Земли.
А вообще, Империя, довольно-таки любопытное образование. Нечто фантастическое, превосходящее самые смелые земные гипотезы. Бесчисленное количество миров разбросанных на просторах ненаблюдаемой Вселенной. Какие-то из них абсолютно идентичны, лишь сдвинуты во времени относительно друг друга, а какие-то, построенные на совершенно иных физических законах, не только не пригодны для существования человека, но и чаще всего даже недоступны его пониманию.
Как же мне хочется оказаться там, окунуться в разнообразие миров, народов, культур и цивилизаций. Причем желают этого обе моих ипостаси. Строганов мечтает вернуться домой, а меня распирает от любопытства. Ведь все, что он узнал и воспринял во время слияния сознаний, превосходит прочитанное на Земле в самых смелых фантастических романах, до которых Дмитрий Никитич был охоч. К сожалению, путь в Империю был заказан. Портальная разрушена полностью и восстановить ее невозможно. Впрочем, как и 86% всей инфраструктуры. Все–таки почти шесть тысяч лет срок даже для имперских технологий. Одна надежда, что за пределами Центра меня ждет технологически равный или превосходящий Империю мир. Но это предстоит выяснить позже. Да и маловероятно. Высокоразвитая цивилизация уже обнаружила бы у себя под боком посторонний артефакт, коим по факту является Центр.
Потихоньку погружаюсь в музыку. Глубже и глубже. Вдох, выдох, вдох, выдох. Вселенная — это я, я – это Вселенная. Я стою на берегу ночной реки, лунная дорожка мерцает передо мной, упираясь в темную полоску противоположного берега. Вдох, выдох, вдох, выдох. Делаю шаг, другой. Лунный свет держит меня на поверхности воды. Шагаю вперед, не останавливаясь. Клубы молочно-белого тумана оплетают мои ноги, поднимаясь все выше и выше. Уже не видно лунных бликов на воде, лишь белесое марево. Слышу всплески воды. Навстречу кто-то идет. Мы встречаемся на середине реки, Я Строганов и Я Уколов.
Смотрим в глаза друг друга. Я вижу то же самое, что и он, внимательно вглядываясь. Яркие переплетения энергоканалов пульсируют, переливаясь изумрудными волнами, и разбиваются о фиолетовую кляксу в голове. Та самая опухоль. Медкапсула только купировала ее. Решение о лечении, за исключением экстренных случаев, несущих непосредственную угрозу жизни, должен принимать человек. В моем случае, как ни странно, такой угрозы не было. Ничего, опухоль не самое главное, с ней можно разобраться позже.
– Ты знаешь что делать? – обращаюсь к Я Уколову. Он молча кивает. Мы замираем, вглядываясь друг в друга. Сознания пытаются слиться. Сопротивляемся. Сейчас нас должно быть двое. Но как же тяжело. Видимо процесс слияния стал необратимым. Интересно, кто из нас получится, в конце концов?
– Нашел! – подает голос Я Уколов.
Теперь и я вижу и чувствую, нечто чужое, не присущее нам. Ах, ты же старый хрыч! И что тут у нас? Вот поганец! Какая хитрая закладка. Значит, я должен был убить Императора. Из чувства мести. А там Комитет спасения Империи со старым Лейонхуфвудом во главе, коронация. И моя личная преданность другу отца и спасителю. И ведь сработало бы, если бы не двойное сознание. Все завязано на мои собственные мотивы. Долг перед Империей, благодарность за предоставленный второй шанс, честолюбие. Да и желание отомстить присутствует. Все учел, сволочь. Не зря, герцог почти семь десятков лет руководил разведкой Империи. Профессионал. Уважаю.
Но абсолютно все не просчитаешь. Модуль не сработал, как надо. А потом и Император вышел на заговор. Старому лису пришлось спешно бежать, но и тут его достали агенты Карл-Миня. Вопрос только в том, почему он сам не воспользовался технологией перерождения? Ведь мог вместо моего сознания, подселить реципиенту свое. Или не мог? Не захотел? Теперь я этого уже не узнаю. Но что же делать с закладкой? Надо убирать. Однозначно! Даже гипотетически не хочу допускать, что действую не по своей воле. Только вот невероятно сильно подселенная ментальная программа вплетена в личность графа Строганова. Сколько останется от него после чистки? Плевать! Граф давным-давно умер. В любом случае то, что получится после слияния уже не будет тем самым Дмитрием Евгеньевичем Строгановым, графом Т’Лин, виконтом Новой Сибири.
– Ты знаешь, что делать, — это уже не вопрос, это приказ.
– Ты уверен?
Жалеет? Меня жалеет какой-то простолюдин! Впрочем, какой он теперь простолюдин?! Да и нет у меня сословного снобизма. Это маска. От страха. Да, я боюсь! Не смерти. Я воин, а значит, всегда готов встретиться с Хель. Но я до одури боюсь потерять себя. И остаток жизни бродить слюнявым идиотом по полуразрушенным коридорам Центра. А вот Уколов спокоен. Хотя знает, что и ему откатом достанется. Именно это его спокойствие и придало мне решимости.
– Давай, не тяни!
Чувствую, как мерцающая изумрудным, рука погружается мне в голову и начинает вытягивать мутные полупрозрачные нити, заплетшие мозг. И с удивлением наблюдаю, что вместе с нитями из головы Уколова вытягивается фиолетовая опухоль. Вижу искаженную болью гримасу на месте лица тезки, а потом боль достает и меня. Такая привычная и такая ненавистная.
***
Ни Строганов, ни Уколов не были людьми религиозными. И Богов или Бога поминали, как принято говорить, лишь всуе. Но то, что случилось с ними никак иначе, как божественным провидением или вмешательством какой-то другой высшей силы, объяснить нельзя. Да я и не пытался. Я даже не пытался понять, кем я теперь стал. Просто приняв тот факт, что обладаю памятью, способностями и навыками двух абсолютно разных людей.
Правда, с навыками я, пожалуй, погорячился. Тело не слушалось, порой выдавая без моего на то желания, какие-то судорожные непредсказуемые коленца. Да и насчет пси–способностей все совсем не понятно. Я просто боюсь их использовать, пока полностью не освоился с изменениями, произошедшими со мной. Самым правильным в моей ситуации было лечь в медкапсулу.
Но тут тоже есть огромное «но». Я не знаю, на какие действия она запрограммирована. Вдруг после лечения я выберусь оттуда с очередной закладкой? Вполне возможно, что эти страхи беспочвенны. А если нет? Я не хочу рисковать. Сейчас я не доверяю даже Искину Центра. Кто знает, какие императивы прописал в него старый лис. Вот и получается, что рассчитывать я могу только на себя. И даже это не самое хреновое. Я в этих развалинах замурован.
То ли беспощадное время поработало, то ли это последствия боев между сторонниками Императора и мятежниками, но, фактически, в рабочем состоянии остались только аппаратная с отсеком, в котором расположен мозг центрального искина. Медицинская секция с двумя медкапсулами и медицинским искином. Энерго-распределительный узел, с чудом функционирующими двумя каналами из почти трех сотен, ведущих к мантии земли, откуда и получает энергию все оборудование Центра. Кабинет директора, судя по развешанному на стенах огневому и белому оружию с гербом с головой льва, ставший личными апартаментами герцога. Да полтора десятка сервисных дроидов, следящих здесь за порядком и поддерживающих оборудование и прочую утварь в рабочем состоянии.
И все. Дальше разрушенные, заваленные породой коридоры, через которые мне как-то предстоит пробиться наружу. Попробовал пролезть через вентиляционные каналы. Не тут-то было. Узкие, зараза! Ерунда! Главное, есть вода и пищевые рационы из НЗ аппаратной и медицинской секции. Этих закаменелых отвратительного цвета давным-давно просроченных плиток, но пока еще съедобных (проверено), хоть и требующих перед употреблением многочасового вымачивания в воде, по всем самым оптимистичным прикидкам у меня на пару месяцев. А потом конец. Новая смерть. Только уже навсегда. Ну, может быть, еще недельку другую продержусь на укрепляющих медицинских растворах.
Но это уже самый крайний случай. Потому как, есть у меня подозрения, что в медкапсуле я задержался по причине негодных картриджей. Правда, существует шанс, что в процессе раскопок найду еще что-нибудь необходимое для выживания. Те же рационы, например. Но это лотерея. В общем, рассчитываю на два месяца и приступаю к работе. Вот же ирония судьбы, в моем распоряжении два совершеннейших Искина, дроиды, энергостанция, а раскапываться предстоит с помощью лома, сделанного из массивной металлической стойки, служившей опорой внутренним коммуникациям.
Так и потянулись мои однообразные дни и ночи, которые отсчитывал мне Искин. Подъем и легкий завтрак замоченной с вечера четвертинкой рациона. Шанцевые работы с небольшими пятнадцатиминутными перерывами. Самое смешное, руки-то помнят! Лом лег в ладони, как родной. Со студенческой практики ломом не орудовал, а стоило начать ковырять спрессованный грунт и навыки тут же восстановились. Дальше обед. Теперь уже половинкой рациона. Легкая медитация для восстановления сил. Опять шанцевые работы. Душ. Благо, дроиды сумели починить подогрев воды. Ужин. И аккуратные упражнения по восстановлению пси–навыков. Заодно привожу в порядок изрядно изношенное тело.
Глобально в организм пока не вмешиваюсь, латаю точечно: мозоли, растяжения, разрывы, внутренние микротравмы, полученные в результате тяжелого физического труда. К серьезным изменениям своей тушки перейду позже, когда выберусь наружу и решу проблему нормального питания.
На третий день догадался использовать для уборки породы дроидов. Я рою, они уносят. И почему сразу не додумался? Совсем мозги не работают! Эх, заставить бы еще этих многоножек копать! Но хлипкие они, не приспособленные для такой работы.
На исходе пятой недели докопался до жилых отсеков, вернее того, что от них осталось. Ну что же, запас везения я исчерпал при перерождении. Ничего полезного. Разве что синтетические технические комбинезоны, которые выдержали проверку временем. Да всякие личные ювелирные украшения. Есть даже вполне приличные. Только зачем они мне? Я бы сейчас их все отдал за хороший кусок жареного мяса. Или вареного. С овощами. А лучше тетерев запеченный с клюквой! Мой повар на Новой Сибири умел готовить таких тетеревов. А осетрина томленная в сливках! Ничего вкуснее не пробовал. Разве что Ленкины пельмени! И фаршированные перчики. И хлеба хочу. Теплого, ароматного и душистого. И чтобы сверху ломтик сыра со слезой. И обязательно маслина! Водочки еще. Немного. Стопочку. Холодненькой. Для аппетита. И огурчик... Какой огурчик?! Какого к чертям аппетита?! Я после этих дубовых рационов готов ношеный ботинок сожрать, если он будет из натуральной кожи!
Еще бы знать, что там наверху. Может радиоактивный ад, выжженная пустыня или вечные льды. Когда я был на Терре–8 последний раз, тут вроде бы царил палеолит и люди в шкурах с каменными топорами бегали за мамонтами. Если честно, не вдавался в подробности, не до того мне тогда было. Но что стало с планетой за эти шесть тысяч лет? Не такой уж и большой срок в исторических масштабах, но я верю в человечество. От каменного топора да ядерной бомбы мы добрались за каких-то пять тысяч лет. А учитывая агрессивность и суицидальные наклонности нашего вида... В общем, пока не откопаюсь, ничего не пойму и нечего голову забивать всякой ерундой! Копать, Дима! Копать!
Еще через пару дней добрался до технических ангаров, где, обнаружил два с небольшим десятка технических роботов. Как я им радовался! Как Робинзон Пятнице! Правда, поговаривают, что мистер Крузо своему напарнику рад был весьма своеобразно. Но мы с графом не такие. Да. Слава Богу или Богам, мое аристократическое Альтер эго, не смотря на все свои закидоны, понятия имеет с моими схожие. А то даже и не знаю, не ужились бы мы с ним.
С помощью ремонтных дронов удалось восстановить семь технических. Копать стало гораздо легче. Вернее копали теперь роботы, я только следил, чтоб старые механизмы не сбоили. Тем более, чем ближе к поверхности, тем меньше разрушений. Все чаще стали попадаться полностью целые помещения и коридоры. Значит причина повреждения внутренних уровней все-таки в столкновениях между сторонниками Императора и старика. Интересно, кто и зачем разрушил портальную? Теперь уже не узнать. А как бы все было просто. Один шаг – и я уже в Империи. А там легализоваться не проблема, меня специально для этого готовили. Разведка вновь открытых миров – моя профессия и я в ней был лучшим. Но чего нет, того нет. Так что копать, Дима! Копать!
Сократил потребление рационов. Стал комбинировать медицинские физрастворы и аварийные пайки. Состояние ухудшилось, но терпимо. Тем более мое владение биокинезом стало возвращаться к былым кондициям. Но чувствую, что уровень пси-энергии после слияния стал выше, значит и возможностей добавится. Только над этим еще предстоит поработать. Мне бы обучающие программы. Знаний хватает. В Академии учили на совесть. А вот навыки, если способностями не пользоваться, теряются, и восстановить их непросто, это не на велосипеде кататься. Ну да ничего, и с этим справлюсь. Главное выбраться из опостылевших коридоров.
Все! Сервисный люк в основную вентиляционную шахту. За ним десять метров подъема и свобода! Напрягая остатки сил, со скрипом проворачиваю штурвал замка. Да! Крутится! Только не заклинь! Пожалуйста! Откройся! Молюсь всем известным мне Богам. Встал, сука! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Рыча по–звериному, повисаю всем телом на ломе, используемом мной вместо рычага, и начинаю раскачиваться. Ну, давай же! Давай! Давай! Раздается мерзкий хруст, замок проворачивается и люк приоткрывается. В образовавшуюся щель сыпется земля с каким-то мусором. Неужели опять копать?! Не может быть! Я же чувствую движение воздуха. И запах! Да, этот одуряющий, сводящий с ума, запах хвои, травы, грибной сырости! Так пахнет лес! Ломая ногти, дергаю железную створку на себя и, не соображая, что делаю, гребу, сдирая ладони, проклятую мокрую землю, перемешанную с хвоей, прелыми листьями и еще чем-то неприятным. Странно, почему за столько лет шахту не засыпало полностью?! Протискиваюсь в образовавшийся лаз. Здесь сквозняк. А запах леса и... реки? Да точно, реки или озера и еще чего-то неприятного, становится еще сильней. Буквально взлетаю по аварийной лестнице наверх. Мелькает мысль: «Хорошо, что шахта и лестница сделаны то ли из керамики, то ли из пластика. Были бы металлические, давно сгнили бы». Строили в Империи на тысячелетия. А вот и причина, почему внизу так мало земли. Я оказываюсь в вырубленной в скале пещере. То, что пещера рукотворная, говорят ее идеально ровные своды, кое-где сильно выщербленные временем, но, тем не менее, частично сохранившие свою первоначальную форму. Пол и стены покрыты птичьим пометом и перьями. Так вот, чем так воняет! Бросаюсь, оскальзываясь на вонючей корке к виднеющемуся неподалеку узкому, заросшему чахлыми кустиками, невесть как цепляющимися корнями за каменистую почву, выходу из пещеры. И едва успеваю затормозить, чтобы не рухнуть вниз. Из горла вырывается хриплый восторженный мат.
В метрах десяти подо мной широкой, мощной, темно-серой лентой несет свои воды широкая река. С моей стороны берег высокий, скалистый. С противоположной пологий. Плавно поднимающаяся от воды изумрудная полоска заливного луга с раскиданными там и тут, принесенными половодьем корягами, резко сменяется темно-зеленой, почти черной тайгой. Вытянув шею, пытаюсь выглянуть наверх. Нет, ничего не видно из-за нависающего над узеньким входом в пещеру карниза. Зато видно небо. С низкими свинцовыми тучами, стремительно несущимися навстречу течению реки. В полном раздрае чувств только сейчас замечаю, что основательно продрог от холодного, пробирающего до костей ветра. Интересно, какое сейчас время года? Судя по яркой сочной зелени, лето. Но почему так холодно? Хотя у нас в Сибири в летнее ненастье бывает и холодней. А, ведь, похоже! Может, и правда, Сибирь?! Хорошо бы! Если и нет, то что-то очень близкое! Боги, или вселенский глобальный разум или кто там из высших сил, что привел меня сюда, если вы меня слышите, пусть это будет Сибирь! У меня и так не осталось ничего. Даже меня прежнего не осталось. Так пусть хоть место, куда я вашей волей попал, будет мне хоть чуточку родным?! И словно в подтверждение, что мои слова услышаны, ветер резким порывом пробежался по верхушкам деревьев, небо осветилось ослепительной синей вспышкой, и яркий росчерк молнии с оглушающим грохотом вонзился в скалы где-то неподалеку от меня. В воздухе запахло озоном. И буквально тут же на тайгу, реку, скалы обрушились тугие потоки дождя.
– Спасибо, спасибо, спасибо, — дрожащие от озноба губы шептали слова благодарности неизвестно кому, а лицо покрылось влагой. То ли от капель дождя, залетавших в пещеру вместе с ветром, то ли от слез. Я не знаю, как сложится моя жизнь здесь, на Терре–8, есть ли здесь цивилизация, или до сих пор по лесам бегают завернутые в шкуры дикари с дубинами и копьями, а может, и их тут нет. Но от этой грозы, от мутной пелены дождя практически полностью скрывшей от меня лес и реку, веяло чем-то таким родным, что хотелось верить только в хорошее. Я до боли в легких втянул в себя дурманящий свежестью воздух. И на пределе сил, выплескивая все напряжение последних дней обеих своих жизней, боли слияния сознаний и неопределенности грядущего срывая голос заорал:
– Спасибо!!!
Глава 3
Чувство полного опустошения и апатия навалились на меня, едва я спустился обратно, в ставшие мне фактически домом отсеки Центра. У меня хватило сил скинуть грязный изорванный комбинезон, принять душ и, едва добравшись до дивана в кабинете старого лиса, я тут же провалился в сон. Утро, вернее то, что я считал утром, с астрономическим временем еще предстоит определиться, но это мелочи, так вот, утро принесло мне ощущение радостной легкости и волшебства. Забытое, оставленное в далеком детстве чувство. Сложно описать мое состояние. Это не было эйфорией, от которой теряешь голову. Скорее любопытство и ожидание чуда от познания нового мира, открывающего перед тобой свои секреты. Мне не терпелось сделать свой первый шаг в этот неизведанный мир. Но я давно не ребенок, во мне перемешан жизненный опыт двух взрослых мужчин. И тем необычней был этот восторг. А если принять во внимание, что за плечами Строганова несколько десятков разведанных миров, то, скорее всего это чувства, доставшиеся от Уколова.
Я давился осточертевшим рационом, а мысли метались в голове, перескакивая с одной на другую, буквально сводя с ума. Кто я? Как мне теперь себя называть? Что там наверху? Как подняться наверх? Или спуститься вниз до реки и там уже искать проходы к тайге. А почему к тайге? С чего я решил, что с моего берега тоже тайга? Может лесостепь? Или горная гряда? Надо взять с собой оружие! Почему мне не пришла эта мысль раньше? А еще что? Сколько времени займет разведка? Надо ли идти далеко или ограничиться осмотром ближайших окрестностей? Есть ли тут люди? А звери? Какие? А если, пока меня нет, в Центр проникнут посторонние? Люди или хищники! Тогда должен сработать протокол безопасности.
Но что на уме у старого Искина, какие закладки оставил Лейонхуфвуд? Почему я не задумывался об этом раньше? Почему я так параноидально хочу выбраться отсюда, забыв буквально обо всем? Неужели все-таки я потерял разум? А как проверить? Медкапсула? Нет! Пока не удостоверюсь, что с ней все в порядке, ложиться туда не буду. Да и не поможет она в этом случае, тут придется как-то разбираться самому. Все тесты, которые знал граф, я прошел. Но это ничего не значит, тут нужен специалист. Слишком большие изменения произошли со мной. Как на физическом, так и на энергетическом и ментальном уровнях. Я теперь совсем другой человек. Какой другой? Что я о себе знаю? Кто я теперь?
Так, пошло по второму кругу. Надо успокоиться!
Я с удивлением обнаружил, что сижу с пустой тарелкой. Не заметил, как все съел. Хоть какой-то плюс от моих метаний! Последние дни от рационов меня просто воротило, а тут залетело, и не почувствовал! Нарочито спокойно отставил пустую посуду и закрыл глаза. Энергопотоки буквально взрывались всполохами зеленого. Почему? Эмоциональный взрыв сказывается? Такое ощущение, что я пытаюсь прорваться на следующий уровень по емкости пси-энергии, но что-то не дает. Силой воли и разума начинаю успокаивать бьющуюся во мне энергию.
Заученной с Академии техникой прохожу по каналам, словно невидимой рукой гладя ретивого зверя, норовящего вырваться. С неохотой биоэнергия поддается, медленно успокаиваясь и тягуче растекаясь живительным потоком по всему телу, наполняя его силой, свежестью и бодростью. Необычные ощущения, раньше такого не было. Откуда такие пиковые явления? Надо будет поискать в сохранившихся базах данных Центра, может, найдется какая-то информация о подобных явлениях в организме. Строганов с таким не сталкивался и даже не слышал ни о чем похожем. Но это не показатель. Граф разведчик с навыками полевой медицины, а не ученый.
В конце концов, как бы мне ни хотелось сегодня выбраться в большой мир, пришлось поход отложить. Сделал ревизию коллекции оружия старика Лейонхуфвуда. Всякие шпаги, мечи, сабли, хоть и в прекрасном состоянии, но мне ни к чему, разве что вот этот топор пригодится. Снял со стены увесистый топорик, что-то среднее между индейским томагавком и скифским сагарисом. Не лучший вариант для лесного похода, но другого нет. Ну и нож. Самый простой охотничий. С пожелтевшей от времени костяной рукоятью с затертой руками росписью. Как он оказался тут, среди коллекционных экземпляров, мог бы рассказать только старик. А вообще, так характерно для герцога. Потерять все, остаться в одиночестве в полуразрушенном научном центре на дикой планете. И все что его волновало на тот момент – месть и коллекция оружия.
– Искин, в каком состоянии стрелковое оружие?
– В прекрасном, господин граф! Отсутствуют рабочие батареи для энергетического и боеприпасы для кинетического оружия. За исключением стрел и арбалетных болтов.
Что это, в механическом голосе послышалась гордость?! Эмоции у искусственного разума?! Это невозможно! Моя паранойя взвыла зверем. А что если старик сумел прописать свою ментальную матрицу в систему Искина? Как? Да откуда я знаю! Невозможно? Наше перерождение тоже из области невозможного. Мысли опять заметались, отдаваясь болью в голове. Да, нет! Бред! Ну, а вдруг?! Спина покрылась липкой испариной, руки затряслись. Повинуясь поднявшемуся из глубины воспаленного разума ощущению неправильности происходящего командую:
– Императив ноль. Полная перезагрузка, сброс настроек до заводских – и на меня обрушиваются мертвая тишина и абсолютная тьма. Что я наделал! Зачем? А если он не запуститься? Собственными руками, повинуясь приступу иррациональной фобии, уничтожил Искин.
Спустя несколько безумных часов, или суток, в этой вязкой темноте я потерял ощущение времени, моргнули огоньки пульта, потом постепенно начал загораться свет в помещениях, послышалось мерное гудение вытяжных вентиляторов.
– Искин номер, – последовало длинное перечисление цифр и букв, – к работе готов. Представьтесь и обозначьте мои задачи.
– Полковник гвардии, Вечной Империи граф Т’Лин. Задача – максимальное восстановление жилых и технических модулей научно-исследовательского центра Департамента дальней разведки «Терра-8»
***
Нет! Надо выбираться отсюда в мир. Я просто схожу с ума. Или уже сошел? Поймал себя на том, что я истерично подхихикиваю, проверяя арбалет. Ничего сложного, у меня примерно такой же был в имении. Тут же, в стеклянном герметичном стенде, где и висели арбалеты, стоят роскошные пеналы с болтами, инсертами и наконечниками. Каждое изделие произведение искусства. В шкафчике под стендом различный обвес и ЗИПы. То, что надо! Обычные тяжелые болты, латунные инсерты, четырехперьевые охотничьи наконечники. Запасные тетивы, блоки, масленки.
Пробежался и по остальным шкафам. Все то же самое только для огнестрела и энергетического оружия. Надо что-то придумать с боеприпасом. Арбалет – решение временное. Зверя, пожалуй, даже крупного остановит, а вот против людей слабоват. Конечно, для каких–нибудь дикарей с копьями и дубинками достаточно будет, но и тут могут просто числом задавить. Впрочем, пока сойдет и так.
Монотонные действия, связанные со сборами и приведением оружия и экипировки в порядок немножко успокоили разыгравшиеся нервы. Появились сомнения, а действительно ли я слышал живые интонации в голосе Искина? Может, напридумывал себе. Но все равно по спине нет-нет, да и пробежит холодок. И даже непонятно, что меня пугает сильней — обретший личность Искин или собственное безумие.
Нет. Правильно я отдал команду на перезагрузку. Наверное, многое потерял и когда-нибудь пожалею об этом, но до того момента надо еще дожить. Библиотеки, данные, информация. А так ли они мне нужны? Пока не знаю. Но в любом случае, оставь все как есть и я бы просто сошел с ума. И так не совсем уверен в собственной адекватности.
В конце концов, отбросив бессмысленные заумствования, решил, что пора, надо идти. Лучше уже не подготовлюсь. Вместо рюкзака инженерный ранец, из которого я безжалостно вытряхнул инструменты и тестеры, заменив их термоодеялом из аварийного комплекта, фляжкой с водой и двумя плитками рациона. Неизвестно сколько времени у меня займет поход и удастся ли мне разжиться добычей и есть ли она в принципе здесь. Автоматическая аптечка с антидотами, антибиотиками, обезболивающими и прочими препаратами и перевязочными средствами. Ясно, что просроченная, но другой нет. Эх, где ты тактический комбинезон разведчика, принадлежащий когда-то графу? Там все эти приспособления и еще всякая всячина необходимая для комфортного выживания встроена непосредственно в ТКР. Сгинул на Терре-4 вместе со Строгановым.
Сейчас я одет в обычный инженерный комбинезон. Он прочнее медицинского и черный цвет в отличие от белого не так будет бросаться в глаза. Такой же комбез лежит в ранце. Веса и объема он отнимает немного, а запасная сухая одежда не помешает. С обувью сложней, но думаю монтажные ботинки, что сейчас на мне, выдержат испытание тайгой. Лишь бы я выдержал их тяжесть и полную непригодность для дальних переходов. А вот огонь развести просто нечем. Пришлось для этих целей вытаскивать линзу из оптического прицела винтовки. Пока коллекция оружия старика, была самым ценным моим активом.
Вот тоже еще одна загадка, которую предстоит решить. Почему что-то из оборудования прекрасно сохранилось, а что-то от времени рассыпалось в труху? Да и вообще, после разведки окрестностей и решения пищевого вопроса, надо будет заняться более тщательным осмотром доставшихся мне богатств. Ну и оставшиеся помещения раскопать неплохо было бы. Хотя в рамках поставленной задачи этим должен заняться искин. Но не доверяю я этой железяке.
***
Стоило открыть вентиляционный люк, в лицо дыхнуло свежестью с запахами реки и леса и, конечно же, птичьего помета. А об этом-то я не подумал. Там внизу, под землей у меня свое время. А здесь, на поверхности свое. И сейчас тут ночь. Несмотря на не очень приятный запах в пещере, вниз спускаться не хотелось. Подстелив на камень одеяло, уселся на край обрыва, свесив вниз ноги. От реки тянуло прохладой. Слышалось как играет в воде рыба. Крупная, судя по мощным всплескам. Из леса раздавались крики ночных птиц. Низко и протяжно заревел зверь. А ведь похоже на лося. Задрав голову, уставился на звездное небо. Сердце радостно екнуло. Дракон, Цефей, Малая Медведица, чуть ниже и в стороне из-за нависающего карниза выглядывает ее большая сестра.
Сколько раз на рыбалке я видел точно такое же небо. Неужели на Земле? Вернее то, что на Земле это точно, вопрос только, на какой. Моей родной или параллельной. Знание, что это Терра–8 по классификационному справочнику Империи ничего не дает. Оставленный мной мир мог быть и Террой–8 и четыре и пять. Да каким угодно! Даже не входящим в имперскую зону влияния. И созвездия будут совершенно одинаковые. И история полностью совпадать, вплоть до самых незначительных мелочей, только со сдвигом по времени. Наука это допускает.
В дебри физики и математики, доказывающие теорию существования Метавселенной, я никогда не лез. Знал только, что есть такая и все. А графу, вообще, было достаточно того факта, что параллельные вселенные существуют. Да что там говорить, его родная Новая Сибирь была отражением центрального мира Империи только с разрывом на несколько сотен лет назад. А моя родная Земля, по всей видимости, такое же отражение, только с еще большим сдвигом по времени и большим расхождением по историческим реалиям.
Я впитал в себя жуткий коктейль из мировоззрений этих двух людей, что явно не пошло на пользу моей психике. Все эти панические атаки, страхи, сменяющиеся восторженной эйфорией. Ой, совсем нелады с головушкой. Тут работа для психолога-менталиста, а не для биокинетика. Только где его взять-то? Одна надежда, со временем все образуется.
Постепенно небо начало тускнеть, над тайгой заискрились робкие золотистые лучики солнца. Природа сменила свою музыку. Защебетали совсем другие птицы, над водой, стремительно рассекая воздух, засуетились юркие стрижи, спустя несколько минут к ним присоединились неторопливые чайки. Парочка таких, обдав меня ветром от крыльев, с возмущенным криком вылетела из глубины пещеры. Резко развернувшись, они с явной агрессией устремились в мою сторону, но словно что-то увидев во мне, поменяли направление и со снижением ушли к воде. Странное поведение, но кто их, птиц, поймет.
Я с улыбкой наблюдал за этим пернатым бедламом. Темно–зеленый лес и изумрудные прибрежные луга, подсвеченные утренним солнцем, золотистые блики на воде, птичий гомон, мягкий ветерок, бездонно–синее без единого облачка небо. Ничего не напоминало о вчерашнем буйстве стихий. Все это было настолько прекрасно, восхитительно, радостно и жизнеутверждающе, что мои ночные тяжелые мысли и страхи исчезли без следа, тело переполнилось бодростью, а в груди теплом разливалось предвкушение приключений. А я-то, оказывается, авантюрист.
***
Теперь мне предстояло самое главное, выбраться из пещеры. Задача нетривиальная, учитывая крутизну склонов и бьющуюся внизу о скалы пенным потоком реку. Практически без снаряжения, без страховки. Вернее страховка есть – монтажный пояс и металлические тросики, служившие растяжкой для крепления энерговодов. Привяжу один к ступеньке в вентиляции, и нормально будет. Главное в реку не свалиться. Но лучше обойтись без падений, побиться о скалы тоже удовольствие так себе. Десять метров высота не такая уж и большая, но поломаться можно прилично. Но зато, как щекочет нервы. Можно было, конечно, попробовать сделать крюки и карабины из подручных средств. Но мне просто не терпелось выбраться в новый мир. С отвращением посмотрел на свои монтажные ботинки. Ну, уж нет. Скидываю их и привязываю к ранцу. Чувствую ступнями холодный гранит и острые камешки. Неприятно, больно, но лучше так, чем не чувствовать куда и как ставишь ногу.
Распутываю троса. Один опускаю вниз, прикидывая расстояние до реки, оставив метра три выше кромки воды привязываю, второй конец к ступеньке. Поднимаю трос и цепляю его к поясу. Второй трос аккуратно сматываю восьмеркой, когда-то укладывать так веревки научил меня хороший товарищ, буквально силком затащивший меня в горы, где я и остался душой навсегда. Этим тросом привязываю рюкзак к поясу, чтобы потом вытянуть его наверх. Арбалет с болтами за спину. Неудобно, увеличивает шанс сорваться, но оказаться, пусть на непродолжительное время, в незнакомой местности без оружия не хочу. Свесившись почти по пояс из пещеры, оглядываю скалы, намечая маршрут. Все не так уж и страшно. Это не гладкий монолит. Гранит буквально усеян трещинами, выступами, карнизами. Ну, все, пора! Цепляюсь пальцами за уступ и нащупываю ногами небольшой карниз внизу. С него я начну свой путь в новый мир.
Жизнь прекрасна и удивительна! Я лежу на краю утеса и смотрю в прозрачное небо. Арбалет под рукой. Но он вряд ли понадобиться, до опушки леса метров сто каменистой почвы с чахлыми кустиками. Зверью здесь делать нечего. И присутствия человека тоже не наблюдается. Ни дымка, ни мусора, вечного спутника цивилизации, ни белых следов от пролетающих самолетов в небе. Ничего!
Но все-таки, как тяжело мне дался этот вроде не сложный и не такой уж затяжной подъем. Когда я последний раз так выкладывался на склоне? В две тысячи первом, когда на Хан-Тенгри ходили? Но там был семитысячник, а тут от силы метров двадцать прополз. Пожалуй, да. Потом были только несложные семейные походы с женами и детьми.
Непривычное к таким нагрузкам тело гудит, руки и ноги трясутся, сбитые об камни ступни кровоточат и саднят, пульсируя мутно–зеленой, противного болотного цвета энергией. Не задумываясь, привычно гоню свою пси–энергию к ногам и с удивлением чувствую как ссадины, зудя, начинают затягиваться. Не выдержав, чешу ступни, сдирая ногтями кровяные корочки, под которым оказывается светло-розовая свежая кожица.
Да я же волшебник, черт побери! Я знал, что так должно быть, что навыки биокинеза передались мне с личностью графа, но все равно это было удивительно! Развлекаясь, начинаю гонять энергию по всему телу. Ощущение легкости, сменяет эйфория, вслед за которой приходит головокружение. Дышать становится тяжело, сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Перебор, однако. С такими экспериментами надо быть осторожней.
Отдышавшись, встаю и вытягиваю наверх ранец. Отвязываю и натягиваю ботинки, трос креплю к торчащему верх выступу и маскирую место крепления камнями и щебнем. Со временем надо будет что-то придумать с доступом. Не будешь ведь лазить постоянно туда и обратно по веревке. Ранец на плечи, арбалет в руки. А я же чайник! Оружие-то не взведено. Хорошо, что никому я тут не понадобился. А вдруг?! Кисло бы пришлось. Может быть, с помощью биокинеза и отбился, если бы вспомнил, как. Все что я с ней вытворяю, пока больше на интуитивном уровне. Знания, как это работает есть, а вот, что нужно сделать, чтобы это заработало, никак не придет.
Надо быть пособранней, я сейчас фактически на враждебной территории, пока обратное не доказано. А значит, любование красотами природы и посторонние мысли потом. Внимательно оглядываю опушку леса. Это необходимо было сделать, едва выбрался наверх, но расслабленность от насквозь мирного пейзажа взяла верх над осторожностью. Надеюсь, больше такую ошибку я не совершу. Глупо пройти через двойное перерождение, выбраться из руин артефакта древней техно–магической цивилизации и погибнуть в зубах хищного зверя или от руки аборигена.
Передо мной раскинулся обычный сосновый бор. Не очень частый. Кое-где виднеются сломанные ветром или снегом деревьям. Тишина и покой, если не считать пения птиц. Вглядываясь в кромку леса, медленно двигаюсь к опушке. Осторожничать уже поздно, но во мне опять проснулась паранойя. Кажется, что из лесного сумрака в меня кто-то целится. Подхожу поближе и стремительно бросаюсь к ближайшему дереву, прижимаясь к стволу спиной. Сердце бьется, норовя врываться из груди, дыхание тяжелое, пот струится по лицу и спине. Да что же это такое! Буквально силой выталкиваю себя из-за укрытия.
Эти страхи становятся невыносимыми. И самое хреновое, ума не приложу, как с ними бороться. Неужели, убирая закладку старика, я что-то нарушил в собственных мозгах? Стоп! А как вообще я ее смог убрать?! Я же не менталист. Мой максимум это техника глубокой медитации. Как два моих сознания смогли разобраться, что и где надо искать? Медленно оседаю на мягкую хвою, сплошь покрывающую землю. А была ли закладка? Может все это отголоски моих блужданий по закоулкам двух сознаний. Логи! Надо проверить логи медкапсулы! Почему я не сделал это сразу?! После того как пришел в сознание, я всего дважды заходил в медотсек, когда проводил ревизию свих скудных активов и потом, собираясь на разведку местности.
Страх! Очередной страх! Я боюсь снова попасть в капсулу и погрузиться в боль и невыносимые, мучительные переживания прошлого. Виски заломило. Этим озарением словно потянув за кончик нити, я начал распутывал хитрые узлы, опутавшие мою душу. Не скажу, что мне тут же стало легче. Но я хотя бы понял, что делать и как справиться со своей бедой. Или это очередной обман? Самовнушение? Нет! Хватит! По возвращению, надо просмотреть логи медкапсулы и хорошенько осмотреть кабинет герцога, возможно найдется еще что-то, что успокоит мои расшатанные нервы. А пока разведка местности.
Голова думала об одном, а руки в это время поднимали заряженный арбалет. Щелчок тетивы и спустя мгновение метрах в семидесяти от меня, теряя перья, с дерева падает птица. Как я ее заметил, как попал с первого раза?! Ума не приложу! Мое тело в этот момент мне не подчинялось, исполняя на автомате вписанные в него навыки. Я делаю стремительный бросок к слабо трепыхающейся добыче. Ничего себе выстрел! А граф-то силен, оказывается! Четырехлезвийный наконечник на крупную дичь оторвал птице голову и часть шеи, практически не повредив небольшую, сантиметров 30–40 черную в мелких пятнышках тушку. Рябчик? Да какая разница?! Это мясо!
А вот с добычей огня надо что-то придумывать. А то получается довольно-таки жалкое зрелище. В моем распоряжении искусственный интеллект, фантастические дроиды, различные артефакты техно-магической цивилизации. Правильней, конечно техно-псионической. Или псионной? А не все ли равно? Магической привычней.
А я вынужден разжигать костер при помощи линзы, варварским способом выковырянной из оптического прицела коллекционной винтовки. Прямо как Сайрус Смит на необитаемом острове. Правда, находчивый инженер раскурочил часы. Да вот закавыка-то, провернуть такое можно только в погожий солнечный день, а если будет пасмурно или понадобится развести огонь ночью? Пробовать способы далеких предков, колотя друг о друга камнями или накручивая деревяшку? Теоретически я даже знаю, как это делать. Но, как совершенно справедливо заметил Александр Васильевич Суворов: «Теория без практики мертва», не думаю, что у меня сразу получится хоть что-то, а проблема существует здесь и сейчас. В общем, придется искать и экспериментировать, может что-нибудь и получится придумать. Первое, что приходит в голову – энергоэлементы дроидов, но очень уж они громоздкие, чтобы таскать их с собой. Надо поискать что-то поменьше.
Все-таки плохо учили графа в этой его Академии дальней разведки. Стрелять из всего научили. Белым оружием владеть, но тут он и сам умел неплохо, аристократ как-никак. Ездить, летать, плавать, на всех видах имперской техники. Биокинезу обучили на отлично. Теоретически я могу, как лечить, так и убивать с помощью полученных от графа способностей. Только опять же таки применять на практике свои знания надо учиться. Как же мне не хватает учителя или хотя бы тренажеров каких-то. Во всех читанных на Земле фантастических романах главному герою везло с обучением. Медкапсула, нейросети, базы И вот уже главгер строит суперкрейсер и нагибает галактику. А у меня знания есть, а навыков их использования нет. Техника продвинутая, вроде, тоже есть, только использовать ее как бы и негде. Это как дать неандертальцу микроскоп. Красиво, блестяще, статусно, но совершенно бесполезно.
Пока предавался своим не совсем оптимистичным мыслям, подошло время доставать из углей дичь. Ах, как же была нежна и вкусна эта неизвестная птичка! И плевать, что слегка пригорела и обуглилась шкурка, да и аромат из-за сосновых дров оказался не очень. Это если привередничать. Я же был рад первой нормальной еде в новом мире. Эх, сейчас бы еще чайку! Но заварки нет. Надо будет найти дикую малину или смородину, можно еще травок насобирать. Зверобой, душица, мята - отличная замена традиционному чаю.
Дальнейший поход шел размеренно, без каких бы то ни было происшествий. Разве что гнус и комары доставали. В следующий раз на выход надо придумать что-то типа москитной сетки на лицо. Скальная гряда у реки, через несколько сот метров начала полого спускаться в заросшую кедрачом, сосной и пихтой низину, по дну которой протекает прозрачный ручей. Топкий берег испещрён следами животных. Кабан, олень, лиса... Ого, медведь! Опасный сосед. Тем более против Хозяина я со своим арбалетом буду выглядеть бледно. Правда след затоптанный, старый, да и помет не попадался на пути. Может мишка тут транзитом проходил? Вряд ли, конечно. Звери они в основном оседлые и путешествовать не особо любят. Только по необходимости. И настроения им такие походы не добавляют. В принципе, ничего особо страшного нет, просто внимательней надо быть. Ну, это и так в моем случае актуально.
Неподалеку послышалось характерное похрюкивание и повизгивание и на берег ручья выскочило стадо кабанов. Три взрослые самки, семь годовалых подсвинков и штук пятнадцать полосатиков. Как можно незаметней скрываюсь среди деревьев. Кровососущая нечисть, словно чувствуя, что отгонять их я сейчас не могу с удвоенной силой бросается на меня. «Это просто праздник какой-то!» – раздается в голове голос бородатого эксплуататора несчастных кукол. Вскидываю арбалет, целясь в отбившегося от стада подсвинка. В голову приходит мысль проверить свои способности. Пытаюсь рассмотреть животных при помощи своих пси–способностей. Ох, твою ж! Все пространство передо мной вспыхивает всполохами ослепительно–яркой зелени. Закрываю глаза и мотаю головой. Нет! Лучше пока этой фантастической магией-шмагией не пользоваться.
Арбалет к плечу, щелчок и пронзительный визг раненого животного разрывает мирный покой леса. Стадо срывается в чащу. Подранок, пошатываясь и чуть отставая, спешит следом. Ничего, догоню. Не торопясь перезаряжаюсь, подбираю пробивший зверя навылет болт, (а машинка-то мощная!), и иду по кровавому следу. Стадо ушло напрямик, оставляя за собой вспаханную копытами хвою. А вот моя добыча начала петлять, пятная землю крупными алыми каплями. Метров через сто нахожу отбегавшего свое подсвинка. Живем! Сегодня у меня пиршество. Второе по счету.
– Чудесно! Чудесненько! Просто праздник какой-то! – бормочу себе под нос, прилаживая тушку к нижним ветвям кедра. Нож с усилием пробивает шкуру и входит в сердце, резким резом довожу его до хребта. Сгустки крови плещут на землю. Настороженно смотрю по сторонам и на прислоненный тут же к стволу дерева взведенный арбалет. Как бы на запах крови не пришли конкуренты. Кто знает, какие хищники тут бродят помимо медведей. Не теряя бдительности, нарубаю лапника и снимаю на него подсвинка. Делаю все спокойно и привычно, будто не в первый раз. Хотя, конечно, граф-то был заядлый охотник. Да и Уколов охоты не чурался, правда, инженер, в отличие от Строганова, все больше с друзьями уточек пострелять. На серьезную дичь и не ходил ни разу.
Разделка туши заняла от силы полчаса. Потроха выкинул в ручей. Оставлять на земле не стал. Набежит зверье, а мне такое соседство не нужно. Перетаскиваю куски мяса подальше от места разделки и развешиваю повыше на ветках. Надо найти место ночлега, а потом уже вернуться за ним. Чем я занялся.
***
Вечер прошел в работе по обустройству лагеря. Хорошо, что подходящее место нашлось довольно быстро – небольшая полянка на вершине холма. Когда-то здесь стояла большая сосна, но молния, ударившая в нее, вызвала пожар, часть леса на холме выгорела. К счастью, ливень не дал распространиться огню дальше. Сейчас черная земля уже покрылась клочками травы и торчащими тут и там небольшими, не больше метра сосенками и кедрами. Еще несколько лет и тайга вернет здесь свои утраченные позиции. А пока тут чудесное место для стоянки. Хорошо просматриваемые подходы, ветерок не дающий разгуляться комарью и гнусу, обилие дров.
Второй раз за день пожалел, что не придумал взять с собой какой-нибудь аналог котелка. Не пришло в дырявую голову. Еще один тревожный симптом. Не должен я допускать такие промахи даже в мелочах. А тут, будто какие-то провалы в памяти и полная несуразица в действиях. Возможно, надо было отсидеться в укрытии до полного восстановления. Но кто знает, будет ли оно, когда отвратительные рационы и тесные отсеки уже опостылели, и нет доверия к технике тебя обслуживающей.
Кабанчик был прекрасен! Даже прекрасней рябчика. Наелся я до отвала, еще и на следующий день осталось. Что–что, а с дичью проблем у меня теперь нет. Тайга буквально кишит зверьем. С одной стороны это хорошо, а с другой, такое изобилие означает, что человек тут редкий гость. Да и не попалось мне за весь день следов присутствия людей. Прекрасно, если причиной тому дикие места, в которых я оказался. А если нет? Провести остаток жизни в одиночестве так себе перспектива. Опять истерика? Да что же это такое?! Настроение скачет, как у беременной женщины! Осточертели уже эти качели!
Постепенно стемнело. Сам не заметил, как задремал. И хоть спал тревожно, вполглаза, выспался хорошо. Утром подняло переливчатое пение какой-то пичуги. Позавтракал холодным мясом, остатки завернул в траву и упаковал в ранец, не должны пропасть за день. А к вечеру еще кого–нибудь подстрелю. Думаю, сегодня еще пройду немного вглубь тайги, переночую в лесу, а завтра надо возвращаться. Разведать подходы к реке, пройтись вдоль берега и пока хватит. В низину без необходимости решил не спускаться, очень уж много там мошки. Пойду по верху. Только надо постараться избегать открытых мест, так, ради осторожности. Мало ли.
Часа через два неспешного пути, а быстро бы и не получилось, тайга не парк отдыха, что-то странное, выбивающееся из общего пейзажа чуть в стороне, привлекло мое внимание. Сколько не вглядывался, что же это могло быть, так и не понял. Решил подойти поближе. Обычный, такой же как и вчера лес. Сосны, кедры, пихты. Серые, покрытые густым темным мхом валуны. Что же привлекло мое внимание? Настороженно вглядываюсь в бурелом перед собой. Если что-то и есть, то только за ним. Здесь не пройти. Перепрыгивая по сваленным стволам, двигаюсь вдоль завала. Странно, откуда он тут взялся? Ага, кажется, здесь можно пройти. Делаю шаг и замираю, присев. Взгляд обыскивает пространство впереди. Тихо! Медленно поднимаюсь и осматриваю открывшуюся передо мной картину.
Казавшийся со стороны природным бурелом оказался искусственно созданной засекой. Рубленые кое-как пни торчат темными столбиками и глазеют на меня узкими щелочками глаз с грубо высеченных, словно изборожденных морщинами лиц. А позади этой лесной стражи на срубленных стволах высотой около 1,5–2–х метров виднеются аккуратно сложенные из древесной коры и веток низенькие шалашики, напоминающие избушку на курьих ножках из детских сказок. Одни совсем старые, но ухоженные, другие свежие, судя по цвету древесины, сколоченные совсем недавно. И я даже знаю как они называются. Это арангасы. Я стоял посреди кладбища. А значит, люди здесь все-таки есть!
Глава 4
Не знаю, насторожила меня моя находка в большей степени, или обрадовала. Подспудно я был готов к тому, что рано или поздно встреча с людьми неизбежна. Знакомое звездное небо, совершенно одинаковая природа, животные, растения, да и воспоминания графа говорили о том, что Терра-8 точная копия моей Земли. Да моей. Все-таки в большей степени я остался обычным инженером-строителем, нежели Его Светлостью графом. Далеки от меня все эти аристократические заморочки. Видимо, что-то сильно повредил я в личной матрице графа, убирая якобы закладку его начальника.
Хотя, справедливости ради, замечу, что на того Дмитрия Никитича Уколова, который остался в моих воспоминаниях, нынешний я похож мало. Да и были ли все эти люди в моем прошлом? Очень все непонятно и фантастично. Да и головушка у меня явно не в порядке. Вполне возможно, что лежу я сейчас в Первой нейрохирургии и ловлю галлюцинации, обколотый наркотиками. Последние дни только на них и держался. Слишком невыносимыми стали боли.
Но какие реалистичные глюки! И интересные. Перечитал я фантастики, видать, в свое время. Искины, медкапсулы, дроиды, псионика... Нейросети Древних только не хватает. Несправедливо! Сейчас бы загрузил себе базу следопыта-спецназовца, выследил аборигенов и стал бы у них верховным жрецом или даже Богом. А прекрасные дикарки наперебой предлагали бы мне свои роскошные тела.
– Твою мать! – прошипел я, стряхивая с ботинка чье-то свежее, неимоверно вонючее дерьмо, — Следопыт херов, недоделанный!
Ну а что?! Пока я выглядывал опасности по сторонам, не заметил огромную кучу у себя под ногами. И это было бы смешно, если бы не было так грустно. Вот как так получается? Я, навскидку, с пятидесяти метров могу отстрелить из арбалета небольшой птичке башку и совершенно не умею ходить по лесу. А должен уметь. Что Строганов, что Уколов с лесом были знакомы не понаслышке. Граф, так вообще, был заядлый охотник. Тогда почему какие-то знания и навыки передались в полной мере, а какие-то совершенно не сохранились? В памяти осталось только то, что они у меня когда-то были.
Пришлось идти к ручью отмываться. Саму разведку решил не откладывать и выполнить то, что задумал осмотреть изначально. Все равно сделать это необходимо, так какая разница, сегодня-завтра или через неделю, или месяц. Вечно отсиживаться в подземельях Центра не получится. На контакт с людьми идти придется. Просто надо подумать, как это лучше сделать. Хотя, что тут думать, будет, как будет. Главное, чтобы аборигены не очень агрессивные были, воевать в одиночку не хочется, да и не получится. Рано или поздно, просто задавят массой. Да и не надо им этого. Лишат возможности охотиться и все, сам сдохну от голода. Так что надо договариваться. Лишь бы неизвестные дали возможность начать диалог, там уже проще будет.
До вечера осмотрел берег, нашел пару относительно пологих подходов к реке. Странно, но судя по всему, люди здесь не бывают. Следов животных полно, а вот человеческих нет. Зато медведь сюда наведывается частенько. Все истоптал косолапый. Значит, все-таки местный Хозяин. Вернее Хозяйка. Потому что рядом с большими следами, оказались еще и маленькие. Медведица с медвежатами. Не самое лучшее соседство. Мелькнула даже мысль, что неплохо было бы радикально решить вопрос с такими неудобными соседями, но тут же пропала. Жалко стало, наверное. Посмотрим. Может, и уживемся вместе. Вахтовики вон уживаются как-то. Да и в селах глухих, мишки частые гости. И ничего.
***
Потянулись однообразные дни. Первое время на поверхность выбирался не часто, большую часть времени проводил в своих подземельях. Занимался тренировкой пси-способностей. Исследовал помещения на предмет полезностей. Искин вел себя, как и положено Искину.
Я с помощью роботов стаскивал найденное оборудование в уцелевшие отсеки, там уже ремонтники восстанавливали то, что можно восстановить. Немножко разобрался, почему что-то из вещей уцелело, что-то нет. В общем, помещения Центра вышли из строя не одновременно, что-то раньше, что-то позже. Так и получилось, что в лишившихся энергии и технического обслуживания позже других помещениях, оборудование и вещи сохранились в большей степени.
Самое обидное, наибольшим разрушениям подверглись секторы, прилегающие к портальной и сама портальная, словно кто-то специально пытался уничтожить любую возможность связи Центра с Империей. А ведь именно рядом с порталами размещались основные складские помещения. Но добраться до них теперь не представляется возможным. Все завалено породой.
Зато удалось найти и восстановить несколько холодильников, варочную панель, интерактивный VR-кинопроектор, с эффектом полного присутствия. Теперь редкие свободные вечера я коротал, погружаясь в незамысловатые сюжеты имперской жизни, уходя от тяжелой реальности.
Панические атаки так никуда и не делись, наоборот, стали проявляться все чаще и чаще. Я часто ловил себя на том, что разговариваю сам с собой, подхихикивая и бормоча себе под нос какой-то малопонятный бред, связанный с прошлыми жизнями, вспоминая давно забытых людей и события.
Заботливый Искин уже несколько раз предлагал мне лечь в медкапсулу для проведения полного обследования. Но сама мысль о том, что придется забираться в этот прозрачный высокотехнологичный гроб, вызывала у меня всепоглощающий ужас. Тем более, в отличие от психики, мое физическое состояние благодаря постоянному воздействию биокинеза, которым я все уверенней манипулировал, стремительно улучшалось. Я откровенно становился моложе и сильней, набирая оптимальные физические кондиции.
Из сумеречного состояния на короткое время удавалось выходить, только выбираясь из подземелий наружу в лес. Заметив это, стал все чаще ходить в тайгу. Самым правильным было бы постоянно оставаться на поверхности, но ночи становились все холодней. Подходящего жилья не было, хотя я соорудил себе временный шалаш у склона того самого холма, где устраивал лагерь в свой самый первый выход. Строить в одиночку что-то более капитальное пустая трата времени и сил. Так что, все равно к зиме придется спускаться.
Поэтому основные усилия я стал прилагать для создания запасов пищи и раскапывая коридор, ведущий к нормальному выходу. Лазить по отвесной скале изрядно надоело, хотя в последнее время эти подъемы-спуски я практически не замечал, настолько они мне стали привычными.
Грибы, ягоды, рыба, мясо, всё уходило в заморозку, все пригодится зимой. Шкуры выделывались в меру моих скромных знаний и умений и тоже шли в дело. Хорошо соли было в достатке, нашел в одном из складов. Правда от времени она слежалась и окаменела, но это такие мелочи, гораздо хуже, если бы ее вообще не было.
Несколько раз во время своих вылазок довелось встретиться с Хозяйкой и ее медвежатами. Я старался, не провоцируя зверей, как можно быстрее ретироваться, медведица, видимо, оценив мои мирные намерения, агрессию не проявляла, лишь провожала настороженным пристальным взглядом. Со временем я изучил повадки медвежьего семейства, что позволило мне свести к минимуму наши встречи. Сами хозяева тайги тоже не горели желанием познакомиться со мной поближе. Мы не обращали друг на друга внимания, как малознакомые соседи по подъезду.
Но был случай, когда этот наш нейтралитет сыграл со мной злую шутку, послужив при этом толчком в моем развитии. В тот день я решил пройтись подальше вдоль берега реки, поискать места для рыбалки, а вернуться уже через лес, насобирав ягод и грибов. Места эти были вотчиной Хозяйки, но как я уже говорил, у нас с ней нейтралитет, потому на медвежьи следы я особого внимания не обратил. Даже если встретимся, разойдемся, как обычно своими путями. Только вот беспечность в тайге смертельно опасна. А я об этом позабыл, посчитав себя опытным лесовиком, изучившим здешние места, как свои пять пальцев и знающим всю местную живность.
День был чудесный, теплый и солнечный. Настроение отличное. Психоз отступил. Не знаю надолго ли, но я, наверное, впервые в этом мире почувствовал себя нормальным человеком. Скинув верх комбинезона, обвязал рукава вокруг пояса и подставил плечи лучам солнца. Рюкзак и разряженный арбалет болтались за спиной. Ну а зачем он мне? Я же царь природы! Меня тут все знают, от последнего зайчонка до Хозяйки с детишками. Только вот пришлый косолапый думал иначе.
Он выскочил из приглянувшегося мне ягодника и замер, поводя в воздухе носом. Наконец его маленькие злобные глазки остановились на мне. Он был поменьше моей соседки. Худой, шерсть свалявшаяся. Видимо молодому мишке пришла пора начать самостоятельную жизнь, и он бродил по тайге в поисках угодий для себя. Только почему так поздно? Вроде подросшие медвежата уходят от матери по весне. Похоже, выгнал его с места обитания кто-то более сильный, вот и пришлось отправляться в путешествие. А ведь скоро зима, и до нее надо еще нагулять жирок. Иначе гибель.
Но здесь чужая территория. И он это знал. Только сейчас им двигал голод. Да и проделанный долгий путь настроения молодому медведю не добавлял. А судя по ободранной, облепленной мухами морде, вояж его был трудным и полным опасностей.
Я тоже замер в растерянности. Неожиданная встреча. И очень неприятная. Рука потянулась к арбалету и тут же остановилась. Толку-то?! Мишка хоть и молодой, но арбалетным болтом его не свалить, разве что попасть удачно. Только вот надеяться на золотой выстрел так себе вариант. Только спровоцируешь. А вот на то, что нападать косолапый не будет, шансы есть. Медведи редко нападают на человека первыми и обычно уходят, стараясь избежать встречи. К сожалению, не мой случай.
Медведь поднял губы, обнажая клыки, и, рыкнув, направился ко мне. Я тихонько попятился, громко крикнув, в надежде испугать зверя. Тщетно. Видать сильно допекло мишку. Он только ускорился. Ринувшись на меня. Все-таки надо было стрелять! Ну почему я промедлил?! Теперь поздно! Как же глупо! Мысли стремительно проносились в голове, сменяя друг друга. Бежать? Смысл! От медведя не убежишь. И на дерево забраться не успею. Интересно, а те, кто инструкции писал о действиях при встрече с медведем, сами пробовали на дерево залезть когда он вот он, в нескольких метрах?! Но какая херня лезет в голову перед смертью!
Рука дернула из-за пояса нож. А мишка уже поднялся на задние лапы, чтобы опуститься всем весом на меня, подмять, разрывая когтями и зубами. А еще он весь светился энергоканалами. Особенно ярко пульсировало жизнью сердце и мозг. Повинуясь скорее инстинкту, нежели каким-то там знаниям и умениям, а, может, проснулись вбитые тренировками в его Академии навыки графа, я мысленно приказал этому пульсирующему комку сжаться и остановиться. Медведь застыл словно, наткнулся на стену, всхлипнул и завалился назад. Его мощные мышцы обвисли, потеряв форму, а сам он не мог пошевелиться. Даже вздохнуть.
На меня тоже накатила слабость. Все тело покрылось липким, холодным, пробирающим, несмотря на теплую погоду, до озноба потом. Руки затряслись, а ноги сами подломились, и я упал тут же рядом с тушей косолапого. Его маленькие глазки смотрели на меня со смертельной тоской. А я чувствовал, что силы на исходе, что еще чуть-чуть и я потеряю сознание. Внутри меня что-то опять изменилось, переключилось, и сердце медведя затрепыхалось, наполняясь светом. Все, теперь я для него легкая добыча.
Мишка, почувствовав приток жизни, с хрипом вдохнул, по его телу пробежала судорога и он встал, покачиваясь на ослабевших лапах. И не глядя на меня медленно побрел к ягоднику, из которого несколько минут назад выскочил. Видимо силы к нему потихоньку возвращались. Он шел все быстрей и быстрей, пока не перешел на тяжелый медвежий галоп. Кусты затрещали, и зверь скрылся из глаз.
А я еще долго лежал, приходя в себя. И не было даже сил скинуть рюкзак и достать фляжку. Хотя пересохшее горло изрядно саднило. Наконец, ноги и руки стали чувствоваться. Выхлебав полную фляжку воды, я с трудом заставил себя подняться и направился в свое подземелье. Ни о каких сборах грибов и ягод, как и об охоте, речи быть не могло. Обойдусь пайком.
***
Дни становились все короче и холодней. Лес окрасился красно-желто-зелеными тонами. А потом и вовсе потемнел, ощетинившись голыми ветками лиственниц, берез и редких осин. Зарядили затяжные мелкие промозглые дожди. Лужи по утрам все чаще и чаще покрывались ледяной корочкой. Наконец в один из дней, выбравшись из своего подземелья, я обнаружил, что земля укрыта пока еще неглубоким, но уже полностью запорошившим ее снежком.
– Ну, здравствуй, Зимушка-зима, — пробормотал я себе под нос, глубоко вдыхая холодный воздух и натягивая на уши собственноручно сшитую из соболиных шкурок шапку, — Надеюсь, я переживу тебя.
Хрустя снежком, двинулся к лесу. Надо сходить посмотреть, как там кладбище. Может, появлялись люди? Примерно, раз в две недели я старался посещать те места, тщательно высматривая следы появления аборигенов. Тщетно. Такое ощущение, что местные отсюда ушли. Это плохо. Чем больше я думал над своей дальнейшей судьбой, тем больше росла уверенность, что без помощи мне не выжить. Или погибну во время одного из выходов от лап и клыков хищных зверей, или замерзну, а вероятнее всего, окончательно сойду с ума, что в моем случае равносильно гибели.
Ручей в распадке полностью еще не замерз, но уже покрылся вдоль берега корочкой льда. С легкостью перепрыгнув его, двинулся к арангасам. Сейчас, когда кусты и деревья сбросили листву, засека и идолы, охранявшие кладбище, выделялись, бросаясь в глаза. Привычной тропой миновал искусственный бурелом и сразу окинул взглядом присыпанную снегом землю. Чисто, даже следов животных нет. Насыпал перед деревянным сторожами прихваченных с собой ягод и положил мороженую рыбину. Зачем я это делаю, не знаю. Просто кажется правильным и все. Ну что же, опять впустую сходил. Ушли отсюда люди, судя по всему.
– Давайте, не скучайте тут без меня, — я махнул рукой идолам и, едва ступив на узкую извилистую тропинку, выводящую из буреломов, услышал за спиной тихое покашливание. По спине пробежал озноб, в руках тут же оказался арбалет. Я медленно развернулся на звук.
Метрах в двадцати, на присыпанном снегом камне, одиноко возвышавшемся над землей, практически в центре кладбища, сидел, скрестив по-турецки ноги, и разглядывал меня с любопытством в узких азиатских глазах невысокий старик с реденькой козлиной бородкой на скуластом морщинистом лице. Длинная куртка из шкуры какого-то животного с капюшоном, из-под которого торчали седые космы, была украшена разноцветными ленточками и увешана нашитыми то ли амулетами, то ли просто украшениями. Узкий пояс, свитый из кожаных шнурков, за который заткнут нож. Старик сидит так, что видна только рукоять. Из-под длинных пол куртки виднеются добротные торбаса. В руке длинная трубка. Кроме ножа, никакого оружия больше не видно.
Встретившись со стариком взглядом, каждой клеточкой своего организма чувствую исходящую от него мощь. Медленно убираю за спину так поспешно схваченный арбалет и, подняв руки с открытыми ладонями вверх, киваю первому встреченному мне в этом мире человеку. Сердце бешено стучится. Как он подкрался так незаметно? Готов поклясться чем угодно, что когда я сюда пришел, здесь никого не было. Старик что-то говорит мне на своем языке. Качаю головой и развожу руки:
– Не понимаю.
Он улыбается, обнажая коричневые зубы, и приглашающе показывает рукой рядом с собой. Подхожу и, забравшись на камень, сажусь рядом со стариком. Он, словно не замечая меня, смотрит перед собой. Потом, лезет рукой за пазуху и достав оттуда кожаную, украшенную фигурками животных фляжку с плотно подогнанной деревянной пробкой, открывает ее и делает несколько жадных глотков. Потом, так же не глядя, подает ее мне. Делать нечего, контакт надо налаживать. А что в этом деле может быть лучше совместной пьянки? Прикладываюсь к горлышку. В нос и горло шибает резким запахом травы и чего-то кислого. Подавив отвращение и рвотные позывы, делаю несколько глотков. А на вкус ничего так, резко и с легкой горчинкой. Возвращаю фляжку. Старик сует ее обратно за пазуху и, наконец, поворачивается ко мне. Его лицо теряет очертания, расплываясь передо мной белым пятном с черными провалами глаз. Голова кружится, тело обретает легкость, и я чувствую, как куда-то лечу.
Глава 5
Какой восторг! Меня кружило, словно на карусели в далеком детстве. Почему словно?! Ведь я и есть ребенок, а меня качает на руках Мать-Вселенная! Мне тепло и хорошо в ее объятиях.
– Не спи! Не спи! Не спи! – приговаривает она и начинает подкидывать меня вверх, все выше и выше. И вот я уже взмываю выше облаков. Передо мной темное, почти черное небо с мириадами звезд. Нет! Их здесь гораздо больше. Ведь мириад это всего лишь десять тысяч. А звезд в небе миллиарды и миллиарды. Они кружатся в бешеном хороводе, затягивая меня в свою круговерть. Я сопротивляюсь, почему-то уверенный, что стоит мне поддаться, и я навсегда исчезну из всех планов бытия. Растворюсь в этом мерцании звезд. Взгляд цепляется за неподвижную точку, и она придает мне сил. Взмахнув руками, как птица лечу к Полярной звезде. С чего я решил, что это именно она? Не знаю. Но я уверен в этом. Притяжение усиливается, но меня уже не остановить. Набирая скорость, приближаюсь к Вершине Небесной горы, где у потрескивающего костра сидит тот самый старик. Огонь играет всполохами на его изборожденном морщинами лице.
– А ты силен, — он с интересом смотрит на меня и добавляет, – Я ждал тебя.
Старик говорит на том самом незнакомом мне языке, но я его понимаю. Только вот, что он имеет в виду? Ждал здесь, или там, на кладбище? Да и утверждение о моей силе выглядит издевательством, учитывая расходящуюся от него волнами подавляющую мощь. Он улыбается, видя мое недоумение. Как добрый дедушка. Ох, не верю я таким улыбкам.
– Не веришь мне? – он, что читает мысли? – Правильно делаешь! – старик вытаскивает из огня тлеющую ветку и раскуривает свою трубку. Выпустив клубы вонючего дыма, сморит на меня: – Говорящий с духами не должен никому верить. Духи злобны и коварны. Сядь! – неожиданно приказал он, кивнув на землю. Ноги сами подогнулись, и я уселся на теплый, словно согретый лучами летнего солнца, камень. – Ты сейчас как ребенок. Тебя переполняют вопросы. Но ты не знаешь правильные. Я помогу тебе.
– Ты кто? – наверное, глупее вопроса я задать не смог бы. Но я был растерян, напуган и, пожалуй, зол.
– Это неправильный вопрос, — усмехнулся старик, и взмахом руки остановил готовые сорваться у меня с языка ругательства, — Я скажу, что меня зовут Эрохот и что? Ты стал ближе к пониманию?
– Тогда какие вопросы правильные? – раздражение и злость схлынули. Им на смену пришло детское любопытство. Но к резким перепадам настроения я уже привык.
– Это правильный вопрос, — кивнул Эрохот, – Я расскажу тебе кое-что, а потом ты задашь свои вопросы. Или не задашь, — и опять эта мерзкая ухмылочка. Вот же вредный дед! – Будешь? – он протянул мне свою трубку.
– Нет! – меня передернул при виде замусоленного, обгрызенного мундштука.
– Как хочешь, — хехекнул старик и затянувшись закрыл глаза. Он сидел молча, погрузившись в себя. Я уж было подумал, что старый хрыч закемарил. Очень хотелось встать и уйти. Еще бы знать, как! Вокруг нашей скальной площадки с костерком по центру клубился серый туман, от которого веяло непередаваемой жутью. – Давно это было, — вдруг заговорил старик. От неожиданности я вздрогнул. – Обильна и богата была земля Народа Выдры. Реки и озера полны рыбой, леса зверьми, а в тундре правил Великий Мамонт со своими детьми. Хорошо жили люди тогда. Но пришли в наши земли Ледяные великаны. Сильны и злобны были они. Первым на бой вышел Великий Мамонт со своими сыновьями. Семь дней и семь ночей бились они. Тряслась земля, небо потемнело, а люди и звери разбегались в страхе кто куда мог, — размеренный голос старика завораживал. Мне казалось, что я вижу, как бьются, трубно ревя и вырывая куски мяса из тел врагов, огромные мохнатые мамонты. – Проиграл Великий Мамонт ту битву. Убили и съели его с сыновьями Ледяные Великаны. Там, где бились они, появилась ледяная пустыня. А людям и зверям Великаны велели платить дань страшную. Каждый седьмой день от каждого рода человечьего и звериного надо было отдавать им по ребенку, — старик прервал рассказ. Он, раскачиваясь, замычал себе под нос какую-то заунывную мелодию. С каждым мгновением голос его становился все сильней и сильней, пока от горловых звуков не пошел рябью страшный туман вокруг нас. Ощущение ледяного ужаса немного отступило. А Эрохот резко прекратил пение и продолжил свой рассказ. – Холод и голод пришли на землю. Замерзали на лету птицы, а люди умирали целыми стойбищами. Тогда собрались шаманы людей и зверей и решили спросить духов, как победить злобных великанов. Семь раз по семь дней и ночей камлали они в большом чуме. Многие великие шаманы навсегда остались в мире духов. А потом пришел к ним дух Великого Мамонта и сказал: «Победить Ледяных Великанов может только Старик Лайхуну. Раз в семь лет выходит он из-под земли, чтобы звать своего пропавшего сына. Тогда только можно поговорить с ним. Но не будет он слушать вас просто так. Идите в ледяную пустошь и найдите там мой бивень. Выкуйте нож, сделайте из кости рукоять и подарите Лайхуну. Тогда может быть он выслушает вас. Только поторопитесь, скоро настанет ночь, когда старик Лайхуну выходит на землю». Пошли люди и звери в ледяную пустошь, нашли там бивень Великого Мамонта и сделали все, как он велел. А потом пошли к Лайхуну. Долго отказывался он помочь. Но за нож согласился. Прогнал старик злобных Великанов, а сам остался жить среди Народа Выдры, взяв себе в жены красавицу Кэлбэсам. Многие великие шаманы получились из их потомков. А сына своего Лайхуну, так и не дождался.
Мы долго сидели молча, глядя, как весело потрескивая, играют языки пламени.
– Ну и зачем ты мне это рассказал? – спросил я, уже зная ответ.
– Нож! – пожал плечам старик и кивнул на охотничий нож, висящий у меня на поясе.
– Нож?! – я ждал удивительного рассказа, что я тот самый потерявшийся сын Лайхуну, который, скорее всего, окажется герцогом Лейонхуфвудом. Хотя может все еще впереди. Я вытащил из-за пояса свой охотничий нож и рассмотрел его более внимательно. Нож, как нож. Не очень широкий прямой клинок. Довольно крупная, для удобства использования в морозную погоду, костяная рукоятка со стертой резьбой. Что там было изображено, уже не разобрать. Простенькие ножны сделаны из той же кости, что и рукоятка. Подвесы делал уже я сам. – Ты решил, что это тот самый нож? – недоверчиво усмехнулся я.
– Это тот самый нож, – уверенно кивнул старик, глядя на меня, как на неразумного ребенка.
– Да, откуда ты можешь знать?! – вспыли я.
– Они сказали, – старик показал трубкой мне за спину. Я резко обернулся. Прямо у меня за спиной стоял высокий широкоплечий мужчина с азиатскими четами лица. Нарядная, расписанная схематичными изображениями мамонтов и людей парка из оленьей шкуры обшита понизу и рукавам бахромой, тут и там на ней болтаются какие-то амулеты и кости. Пояс, с прикрепленным к нему ножом, точной копией моего. Добротные штаны мехом наружу из такой же прочной шкуры, как и на куртке. Пимы с красивым орнаментом и наклеенными клоками рыжей шерсти мамонта. Почему я решил, что именно мамонта? Не знаю. Просто был уверен в этом.
Он оценивающе рассматривал меня из-под надвинутой на лоб короны, склепанной из полос металла, острым, хищным взором воина. Пересилив себя, не отводя взгляда, посмотрел ему в глаза. Словно бетонная плита упала мне на плечи. Пальцы судорожно сжали рукоять ножа. На лбу проступила испарина. Захотелось распластаться на земле и слиться с ней. Сделаться маленьким и незаметным. Лишь бы избавится от страха и невыносимой тяжести. Мне вдруг стало стыдно, а вслед за стыдом нахлынула ярость, бурным потоком смывшая с плеч давящую на них тяжесть. И вот мы уже на равных смотрим в глаза друг друга. Воин усмехается и приветливо кивает мне. Киваю ему в ответ и, повинуясь минутному порыву, под панический вскрик Эрохота:
– Нет! – делаю приглашающий жест рукой. Воин отрицательно машет головой.
– Ты еще очень слаб, мамонтенок, – улыбается он мне, – Мы придем, когда ты станешь сильней.
Великий Мамонт разворачивается и уходит, постепенно растворяясь в серой пелене. Следом с доброй улыбкой любимого дедушки скрывается Лейонхуфвуд, одетый в парадный мундир генерал-адъютанта Империи, со всеми регалиями и орденами, рядом с которыми особо нелепо смотрятся амулеты из обожженных костей и перьев птиц. Приветливо кивает головой Строганов. Поучается это у него как-то по-простому, по-приятельски даже. Граф залихватски вскидывает два пальца к козырьку гвардейской фуражки. И мы снова остаемся вдвоем с Эрохотом.
– Никогда! – заполошно, едва дыша, запричитал, отчитывая меня, бледный, как мел старик, – Слышишь, никогда, не зови к своему костру духов, с которыми у тебя нет договора или с которыми ты не сможешь справиться! Нет добрых духов! Они хитры и коварны! И хотят лишь одного, подчинить тебя себе!
– Да перестань, – легкомысленно усмехнулся я, – Нормальные же мужики.
Эрохот поднял глаз вверх:
– Какой глупый! Какой совсем-совсем дурной у меня ученик!
– А когда это я стал твоим учеником?! – ощетинился я.
– У нас нет выбора, – обреченно покачал головой старик, – Ты что, дурак, не слышал, что сказал дух Великого Мамонта?! Они вернуться, когда ты станешь сильнее!
– И что? – я не понимал причин паники.
– И то! – взвился Эрохот, – И тогда или ты подчинишь их, или они тебя. Ты избран ими! Не знаю, за что только такие Великие Духи избрали такого глупого, никчемного говорящего с ними.
– И что тогда будет? – все равно я не понимал, в чем проблема. Мне эти четверо не показались опасными. Сильными, да. Но не опасными.
– Ничего, дурак! – зло бросил старик, – Если ты не совладаешь с ними, в тайге появится одержимый огромной мощи! Этих четверых не подчинит даже большой круг шаманов. Их мощь способна уничтожить все вокруг.
И было в его голосе столько страха и обреченности, что сомнений в правдивости его слов у меня не осталось.
– И что теперь?
– Учить тебя буду! – буркнул старый шаман, – Нам пора, – она махнул рукой в сторону костра, от чего тот стал тут же гаснуть. Мгновение, и я очнулся сидящим рядом с Эрохотом на камне посреди заснеженной тайги. И древние деревянные идолы смотрели на меня с пониманием и сочувствием.
***
Ну, вот вроде и собрался, с удивлением и грустью оглядел свое первое в этом мире убежище. Сейчас, когда в голове немного прояснилось, и исчез давящий все мое пребывание здесь ужас, стало заметно, насколько не пожалело время некогда мощное сооружение иной цивилизации. Трещины в стенах, обрывки энерговодов, висящие там и тут декоративные панели. Сколько еще послужат эти остатки былой роскоши? И смогу ли я привести тут хоть что-то в порядок. И надо ли? Может пора привыкать к новому миру, к новой жизни и начать рассчитывать лишь на свои силы? Тем более все эти техно-магические артефакты внушают определенные опасения. Хотя отказываться от доставшихся мне в наследство преимуществ по крайней мере глупо. А что касается моих страхов, так они были, есть и будут. В природе человека относиться с долей опаски ко всему новому и неизведанному.
– Искин?
– Да, Ваша Светлость?
– Я ухожу, – ага, я мухожук, усмехаюсь про себя, – Пока меня не будет, приводи в порядок помещения. Сам решай, что тут можно седлать. Сможешь?
– Именно для этого я и создан, господин граф.
– Вот и отлично. Отдаленные помещения рассматривай, как ресурс. Разрешаю их полный демонтаж. В первую очередь обеспечь полное свое функционирование, затем медицинского отсека. Остальное второстепенно. И нужен более удобный выход на поверхность. Займись.
– Принято.
– Особое внимание удели безопасности. Посторонних на объекте быть не должно, – может я и перестраховываюсь, за несколько тысяч лет тут никого не было. Но сейчас-то, по крайней мере, один проход мной освобожден. И о нем знает старый шаман. Значит, вероятность проникновения чужих очень высока. – Что у нас с протоколами безопасности?
– Весь периметр я не контролирую. Периферию тоже…
– Что подразумевается под периферией?
– Отдаленные отсеки, шахты вентиляции и сервисные ходы, склады…
– Стоп! Проверить все возможные выходы на поверхность и если они есть замуровать. Так, чтобы была возможность получить к ним обратный доступ. Все, что не касается работы Искинов и медсекции демонтируй и в дело. Оставь несколько близлежащих к центру управления помещений под склады и жилые помещения. Технику и найденные личные вещи, которые возможно восстановить, восстанавливай и на склады, – подумав, добавил, – Что касается жилых помещений. Помимо апартаментов руководителя, которые и так в порядке, мне нужны спальня, рабочий кабинет и столовая. Если будет возможность оборудовать кухонный блок, делай. Несколько помещений законсервируй на всякий случай, – в голове крутилось еще что-то. Точно! – Найденные книги, обучающие материалы, инструкции, наставления, регламенты систематизируй и собирай в отдельную библиотеку.
– Будет сделано, господин граф, – проскрипел Искин, – Если в разбираемых помещениях найдется еще что-то, я добавлю в свой архив.
– Хорошо. По материалам. Наверняка чего-то будет не хватать, отмечай, будем думать, можно ли в этом мире найти недостающие ресурсы или их альтернативу. Люди здесь точно есть, а вот с цивилизацией пока ничего не ясно.
– Ваши распоряжения приняты к исполнению, Ваша Светлость, - ага, ты еще поклонись, железяка.
– Эх, жаль связи у нас с тобой не будет.
– Имеется возможность обеспечения связи с помощью электромагнитных волн.
– Радио что ли?! – радостно воскликнул я, – Так что же ты раньше не сказал?!
– Вы не спрашивали, господин граф. Задача по обеспечению связью не ставилась.
– Самому соображать надо! – раздраженно заметил я. Хотя кто виноват? Пока я находился в пограничном состоянии, даже в голову не приходило поинтересоваться на счет связи. – Давай рацию, да я пошел. Там старый шаман уже заждался, пади.
– Прошу подождать.
Я расслабленно развалился на удобном кресле. Как же все-таки хорошо, когда на тебя не давит черное безумие, переполненное беспросветной жутью. По спине пробежала неприятная судорога, показалось, что сейчас ко мне опять вернется мое сумасшествие. Но нет. Все в порядке. Лишь тянущее ощущение холода под сердцем – остатки былого страха. Не прошло и полчаса, как рядом с креслом застыл дроид, держащий в руках круглый медальон на серебристой цепочке.
– Это рация? – на всякий случай уточнил я.
– Да, Ваша Светлость.
– Как пользоваться?
– К сожалению, имелась возможность изготовить только примитивное голосовое устройство, – заскрипел Искин, – Вызывайте, я отвечу.
А что, есть еще и не голосовые? Это как? Телепатия? Хотя если в Империи были менталисты, и технологии дошли до трансплантации чужого сознания, наверняка была изобретена и ментальная связь. Ну почему мне достались только руины былой роскоши?!
– Разберусь. Как мне тебя вызывать, не Искин же?
– Как вам будет угодно. Предыдущие настройки были сброшены. Новые Вы не установили.
– Будешь Фирсом, - распорядился я. Почему Фирсом? Да, не знаю. Он, как дворецкий из «Вишневого сада», такой же старый и одинокий, символ канувшей в Лету эпохи привязанный к руинам былого великолепия.
– Изменения в настройки внесены, Ваша Светлость.
– Заладил со своей Светлостью, – недовольно бурчу себе под нос. Попытался вспомнить, ничего ли я не забыл? Вернуться сюда, когда теперь получится. Ну, вроде все. Да и много ли мне надо? Арбалет с болтами, ножи себе и на обмен, запасы еды кой какие подсобрал, сколько по силам унести. – Ладно, Фирс, – грустно улыбаюсь, на самом деле мне вдруг стало страшно идти к людям, настолько я привык к своему вынужденному одиночеству, – Остаешься на хозяйстве. Доверяю тебе самое ценное, что у меня есть – тебя.
– Мне приятна Ваша высокая оценка, – невозмутимо проскрипел Фирс.
– Все, пошел я, - подхватываю пару ранцев с продуктами и двигаюсь на выход. Старый шаман заждался, наверное. Но не тащить же его сюда. Ни к чему оно. Не доверяю я ему пока. И так беспокойство сплошное, что посторонний теперь знает, где вход в мою обитель. Хотя, думаю, этот мутный дедок в любом случае разнюхал бы все, что ему надо. Он тут местный, и появление неизвестного человека в тайге от коренного обитателя всяко не укрылось бы.
По отвесной скале привычно взлетел, будто по удобной лестнице. Смотал и кинул в ранец трос. Это раньше я его просто закидывал камнями от посторонних, теперь заберу с собой. Во избежание лишних соблазнов для аборигенов. Старик ждал меня, сидя на краю скалы и глядя на текущую внизу реку. Солнце уже потихонечку покатилось к закату. Интересно, далеко нам идти. Вот как теперь расспросить старика? Там, в галлюцинациях мы прекрасно общались и понимали друг друга. А оказавшись в нормальной реальности опять перешли на жесты. Услышав, что я подошел к нему, Эрохот легко, словно молодой поднялся на ноги. Молча махнув рукой, указывая направление, он размеренно, не торопясь зашагал к лесу.
В тайге нет дорог, только звериные тропы. Зато есть реки. Вот к реке мы и вышли где-то через полтора часа неспешного пути. Не к той широкой, на берегу которой стоит моя скала, а к ее притоке. До этой неширокой речушки я в своих прогулках еще не добирался. Слишком непростой путь через лабиринты валежника и колючих зарослей шиповника вел к ней. Не зная дороги и не пройти. А дальше на длинной узкой лодочке-долбленке до поселка Эрохоту.
Солнце уже практически скрылось за макушками вековых сосен, небо потемнело и окрасилось в фиолетово-розовые тона. Старик причалил к пологому свободному от леса и густой травы берегу. В нос ударил запах дыма и рыбы. Мне казалось, что не избалованные событиями аборигены бросятся меня рассматривать. Но не тут-то было. Любопытные взгляды кидали, да и только. Каждый был занят своими делами. Ну, прибыл гость к шаману, значит так надо. Тут зима подходит все ближе, готовиться надо, а не любопытство проявлять. Разве что дети небольшой стайкой, не приближаясь, покружились вокруг нас, о чем-то оживленно переговариваясь, и разбежались. Да еще собаки проявили ко мне ленивый интерес. Позже я узнал, что в дела шаманов местные просто стараются не лезть. Прибудь я в поселок один или с кем-то из охотников вокруг меня собрались бы все от мала до велика. А сейчас ссутулившаяся фигура Эрохота деловито шагающего от берега реки к лесной опушке отпугивала людей.
Добротный, накрытый свежими оленьими шкурами мехом наружу и украшенный какими-то ленточками, перьями и хвостами разных зверей чум щамана, довольно большой по сравнению с другими жилищами в поселке, стоял отдельно на отшибе, практически, у самого леса. Снаружи к стене прислонены плетеные из ивовой лозы снегоступы. Неподалеку от входа обложенное камешками кострище. Поднимающийся к небу дымок и легкое марево говорит о том, что совсем недавно им пользовались. Старик, сделав приглашающий жест, нырнул под волчью шкуру заменяющую входную дверь. Пришлось, низко пригибаясь, не под мой рост нора, лезть следом. Со свежего воздуха от тяжелого запах дыма, какой-то кислятины и духа вареного мяса перехватило дыхание.
– Фа удыт, аралжэга[i], – раздался откуда-то из темноты детский голосок.
– Фа удыт, нэган нэ[ii], – голос старика потеплел. С кем это он? Через плечо шамана пытаюсь разглядеть его собеседника. Мои глаза потихоньку привыкают к густому едва рассеиваемому небольшим очагом полумраку чума. От дальней стены на меня лупает любопытными глазенками девчушка на вид годков так двенадцати, четырнадцати, сложно разобрать в темноте.
– Чингэ, – махнул в ее сторону рукой старик, – Кожарга[iii], – хитро блеснув глазами, показывает на меня. Надеюсь, хоть прилично представил ребенку.
– Кожарга?! – мелкая пигалица закатывается хохотом. Зря надеялся. Но как же плохо не понимать, что говорят вокруг тебя. Надо срочно учить язык. – Нилжэк! Кожарга![iv] – ребенок буквально ухохатывался, глядя на меня. Интересно, что ей сказал старый хрыч, что она так заходится? Просто из вредности делаю страшную рожу, но эффект получается обратный, девочка едва не задыхается от смеха. Да, так заразительно, что буквально через минуту мы хохочем втроем.
Так началась моя размеренная и спокойная жизнь в поселке у реки. Внучка шамана смышленая, острая на язык хохотушка Чингэ учила меня языку и всяким бытовым мелочам. Старый Эрохот приобщал к своему шаманскому ремеслу. Удивительно, но доставшиеся мне от графа Строганова знания, утверждали, что шаманизм чистой воды дикость, замешанная на невежестве и шарлатанстве. Примерно такого же мнения до сих пор придерживался и я.
Возможно, в мирах Империи, как и на Земле так оно и было. Но, скорее всего такое отношение происходило от снобизма и неприкрытого презрения имперцев к диким народам колонизируемых миров, впрочем, присущих и землянам.
Я же увидел и начал понимать совсем другое. В легендах, рассказах, пояснениях Эрохота человек представляет собой часть бесконечной Вселенной, включая иные миры и измерения. Да, наверное, понимание это упрощенное, поверхностное, абсолютно не научное. Но этим людям другое и не нужно. Они живут внутри этого мира, они чувствуют его, ощущая себя его частью. Отсюда и приписываемые явлениям природы человеческие качества, а людям наоборот, свойства и связи природы. Многослойность Вселенной, деление ее на верхний, средний и нижний миры очень сильно перекликается с вполне себе научной теорией Метавселенной.
Еще бы понять, как в эту картину мира вписать посетивших меня в первую нашу встречу со старым шаманом духов. Сколько ни пытаю я Эрохота, требуя объяснений, он лишь пожимает плечами. В его понимании они просто есть. Духи людей, духи животных, духи природных явлений и стихий. Это такой же непреложный факт, как то, что вода мокрая, огонь обжигающий, а их ученик дурной и ленивый.
[i] Добрый вечер, дедушка. (селькупский)
[ii] Добрый вечер, внучка. (селькупский)
[iii] Мамонтенок. (селькупский)
[iv] Точно! Мамонтенок!