Мелодия кеманчи, рожденная длинным смычком хромого Дадаша, звучала сегодня как-то особенно в прозрачном вечернем воздухе. В этой мелодии было что-то от светлого журчания родников, от мягких прикосновений цветов и трав, от очень отдаленного звона цикады. Большая голова хромого Дадаша на длинной, как у жирафа, шее раскачивалась в такт движениям его руки, а в печальных черных глазах с длинными ресницами отражалось, как взеркале, то, о чем пела кеманча.
В своем рассказе «Туман Шушу окутал» Эльчин Эфендиев переносит нас в тихий горный курорт в городе Шуша, что в Крабахе, Азербайджан. Постояльцы санатория собрались на вечернюю программу на открытом воздухе: грустная музыка кеманчи, влюбленный поэт Хусаметдин на ходу сочиняет стихи, глядя на Марусю Никифорову, девятнадцатилетний Джаваншир приехал на отдых вместе с бабушкой.
С первых строк рассказа на читателя веет свежестью горного воздуха, легким запахом дыма, слышатся голоса людей в праздной суете курорта. Все герои,собранные в одном месте, существуют как будто по отдельности. Все одиноки, изолированны, и центром этого всеобщего одиночества становится юный бакинец Джаваншир. Своей личной драмой Джаваншир заставляет вспомнить 216 аят суры «Аль-Бакара»: «Быть может, вам неприятно что-то, а это — благо для вас. И вы можете любить что-то,а оно — зло для вас». Иными словами: бойся своих желаний — они могут исполниться. Именно это происходит с Джаванширом. С уверенностью, свойственной юности, он считает, что никто, кроме зрелой прекрасной женщины, его — развитого не по годам, понять не сможет, потому с высокомерным пренебрежением отталкивает молодую и наивную Дурдане, так же приехавшую в санаторий с бабушкой.
...в Шуше она не впервые, очень любит эти места, скучает без них, буквально влюблена в шушинский ханский дворец и мечеть, а какова крепостная ограда — ведь это же само совершенство, бездна вкуса, и как удачно расположены все здания, как хорошо вписываются в окружающий ландшафт; поистине древние архитекторы лучше нас понимали, что здание должно дополнять природу, а не противоречить ей, а теперь такую вот очевидную мысль приходится отстаивать на ученых заседаниях.
Заносчивый и самоуверенный Джаваншир будет скучать и изводиться, томимый грузом человека,который «все уже давно понял», будет самоутверждаться за счет своей бабушки и злиться на нее, а злится на нее он больше, чем на всех других, потому что Джаваншир на самом деле знает, что бабушке ведомо куда больше и что именно она видит его насквозь — юного, глупого и пустого. Но жизнь, про которую, как думает сам Джаваншир, он уже все знает, готовит для него урок.
В сумерках Шуши, в звоне стаканов местной шашлычной, на тихих шушинских улочках с новоиспеченным товарищем — санаторским диетологом Искандером, на котором Джаваншир, конечно же, тоже испытывает свое чувство превосходства и снисхождения, наш юный друг и встретится со своим жизненным уроком, о котором по иронии так мечтал, а потом желал только одного — чтобы этот урок не пришел на встречу. Стоит ли удивляться, что Джаваншир в итоге сбежит сам — сбежит туда, откуда и пытался все время сбежать?
С одной стороны, развязка рассказа должна вызывать облегчение. Вот, мол, щелкнули по носу юнца, вправили ему мозги. С одной стороны, так и есть. Но, с другой, есть чувство, что грустная ирония, приключившаяся с ним, - это ящик Пандоры. Момент, с которого открывается дверь в мир бесконечных разочарований, потому что если возможно это разочарование, то почему невозможны и миллионы других? В тот единственный момент после дождя, накрывшего Шушу, после малодушного, стыдливого побега Джаваншира, мир, в котором прежде он был так уверен, становится зыбким, насмешливым, ненадежным.
Но вот задул прохладный ветерок, охлаждая запястье Джаваншира. Дул прохладный ветерок, заходило ярко-красное солнце. Цикады вели свою вечернюю стрекотню, время от времени слышалось откуда-то кваканье лягушек. Дождь пойдет?
Автор: Алёна Левашова-Черникова