Покорение Греции сопровождалось разграблением сокровищ эллинов и вывозом их самих в качестве рабов. В результате Рим превратился в музей под открытым небом, наводненный шедеврами греческой скульптуры; в городе возводятся постройки в греческом стиле, а рабы-эллины становятся учителями (педагогами) детей римских патрициев. Греческий язык получает широкое распространение в римской Республике, как язык обучения, а в ее восточных провинциях объявляется вторым государственным языком.
В жизнь римлян входит мода на всё греческое. Римляне заимствуют и греческую мифологию, отождествляя своих богов с олимпийцами: Юпитер – Зевс, Юнона – Гера, Минерва – Афина[1].
В целом, начиная со II века до н.э., римское общество переживает ментальный переворот, в результате которого религиозность, искони присущая этому народу, постепенно сменяется рациональностью прагматического характера. Этот процесс занял не одну сотню лет и увлечение греческой культурой – лишь одно из многих его проявлений, которые стали обнажаться в виде упадка нравов, о чем нередко сетуют авторы эпохи поздней Республики и ранней Империи. В связи с этим достойно примечания, что единственным самобытным жанром римской литературы, который не был заимствован у греков, является сатира (лат. satura – смесь). Представители этого жанра, начиная с Луцилия (180-102 гг. до н.э.), обличали пороки своего времени, ратуя за возврат к простоте нравов и поклонению богам.
В это время религия теряет роль мировоззрения, вырождаясь в культ – простое соблюдение ритуалов, а римский народ обретает черты толпы, которая позднее провозгласит девизом своей жизни требование: «Хлеба и зрелищ!»
На закате Республики неимущие низы общества – пролетарии[2], с одной стороны, получают доступ к службе в армии, а, с другой, становятся силой, на которую делают ставку римские политики, - в своем стремлении к власти.
***
По-видимому, первыми, кто пытался использовать бедноту в своих интересах, были братья Гракхи из знатного плебейского рода Семпрониев. И хотя поздние авторы (Плутарх, Аппиан) пытались представить Гракхов борцами, действующими во имя блага народа, их аграрные и прочие инициативы, конечно, были продиктованы соображениями иного рода. Уже Тиберий Гракх в 133 году до н.э. начал рушить политический уклад в Риме, проведя свой аграрный закон через народное собрание, - вопреки традиции, без одобрения сената и в нарушение права вета, наложенного его коллегой – народным трибуном[3].
Убийство Тиберия явилось первым эпизодом борьбы за лидерство, которая разгорелась в полную силу уже в следующем столетии – в виде череды гражданских войн. И первая такая смута связана с именем Гая Мария – военачальника, который выдвинулся во время войны с нумидийским царем Югуртой и впервые стал консулом в 107 году до н.э.
В это время произошло первое столкновение римлян с германцами. Племена кимвров и тевтонов, ранее покинувшие Ютландию, вторглись в Галлию, а в 105 году до н.э. нанесли римлянам сокрушительное поражение в битве при Араузионе[4]. На следующий год прославленный полководец Гай Марий снова стал консулом – он реформировал римскую армию, которая все еще оставалась ополчением.
В ходе военной реформы Мария был отменен имущественный ценз при воинском наборе, что позволило значительно увеличить численность легионов, основной структурной единицей которых стала когорта (480-600 воинов), делившаяся на шесть центурий (80-100 чел.). Легионеры теперь получали регулярное жалованье, а неимущие снабжались экипировкой за казенный счет. Кроме того, Марию приписывают введение единого символа легиона – орла, как и отказ от больших обозов, что позволил повысить мобильность римской армии.
В результате в распоряжении полководца оказалась профессиональная и преданная только ему воинская сила. С этой силой Гай Марий разгромил сначала тевтонов, а потом и кимвров (102-101 гг.).
На протяжении пяти лет Мария избирали консулом, что создало новый политический прецедент – ранее занятие одной должности даже два срока подряд не представлялось возможным. Однако в последующее время прославленный полководец, «спаситель Рима», оказался не у дел. И вернулся на военную службу только после начала Союзнической войны (91-89 гг.).
Восстание италиков (главным образом, самнитов и марсов) обычно связывают с их стремлением получить все права римского гражданства, что было одной из инициатив очередного деятельного народного трибуна Марка Ливия Друза, который, правда, в отличие от Гракхов, выступал в основном в интересах сената. В 91 году Друз был убит, а вскоре началось восстание; италики создали собственный союз, сделав его столицами города Корфиний и Бовиан. Во главе союза был поставлен Совет пятисот. Восставшие чеканили серебряную монету с изображением быка, попирающего римскую волчицу, и смогли сформировать армию, численность которой достигла 200 тыс. человек.
По-видимому, союзники Рима поставили перед метрополией вопрос ребром: либо мы отделяемся от вас, либо вы предоставляете нам равные с вами права. Римляне потерпели ряд поражений и пошли на уступки, предоставив гражданство сначала только тем племенам, которые не участвовали в боях (этруски, умбры), а в дальнейшем также и всем италикам, что согласились сложить оружие. Известие об этом внесло разлад в ряды противников Рима, в результате восстание было подавлено.
Союзническая война, по сути, привела к ликвидации римского квазигосударства (союза типа конфедерации). Города италиков, сложивших оружие, получили статус муниципий, а бывшие союзники стали гражданами единой страны под названием «Рим».
[1] По-видимому, в это время капитолийская триада претерпевает трансформацию – Марса и Квирина в качестве главных божеств сменяют Юнона и Минерва, богиня мудрости и покровительница ремесленников.
[2] От лат. proles - потомство, то есть люди без земли, но с детьми.
[3] Аграрная реформа Тиберия Гракха предполагала перераспределение общественных земель (ager publicus) в пользу бедного крестьянства. Его брат Гай Гракх, став народным трибуном в 122 году, стремился заручиться поддержкой бедняков, уменьшив цену хлеба; он пытался привлечь на свою сторону всадников, инициировав в их интересах судебную реформу; кроме того, он начал вывод римских колоний за пределы Италии (Юнония – на месте разрушенного Карфагена). Оба Гракха погибли в борьбе со своими противниками, которые постарались свести на нет эти преобразования.
[4] В этом бою погибло даже больше римлян, чем в битве при Каннах.