Мастер мистики решительно встал из-за карточного стола.
- Ты куда? - недовольно спросил Достоевский.
- Ну.. (Гоголь поднимает глаза вверх) Хочу к Пушкину сходить, почитать свои стихи.
- Свои!? Стихи? Я бы не советовал, ты же знаешь, как он к тебе относится.
- Знаю.
- Замаскируешься под поэта? - предложил Достоевский. - Останетесь лучше, сейчас шампанское принесут.
- Я писал, давно, в гимназии.
- А чего! - пробасил Толстой. - Пусть идëт! Только это.. надо переодеться, - он тяжело ухая захохотал. - В Пушкина! (классик был навеселе)
За столом все обрадовались и захлопали в ладоши.
Не все знают, но современники поэта сильно прессовали его литературную часть, а так же позицию и взгляды. В чëм только Пушкина не обвиняли, это сейчас он гений, а тогда, жестокая критика переходила в настоящую травлю.
Войдя в парадную дома поэта, Гоголь обдумал всë ещë раз. Что и говорить, он уважал Пушкина, но сейчас, чего раньше никогда не было, испытывал настоящий трепет. Странно. Мистик категорически отказался от идеи со стихами. "Может критика? Белинский как-то говорил говорил о «падении таланта», над этим буду ëрничать", уверенно подумал Гоголь.
Дверь открыл слуга, за его спиной, в полутëмном коридоре появился небритый заспанный Пушкин. Он посмотрел в открытую дверь, протëр глаза, снова посмотрел, на пороге мялся.. Пушкин.
- Александр Сергеевич, вы? Я!?
- Здравствуйте, да это вы, то есть я, - смутился переодетый Гоголь. - Я тут подумал, что было бы забавно, почитать Вам мои стихи.
- Я себе!? Мои мне!? И слушать не желаю!
- Так это мои стихи, они мистические..
Пушкин сузил глаза.
- А-а, я узнал вас дорогой друг, признаю, это было эффектно, но стихи мне надоели, прошу проходите, я налью вам чаю. Извиняюсь за мой неподобающий вид, - поэт опустил взгляд на свой мятый, но расшитый богатыми узорами, длинный купеческий халат. - Вчера всю ночь играли в карты, мне приснилась дама треф.
- О, право не стоит. Но простите, а почему не дама пик?
- Э нет, любезнейший, в жизни не всë так однозначно.
Писатели прошли в гостиную. Там стоял большой круглый стол, укрытый белой кружевной скатертью, к стенам прижались диван с высокой спинкой, изразцовая печь, буфет и секретер из красного дерева. Ещë, в комнате стояли два кресла и огромный стеллаж с книгами. Тяжëлые шторы у окон были раздвинуты, яркий день играл солнечными зайчиками в стекле буфета.
Лирик и юморист уселись в кресла. Пушкин пошарив в карманах халата, вытащил сигару, раскурил еë.
- Итак, - сказал он, попыхивая дымом. - Чувствую вы хотите говорить об Онегине. И будем надеятся, что это не Надеждин вас подослал.
Гоголь сменил восхищëнный взгляд на кровожадный.
- Я же пошутил, любезный друг, не обижайтесь. Так как вам моя новая книга?
Гоголь вскочил с кресла.
- Да! вчера дочитал. Это же уму непостижимо! вот о ком вы пишите!? У вас здесь есть "Евгений Онегин"? - раздухарившийся мистик огляделся. - Я вам зачитаю, подайте немедленно!
- Это можно.
Пушкин зашëл за стеллаж с книгами и вывел оттуда лощëного франта в светлом сюртуке, в белом с отливом цилиндре и бакенбардами.
- Ээ, что? Хм.. - Гоголь осëкся.
Подозрительно глядя на полупрозрачную фигуру, он рассеяно проговорил:
- Таак, ладно.. вот.. берём Онегина..
Николай Васильевич с силой помотал головой, быстро взял себя в руки, и не обращая никакого внимания на фигуру, запальчиво продолжил:
- Так вот, этот ваш Онегин, не работает, живëт за чужой счëт, гуляет по кабакам, кидает понты, кидает девчонок, делает маникюр и жалуется, хипстер одним словом.
- Это правда, вы так поняли?
- Не хочу вас обижать, любезный Александр Сергеевич, но личность Онегина так же интересна как и скучна.
Гоголь сел обратно в кресло, отдышался и добавил:
- Белинский отмечает: что Евгений "лишний человек".
- Так Онегин не виноват, жизнь такая, - многозначительно сказал Пушкин. - Мы все учились понемногу, чему-нибудь и где-нибудь. "Надо было эпиграф добавить: «Карты, девки, два ствола»", подумал поэт.
- Дворянский кризис? - спросил Гоголь, косясь на лощëного франта. Фигура молчала и глупо улыбалась.
- О! Коллега, я не сомневался. Vous pouvez lire dans les pensées.
Гоголь: (смущëнно) - Ну да..
- Срочно переодевайтесь обратно, вам надо стать самим собой.
- Спасибо, - сказал Николай Васильевич, снимая театральные бакенбарды. - Сегодня я читал газету, "Северная пчела" кажется, мне попалась весьма скотская статья о вашем романе.
- И кто там, опять рюма Булгарин? Надеждин? Впрочем всë равно, утомился я от них, дались вашей милости эти критики, вам мои стихи и проза нравятся?
- Конечно.
- Так и читайте, и никого не слушайте.
Гоголь встал, обошëл фигуру франта.
- Пожалуй. Ну его, этого Онегина! - он оглянулся на Пушкина, - Ой, простите.
Фигура в цилиндре вдруг перестала улыбаться - лицо как расплавленный свинец потекло вниз, руки капая пальцами медленно вытягивались к полу, тело обмякло, мерцало и шипело. Гоголь удивлëнно приподнял брови, он смотрел как медленно растворяется в воздухе лощëный франт.
- А что это? - тихо спросил мистик, указывая на прозрачную дымку оставшуюся от фигуры.
- Не переживайте, это цифровая голограмма, визуальное воплощение моих героев. Раньше рисовал, но так по-моему лучше.
Гоголь восхищëнно покивал, улыбнулся и сказал:
- Моë почтение Александр Сергеевич, для меня это ближе чем стихи.
- А вы знаете дорогой друг, для меня стихи это всë.
- Знаю. Критиканы сбивают с пути истинного, иногда кажется, что мы весьма средние писатели. Ведь большинство людей предпочитают глупость мудрости, ибо глупость смешит, а мудрость печалит. А с другой стороны, критика не даëт звездить.
- О! я далеко не так мудр как вы, к сожалению.
- Это не мои слова.
- Всë равно! я романтик! И потом, вас то Белинский хвалил, - засмеялся Пушкин.
Но Гоголь не улыбался, он печально смотрел сквозь поэта.
- Как-то грустно, - тихо сказал он. - Интересно, в будущем нас будут читать, хоть кто-нибудь?
- В далëком? Вряд ли. Эх.. к чему душа стремится! если даже для наших современников, мы средней паршивости.
Гоголь встал подошëл к окну, посмотрел куда-то в небо и сказал:
- Это критики конечно, jalousie professionnelle, но душа.. В ощущение самого себя, Александр Сергеевич, душа стремится к бессмертию через свободную волю, действующую правда, по собственному разуменью.
- Верно мой друг.
"Ах! ведает мой добрый гений,
Что предпочëл бы я скорей
Бессмертию души своей
Бессмертие своих творений"
- Как-то грустно, - опять сказал Гоголь. - Александр Сергеевич, а хотите анекдот?
- Извольте.
- Вы знаете, что письмо Татьяны к Онегину, писала вовсе не Татьяна.
- Очень интересно, - поэт с улыбкой откинулся на спинку кресла. - И кто же?
- Пушкин!
(Оба смеются. Подали самовар. Писатели садятся за стол пить чай.)
Занавес.
Рассказ - литературная обработка трëх анекдотов. И вот что может получится из маленького комментария, был вдохновлëн статьëй на канале Фантастика на всю...
