Жизнь порою преподносит нам удивительные сюрпризы. Именно сюрпризы, которых мы никак не ждём, делают жизнь такой, какая она есть.
Когда Нкоси Сихле Фуфоло впервые попал в Россию, он не подозревал, насколько сильно его жизнь окажется связана с этой страной. Он совсем не знал русского и очень относительно знал английский, хотя на его родном сесото говорили лишь полтора миллиона человек в Лесото, где Нкоси и родился, и ещё три миллиона в ЮАР, которое окружает этот анклав со всех сторон. Без знания английского дальше ЮАР уезжать было бы совершенно невозможно.
Это история африканца, оставшегося в России после университета. Его я придумал почти случайно, когда писал новеллы об университетских годах. Этот рассказ — последний, который я о нём написал.
Но в России не хватало даже английского. Это Нкоси понял с первого визита в «Перекрёсток» около станции «Старый Петергоф». С огромным трудом сумел африканец объясниться там с кассиршей и охранником, что он не собирался ничего украсть, просто от полки до кассы ему было удобнее нести покупки в рюкзаке, а не в руках. От вызова полиции спасло только то, что из кармана у Фуфоло выпал его паспорт. Охранник, увидевший экзотическую книжицу из Лесото, только сказал рассеянному иностранцу:
— Больше так не делайте! — после этого несчастный африканец был отпущен восвояси.
Возможно, это был первый раз в жизни этого охранника, когда ему пригодился изучавшийся в школе английский язык.
То, что люди в России к чернокожим непривычны, Нкоси почувствовал довольно быстро. Даже если в общаге на него достаточно быстро перестали смотреть с подозрением, то на улицах даже Петергофа, не говоря уже о большом Санкт-Петербурге, многие оборачивались, чтобы разглядеть диковинного зверька, будто по недоразумению разгуливающему вместе с ними по улицам. Поначалу африканец нервничал от этих взглядов, подозревая, что с ним что-нибудь не так, но со временем он понял, что это просто реакция на негра. Некоторые не замечали его, как это и должно было быть, а иные вели себя некорректно. Он быстро привык к таким взглядам и научился их не замечать.
Первый курс был самым непростым в российской жизни Нкоси. Его английского не хватало для нормального общения с окружающими, а уроки русского в сводной группе с парочкой китайцев, корейцем, эквадорцем и девочкой из Сирии шли не очень здорово. По-хорошему, свою первую сессию Нкоси никак не должен был сдать. Но за него платили деньги — авантюра с учёбой в России оплачивалась частным южноафриканским фондом, который невесть как нашли его родители.
К слову, семья Фуфоло была достаточно обеспеченной, что нечасто для Лесото в принципе. Отец Нкоси владел небольшой алмазной шахтой, а мать работала врачом в Застроне, как семьдесят процентов населения страны, которые тоже трудились в ЮАР. Так что мальчик вырос вовсе не в нищете, хоть и был ею окружён. Друзей у него не было, большинство обычных ребят завидовали ему. Даже когда собиралась компания поиграть в футбол, Нкоси звали крайне редко. Играл он здорово, и тем больше поводов находилось у остальных ребят, чтобы его не звать. Ему завидовали по разным причинам.
Среди учителей Нкоси тоже не был особенно популярен. Большинство учителей в школе тоже происходили из небогатых семей. Одним из немногих, кто нормально относился к мальчику, был учитель математики, мистер Норин, которого все называли Лео; Леопольд — так было его полное имя — был родом из России и жил в Южной Африке с женой-этнографом, которая в то время занималась местными племенами.
Лео и Нкоси сошлись, во многом, из-за того, что мальчика недолюбливали его одноклассники и другие учителя. Педагог рассказывал своему ученику о России, о холодах, о людях, живущих там; и даже попытался поучить его русскому языку.
Правда, попав в Россию годы спустя, Нкоси обнаружил, что языка он совсем не знает. На первом занятии по русскому языку он оказался худшим в группе. Китайцы, кореец и даже эквадорец сумели сказать, как их зовут и откуда они родом, а сирийка даже довольно подробно рассказала о себе — и только он один хлопал глазами, удивляясь, куда он попал.
Первую сессию Нкоси сдал только потому, что встречался со старательной однокурсницей, которая объясняла ему материал по-английски, а потом и все преподаватели согласились поговорить с ним по-английски на экзаменах. Последним было дано указание сверху, деканат физфака не хотел терять такого студента.
Уже во втором семестре стало полегче. Фуфоло стал лучше говорить по-русски и почти полностью русский понимать. В группе иностранцев, изучающих язык, стало посвободнее — один из китайцев вылетел с ПМПУ, а эквадорец — с матмеха. Нкоси приударил за сирийкой после расставания с Вероникой, благодаря которой сдал первую сессию. Этот роман продлился совсем недолго.
Когда его позвали в сборную факультета на футбольный Кубок Первокурсника, Нкоси с радостью согласился. Это был первый раз за почти десять лет, когда физики выиграли кубок. И никого не удивило, что Нкоси попал в сборную факультета, которая в апреле разыгрывала традиционный ПУНКовский кубок с тремя другими петергофскими факультетами. Здесь команде физфака не хватило сыгранности, они проиграли оба матча — матмеху и химфаку — и остались на последнем месте.
Но репутация мистера Фу, как прозвали Нкоси факультетские болельщицы, была исключительной. Его стали подозревать в том, что он бабник, и африканец не отрицал этих слухов; когда его впрямую спрашивали о том, сколько русских девушек он положил в свою постель, Фуфоло только загадочно улыбался. Его сирийская подруга ушла от него к менее популярному и более предсказуемому русскому парню (который, скорее всего, был евреем или хохлом). Пользуясь своей славой, Нкоси попытался склеить ещё кого-нибудь, но его ничуть не привлекали девушки с куриными мозгами, а на более интеллектуально развитых его особый шарм уже не действовал.
Например, первая красавица курса Алина Самойлова мило поговорила с ним о жизни, но на приглашение куда-нибудь сходить честно ответила, что занята и полностью довольна своими отношениями. Только в конце декабря Нкоси почти от безысходности попытался встречаться с одной из болельщиц — его терпения хватило на два похода в кино и три в кафе с продолжениями. Дольше он не мог находиться рядом с этой особой даже ради удовлетворения физиологических потребностей.
Второй курс вообще шёл хорошо. Овладев языком на уровне понимания, Нкоси больше не нуждался в переводчике на парах. Соответственно, и с экзаменами стало проще. Третий семестр он сдавал, более-менее говоря по-русски. Хотя слушать его было мучительно для многих. Некоторые просили перейти на более знакомый ему английский. Другие терпели.
В начале четвёртого семестра снова начались футбольные соревнования, и команде физфака потребовался мистер Фу. Без него факультетская сборная играла блекло. С ним команда уже сыгралась. Проблем прошлого года, когда несогласованные действия привели команду к поражениям, удалось избежать. К апрельскому кубку ПУНКа сборная физфака подошла в статусе фаворита. Посмотреть на игру темнокожего «легионера» собралось большое количество физфаковцев, возлагавших на команду с Нкоси во главе большие надежды. Кубок ПУНКа физфак не выигрывал уже достаточно давно. И, пожалуй, более сильной у команды у факультета не было лет десять — пятнадцать.
В полуфинале они в упорной борьбе обыграли ПМПУ. В перерыве этой игры Нкоси познакомился с Аней Нарубиной; вернее его с ней познакомили Алина Самойлова и её парень с матмеха. Аня понравилась ему с первого взгляда, а их первое свидание — банальный поход в кино, в Новом Петергофе — окончательно его убедило, что девушка умна. Судя по поведению Ани, он ей тоже понравился не меньше.
Их знакомству не помешало даже то, что физфак проиграл финал матмеху. Нкоси не придавал чересчур большого значения развлечениям вроде футбола. Аня и вовсе оказалась на матче почти случайно — как одна из организаторов, она приглядывала, чтобы всё прошло хорошо. И для неё всё и впрямь прошло достаточно хорошо.
После недели матмеха, в течение которой Нарубина спала максимум по три-четыре часа, ей требовался продолжительный отдых. Но Аня всегда спешила жить, тратить время на сон она не любила. Тем более, когда можно было проводить часы в хорошей компании.
Впрочем, первый раз, когда Аня осталась на ночь у Нкоси — он жил в комнате один, потому что платили за него хорошо — они даже не занялись сексом, потому что девушка крепко уснула в объятиях африканца. Во многих случаях это бы стало концом не начавшихся толком отношений, но Фуфоло не стал делать поспешных выводов. Он понимал, что Нарубина очень измотана и заслуживает отдыха, в котором сама себе привыкла отказывать.
За без малого год отношений Нкоси и Аня ни разу не поругались. Африканец понемногу учил русский, но с девушкой пока чаще общался по-английски. Для обоих это была ещё и практика. Фуфоло много рассказывал о себе, о своей родной стране, о трудной жизни там; Нарубина в ответ тоже делилась своими впечатлениями о жизни в Сибири. Им никогда не было скучно вместе.
После стольких месяцев идиллических отношений Нкоси осмелился думать об их продолжении, возможно о свадьбе или хотя бы о каком-то планировании совместной жизни. Но Аня решительно уходила от всех его попыток завести разговор на тему будущего. Да, им было хорошо здесь и сейчас, но строить какие-то планы? Она была не готова к этому.
У Нкоси по-прежнему не было друзей, с которыми он мог бы обсудить девушку. Кроме Ани он вообще ни с кем близко не общался. Живя один, он даже не имел соседей, которые обычно автоматически становятся приятелями живущих в общежитии студентов.
Всё это заставляло его много размышлять. И однажды он понял, в чём дело. Он не кажется Ане надёжным партнёром для совместной жизни. Она умом понимает, что их общее будущее весьма туманно. Он и сам понимал, что перспектив у него в России никаких. Выучиться на инженера — а потом искать работу в ЮАР, как все образованные жители Лесото, коих немного. Работать в России? Как будто здесь кому-то нужен африканец, кое-как владеющий русским! Да тут любого из его одногруппников предпочтут ему просто по праву рождения не в Африке!
Поэтому Нкоси не удивило и не обидело объявление о разрыве. Аня встретила местного парня, которого сочла более надёжным, и ушла к нему. Ей было очень тяжело бросать бедного африканца, но она сделала это после долгих раздумий. Фуфоло расстроился, хоть он всё прекрасно и понимал. И был заранее готов к такому повороту.
Первое время после разрыва с Аней Нкоси практически не выходил из дома, за исключением хождения на пары. Все вокруг заметили, что африканец стал менее весёлым, практически не общался с окружающими. Он был очень угрюм и почти не реагировал на внешние раздражители; обращаясь к нему, нужно было по два раза повторить, чтобы он вообще понял, что к нему обращаются.
Вечерами Нкоси лежал в кровати с ноутбуком и смотрел сериалы. Особенно свой любимый «The Sopranos» про мафиозного босса и его семью, как кровную, так и криминальную. Шесть сезонов будней авторитетного гангстера, даже если по несколько серий за раз, занимают достаточно долгое время. И это прекрасная возможность отключиться от внешнего мира.
Конечно, долго так продолжаться не могло. Первыми Нкоси попытались вывести из депрессии его соседи по этажу, матмеховцы Игорь и Ира — они пригласили его отметить годовщину своего знакомства. Повод, конечно, надуманный и не совсем правдивый — никакой годовщины не было и в помине, поскольку Игорь с Ирой не помнили, когда познакомились.
Зато своё знакомство с соседом они помнили хорошо — тёмным вечером они в лифте встретили чёрного человека, который почти не говорил по-русски, но попытался быть вежливым. Они оказались первыми нефизфаковцами, обратившими на него внимание. И они же были практически единственными в общаге, кому не было на него наплевать.
Игорь был высокий среднего телосложения парень с вьющимися чёрными волосами средней длины, а на лице его имелись признаки армянского происхождения по матери. Ира была блондинкой, когда они впервые встретились с Нкоси, но теперь её длинные спадающие до плеч волосы уже стали огненно рыжего цвета. В отличие от своего парня, она почти постоянно улыбалась. Тем не менее они были прекрасной парой.
— Проходи, проходи; садись! — хлопотала Ира вокруг гостя. — Будешь есть?
Нкоси смущённо пролепетал что-то насчёт того, что уже поужинал. Девушка только усмехнулась:
— Холостяцкие полуфабрикаты не считаются. У нас домашняя еда.
Отказаться было невозможно. Пока Ира накрывала на стол, Игорь занимал Нкоси разговором. Потом он открыл бутылку вина и разлил напиток по бокалам. Он же провозгласил первый тост.
По мере уменьшения запасов на столе и увеличению количества выпитого, разговоры становились более личными. Нкоси и Игорь с Ирой обсуждали многое, и тема сама собой свелась к обсуждению личной жизни.
— В этой стране я чувствую себя как Лесото в ЮАР — со всех сторон меня окружают чужие люди, а я как анклав.
— А ты пробовал как-то сходиться с людьми? — спросила Ира иронично.
— У вас тут не так просто сойтись с людьми, когда тебя принимают за забавную говорящую обезьянку. Ну то есть бывают ещё особенные девушки, для которых я секс-машина, как в порно-фильмах… Я не знаю, почему у русских такое отношение к неграм, но нормальным человеком меня считают человек пять от силы. Вот вы, Аня, ещё Алина Самойлова… И всё.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Просто ты сам не сходишься с людьми.
Игорь ухмыльнулся словам своей девушки и разлил остатки вина по бокалам.
— Я не могу согласиться, что проблема только во мне. Если бы я был белым, то русские воспринимали бы меня лучше.
— А соотечественники с тобой общались нормально? — вдруг спросил Игорь. Нкоси пожал плечами. Он помнил, что всегда был одинок из-за родительского достатка. Об этом он и сказал.
— Так, стало быть, дело всё-таки не в нашем расизме? — ухватилась за спасительную мысль Ира.
— Подожди, я только хочу сказать, что у них была причина воспринимать меня не как совсем нормального человека. Так что это не совсем моя вина, что я не схожусь с людьми… Одни завидовали мне, другие считают меня ничтожеством… Вот вы не относитесь ни к тем, ни к другим — и я ведь нормально общаюсь с вами!
Это имело под собой определённые основания. Игорь и Ира переглянулись. Они были склонны согласиться, что логика здесь присутствовала.
Тот вечер заставил Нкоси несколько иначе посмотреть на мир. После этого разговора он стал замечать в окружающих его людях интерес к себе. Он снова стал разговаривать с девушками, приглашать их на свидания. Два свидания даже удались. Но обе претендентки категорически не выдерживали конкуренции с Аней. Поэтому Фуфоло не стал звонить этим девушкам снова.
Но, в любом случае, он снова стал радоваться жизни. Снова стал рассказывать интересные истории об Африке на парах английского. Снова стал выходить к доске на технических парах. И вообще он стал больше общаться с окружающими его людьми.
Одногруппники давно привыкли к тому, что он чёрный, и никаких проблем с этим не испытывали. Вообще, расизм в России явление редкое; у нас очень не любят приезжих с Кавказа или Средней Азии — причём, в основном, из-за неадекватного поведения их соплеменников — а на негров смотрят с удивлением, но если доводится с негром общаться, то предубеждения против него, как правило, нет. Любопытство зачастую есть, всё-таки в России не так много чернокожих ребят. Но расовой дискриминации, как в Америке, у нас всё-таки не встретишь.
Хотя ситуация с гостями с юга в России очень похожа на африканскую чуму в США, Англии и Франции или турецкую чуму в Германии — критические массы переселенцев начинают наглеть и диктовать коренным жителям свои условия. А среди коренных жителей зреет недовольство и появляются радикальные нацисты. В этом мы если и не впереди планеты всей, то уж по крайней мере идём в ногу с цивилизованными странами и ни на шаг не отстаём.
В одной группе с Нкоси учился дагестанец по имени Магомед. Его родители жили в Ленинграде с 1985 года, во время учёбы познакомились, поженились и остались здесь. Сам он уже родился в Петербурге. Он мусульманин, хотя и не особенно правоверный. В школьные годы пару раз серьёзно повздорил с одноклассником-лимоновцем из-за национальности и вероисповедания. А потом как-то раз в метро спас девочку от падения на рельсы. Девочке было лет семь на вид, такая классическая первоклассница с бантами; она пренебрегала безопасной дистанцией от края платформы и крутилась вблизи обрыва, а её отец стоял рядом, погружённый в свой смартфон и не обращая внимания на неё. В то же время навстречу поезду сломя голову бежал какой-то придурок, которому нужно сесть было куда-то в конец. Магомед краем глаза его заметил, инстинктивно сделал шаг в сторону девочки, которая оказалась у него на пути — и чудом успел поймать несчастную, когда она чуть не свалилась на рельсы после столкновения. Бежавший даже не остановился посмотреть, что произошло, окружающий тоже не обратили внимания. Отец девочки оторвался от экрана своего смартфона, не понимая, что произошло.
— И вот вы думаете, кто-нибудь вообще сказал мне спасибо? — впервые Магомед рассказал эту историю одногруппникам ближе к концу второго курса, когда как раз Нкоси спросил его, не чувствует ли он по отношению к себе какой-то дискриминации.
— Часто в таких ситуациях твои сородичи оказываются ещё и виноватыми, — пожал плечами Валера Хомченко. — Папаша тот не обматерил тебя?
— Нет, — улыбнулся Магомед. — Он даже через пару недель узнал меня на платформе, подошёл поблагодарить, заставил назвать школу, в которой я учусь, и написал письмо с благодарностью на имя директора. Денег предлагал, но я отказался — сказал, пусть лучше девчонке своей чего-нибудь купит…
— И как в школе отреагировали на письмо? — поинтересовалась Маша Голованова.
— Учителя хорошо. А вот ребята стали ещё сильнее издеваться, как будто я сделал что-то плохое…
— А сейчас-то они поумнели или нет?
— Я не знаю, выпускной я проболел, и с тех пор никого из одноклассников больше не видел.
В параллельной группе учились ещё два кавказца, у них не было подобных историй, но они тоже говорили, что иногда им доставалось за внешность и религию. При этом ни Муса, ни Тимур не были склонны утверждать, что это было как-то слишком обидно — над кем-то издеваются из-за его полноты, над кем-то из-за врождённых физических дефектов, а над кем-то за кавказский акцент и привычку молиться на большой перемене. Это дети, дети глупые, им простительно их невежество.
— И что, сейчас нет никаких проблем? — спрашивал у Тимура Нкоси, когда тот говорил, что «детям простительно».
— Когда ты Тимур Рамзанович Ахмедгулиев, проблемы неизбежны. В метро менты любят долго листать паспорт, глупые вопросы задавать… Место рождения — город Дербент, регистрация в Махачкале, временная — в Петергофе; спрашивают: зачем приехал? Отвечаю, что учиться — некоторые начинают откровенно смеяться. Показываю тетрадки — обычно отстают.
— Ну а простые люди как тебя воспринимают?
— В кругу общения никаких проблем нет. Ну а на взгляды случайных прохожих я внимания не обращаю. Всем мил не будешь, хоть даже если ты стопроцентно русский, всегда найдётся причина косо на тебя посмотреть.
— Это наверняка.
— Так что не обращай на них внимания, и всё тут!
И Нкоси перестал обращать внимание на малышню, которая при виде него начинала хихикать и показывать пальцем в его сторону; на парней, которые хлопали друг друга по плечу, завидев его; на недовольно морщащих губы старушек, которые презрительно относились ко всем нерусским, включая бродящих по центру туристов. Те же самые старушки были вечно недовольны всем подряд: и слишком откровенно одетыми девушками, и сигаретами в зубах молодёжи любого пола, и стеклянными бутылками (в которых зачастую никакая не водка, и даже не пиво — а лимонад или минералка) в руках той же молодёжи. Те же самые малыши показывали пальцем на любое отклонение от нормы (а норма на взгляд подобного существа — это интеллектуальный уровень шимпанзе, эмоциональный уровень табуретки и внешность среднего жителя средней полосы России), будь то слишком полный или слишком худой человек, слишком умный или несколько туповатый, очень экспрессивный или стоящий с отрешённо скучающим видом. Ну а те же парни хлопали друг друга по плечу при виде не только негров, но и Mini Cooper’ов, хотя и те, и другие уже стали не так редко встречаться в Петербурге.
В общем, Фуфоло стало проще жить. А по мере совершенствования его знания русского языка, его круг общения стал расширяться; соседи по этажу в общежитии спокойно относились к цвету его кожи, слушая, как он без каких бы то ни было ошибок говорит по-русски.
Осенью в начале пятого курса для африканца нашлась работа в Петербурге. Один из преподавателей порекомендовал его своему другу, главному инженеру на чудом сохранившемся промышленном предприятии в Калининском районе. Фуфоло поехал знакомиться с Виктором Ивановичем Головым после очередного учебного дня. На проходной возникла заминка, поскольку охранники не очень понимали, с чего бы главный инженер хотел встретиться с чернокожим юношей, но недоразумение разрешилось звонком Голову. Нкоси поднялся на пятый этаж в кабинет своего будущего начальника.
Виктор Иванович был почти одного роста со своим невысоким гостем, но раза в полтора шире его, особенно в районе живота. Коротко стриженные бобриком не поседевшие окончательно волосы выдавали в главном инженере привычку к армейской строгости и сравнительно небольшой возраст — на такой работе в пятьдесят лет уже все седые. Нкоси отметил, что хозяин кабинета не проявил никакого любопытства к его внешности; хотя африканец привык, что очень многие при знакомстве с ним пристально разглядывали его, как экспонат на какой-нибудь выставке.
Они договорились об устройстве Фуфоло в качестве инженера 4-й категории, и довольный парень поехал в Петергоф в очень хорошем расположении духа. Он теперь мог остаться в России, а не искать работу в Лесото или приграничных районах ЮАР. Конечно, это уже не вернёт ему Аню, которая практически вышла замуж за другого — их свадьба была назначена на следующее лето, и Нкоси даже получил приглашение — но за четыре с лишним года африканец полюбил холодный и мрачный Петербург.
Выйдя из маршрутки у Финляндского вокзала, он влился в людской поток, что тёк ко входу в метро. Перед ним шла девушка, которой даже со спины нельзя было не залюбоваться, и дело здесь, в первую очередь, не в интимных частях тела, а в длинных пышных белых волосах. Нкоси был ценителем женской красоты во всех её проявлениях, к тому же от девушки веяло лёгким ароматом духов, прежде ему не встречавшихся, но способных сводить мужчин с ума. В потоке девушка, а за ней и наш чернокожий герой, вошли в метро. Она достала из сумки карточку и не заметила, как выронила кошелёк. Кавказского вида парень шагнул наперерез толпе откуда-то справа, намереваясь поднять упавшее и возвратить хозяйке, но Нкоси уже присел и опередил его. Девушка не оборачиваясь прошла турникет, африканец последовал за ней. Догнал он её уже на эскалаторе, едва коснувшись её локтя — она вздрогнула от его прикосновения так нервно, что даже по всему его телу прошёл электрический разряд:
— Девушка, Вы кошелёк потеряли, — лучезарно улыбаясь произнёс он, протягивая хозяйке утерянную собственность. Незнакомка озадаченно похлопала по своей сумочке, потом робко протянула руку за кошельком. Её лицо стало бордовым от смущения.
— Спасибо, — только и выдавила она из себя.
Только сейчас Нкоси разглядел черты её лица, ровную, почти детскую, кожу, изящный носик, аккуратные губы, минимально подведённые помадой, и милые карие глаза среднего размера, умело подчёркнутые косметикой. В таких девушек невозможно не влюбиться, а если у неё есть ещё и мозги — это уже повод жениться.
Одета девушка была в шерстяной белый свитер с высоким горлом и чёрную матерчатую юбку до колена. На ногах у неё были высокие, почти до колена, чёрные кожаные сапоги с блестящей застёжкой. Ростом она была чуть повыше Нкоси, хотя этот эффект скорее всего связан с каблуками на её сапогах.
Сам Нкоси, помимо того, что негр, выглядел не очень — тёмно-синяя джинсовая рубашка, светло-синие джинсы, кроссовки — в общем, не самый удачный вариант для знакомства с такой девушкой.
Он и сам понимал, что вряд ли произведёт на незнакомку хорошее впечатление, а тут и эскалатор кончился — они полминуты простояли, молча глядя друг на друга — и африканец галантно пропустил девушку вперёд, сойдя с эскалатора вслед за ней. Она шла вперёд не оборачиваясь, её лицо продолжало гореть от смущения. Мысленно она перебирала все эпитеты, которыми только можно было себя обругать за потерю кошелька, в котором лежали не только наличные деньги, но и две банковских карты, а также целая россыпь скидочных карт ресторанов и супермаркетов. Ещё сильнее её смущало то, что она толком не поблагодарила того парня, который спас её от неприятной необходимости восстанавливать все эти карты заново.
Конечно, она растерялась. В первый момент, естественно, её реакцией была паника. К тому же, улыбающееся в тридцать два белоснежных зуба лицо чёрного как смоль парня — далеко не первое, что рассчитываешь увидеть в питерском метро, когда кто-то трогает тебя за локоть. Но даже растерянность и общая робость не оправдывала девушку в её собственных глазах.
Нкоси шёл за девушкой в пяти шагах, не отставая и не приближаясь. Она не стала садиться в поезд, который уже стоял на станции, предпочтя дойти до конца платформы; и он за ней. Вскоре подъехал следующий поезд, и они оба сели в последний вагон. Только здесь незнакомка обратила внимание, что он по-прежнему рядом, и её успокоившееся было лицо вспыхнуло вновь. Африканец включил на телефоне музыку и вставил наушники в уши, а девушка попыталась достать книжку, но толком не могла читать, периодически поглядывая на него и продолжая краснеть. Она сидела около второй двери вагона, а Нкоси стоял напротив третьей и, слушая музыку, наблюдал за ней. Решительно подойти и всё-таки познакомиться он не мог, но эта девушка-мечта уже не покидала его мыслей, и даже музыка в наушниках не помогала отвлечься.
Она не вышла ни на «Владимирской», ни на «Пушкинской», ни на «Технологическом институте». Станции мелькали за окном, сменяя перегоны, а прекрасная незнакомка всё ещё сидела на своём месте, делая вид, что читает. Наконец, поезд выехал из тоннеля на станцию «Автово»: Фуфоло уже пристроился к людской толпе, собирающейся выходить, и тут девушка встала и тоже вышла. Оба вновь оказались в потоке, но на сей раз Нкоси был немного впереди. Постоянно оглядываться было не лучшей идеей, поэтому он только раз отметил, что незнакомка держится в толпе достаточно уверенно, практически не отставая от него.
Выйдя из метро, он огляделся. 224-я маршрутка, в отличие от всех остальных идущих в Петергоф, отправлялась с ближней стороны проспекта Стачек. Хвост ожидающих её пассажиров предвосхищал потенциально долгое ожидание, и Нкоси решил перейти на другую сторону, где выбор всё-таки побольше. В подземном переходе он снова увидел её; девушка двигалась быстрее него, когда для этого была возможность.
Уже на остановке он собрал волю в кулак и всё-таки обратился к ней:
— Стесняюсь спросить, не сочтите за грубость, но Вы случайно не в Петергоф едете?
— В Петергоф, — кивнула незнакомка. — Вы тоже?
— Да. Меня зовут Нкоси.
— Света, — представилась девушка-мечта.
— Очень приятно, — он протянул руку, она смущённо попыталась изобразить рукопожатие, но африканец перехватил её ручку и поднёс к губам. Света ещё сильнее смутилась. — Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
Она мотнула головой, продолжая смущаться.
Вскоре они оказались в 404-й маршрутке, которые тогда уже принадлежали Taxi-2 и представляли собой просторный микроавтобус с кучей стоячих мест. Нкоси и Света сели на два свободных места перед задним рядом. Разговор сам собой не заводился, африканцу стоило огромных усилий растормошить свою новую знакомую.
Света Малышева родилась в Великом Новгороде, но с четырёх лет, то есть почти столько, сколько себя помнила, жила в Петегофе, в 23-ем квартале, на улице Шахматова. Её папа преподавал на химфаке Университета, а мама стала там с недавних пор секретарём кафедры. Сама же Света не без проблем поступила в медицинский университет имени Мечникова, откуда потом перевелась в Военно-Медицинскую академию. Конечно, живя в Петергофе, проще было бы пойти под отцовское крыло на химфак, но у Светы осталась детская мечта стать врачом. В академии про неё ходили очень смешанные отзывы: полковник медицинской службы профессор Мусатов утверждал, что из этой куклы даже медсестры толковой не получится, не то что врача; тогда как его коллега профессор Бочаров, гражданский врач, говорил, что она очень способная и старательная ученица.
Свете было всего девятнадцать, она училась на втором курсе. Предложения будущей работы у неё имелись, но пока они её не устраивали — они все находились не в Питере. Для практики и некоторой финансовой независимости девушка попросилась на полставки медсестры, и профессор Бочаров поспособствовал удовлетворению этой просьбы.
Так что теперь Света Малышева стала не только студенткой, но и медсестрой. И то, что она по-прежнему находила время следить за своей внешностью, вызывает восхищение. Что интересно, природная застенчивость и жёсткий график занятости мешали Свете иметь какую бы то ни было личную жизнь. Она никогда не знакомилась с парнями, и даже в школе не имела никакого опыта близких отношений. Хотя вы, конечно, скажете, что в наше время так не бывает…
Когда маршрутка вырвалась из первой пробки на виадуке и пересекла Трамвайный проспект, Нкоси уже разговорил Свету. Девушка сперва робко и неуверенно, а потом всё смелее и смелее поведала ему о своей жизни. Когда проспект Стачек перешёл в Петергофское шоссе, африканец уже знал об этой девушке больше, чем о любой другой своей знакомой, включая Аню Нарубину. Когда Петергофское шоссе стало Санкт-Петербургским, уже и Света знала многое о Нкоси, о его родной стране Лесото, о его полной красок жизни в России. Молодые люди сильно понравились друг другу. Девушка почти не обращала внимания уже на цвет кожи парня, она осталась покорена его безупречными манерами и умом.
На переезде в Старом Петергофе, когда маршрутку тряхнуло из стороны в сторону, Света нечаянно оказалась в крепких объятиях Нкоси. Он намеренно задержал её в руках чуть дольше, чем необходимо, а она опять залилась краской. Для неё всё это в новинку. Она не была уверена, что знает, как себя следует вести.
Они вышли из маршрутки на углу Ботанической улицы. Нкоси пошёл провожать Свету до дома. Разговор уже шёл сам собой, сбиваясь с какой-нибудь книги на любимую музыку. Вкусы у них не совпадали, но были близки. А начитанность африканца даже заставила девушку сравнить его с Пушкиным; ну или хотя бы прадедом Пушкина, арапом Петра Великого.
— Ганнибал был эфиоп, они несколько светлее нас и тем милее европейцам, — улыбнулся Фуфоло, вспоминая, что то же сравнение с ним пришло на ум и Ане. Как ни странно, но воспоминание об Ане сейчас нисколько не потревожило его, а наоборот — ободрило. — А я сото, мы все очень чёрные.
— Я даже не знала, что африканские народы различаются между собой, — искренне призналась Света, не успев подумать, что, возможно, этого делать не следует.
— Не могу сказать, чтобы ты меня удивила. Европейцы считают, что все негры одинаковы. На самом деле, и для многих из нас поначалу все европейцы на одно лицо: хоть русские, хоть французы, хоть немцы. Лично я научился отличать белых друг от друга, но определять вашу национальность по внешности я не умею.
— Я тоже не умею определять национальность по внешности, — засмеялась девушка. — Только белого от чёрного или от азиата отличу!
Это случайное знакомство на улице переросло в отношения уже с первого полноценного свидания: неделю спустя Нкоси и Света пошли в концертный зал «У Финляндского вокзала» на концерт какого-то барда — африканец его видел и слышал впервые в жизни, а девушка утверждала, что от его песен у неё поднимается настроение. После концерта они несколько часов гуляли по городу, пока не закрылось метро; пришлось вызывать такси, которое по ночам стоит недёшево. Но оно того стоило.
Если Вы увидите на улице эту странную пару, то вряд ли сумеете избежать предубеждения. Столь прекрасная девушка, как Света, рядом с негром кажется некоторым из нас, скажем так, не совсем уместной. В нашем циничном современном мире никто не думает о любви, только о более приземлённых, даже низменных вещах. Но, к счастью для Нкоси и Светы, им обоим наплевать на мнение посторонних. Им совершенно всё равно, как кто-то смотрит со стороны на их отношения. Родители девушки приняли её выбор, не выражая бурных протестов, хотя они и надеялись тайно, что эта пара ещё распадётся.
И вот, одним прекрасным, неожиданно для Петербурга солнечным утром Света пошла к врачу жаловаться на ухудшения самочувствия и другие женские проблемы. Участковый терапевт, дородная дама в возрасте, сразу же написала направление к гинекологу. В общем, Вы всё сами понимаете…
Венчание прошло в главном католическом соборе города, храме святой Екатерины на Невском проспекте — потому что в православных церквях отказались венчать католика Нкоси, тогда как православную Свету в католическом приходе приняли абсолютно спокойно. Большинство гостей тоже были либо православные, либо атеисты — только два католика приехали из Лесото, и это были родители жениха. Родня невесты, в большинстве своём, выражала на лицах неудовольствие кандидатурой жениха, но, глядя на светящееся от счастья лицо Светы, большинство из них забывали про свои претензии.
— Думал ли ты когда-нибудь, что вот так закончишь? — спросил у сына мистер Фуфоло-старший. Нкоси пожал плечами и улыбнулся:
— Жизнь всегда полна сюрпризов.
Мрачный северный город Святого Петра стал любимым для уроженца жарких экваториальных районов Южной Африки. И это, пожалуй, самый лучший ответ сторонникам всевозможных сегрегаций. Жизнь сама всё расставит по своим местам. Верьте в это.
4—9 мая 2017 года
-----------------------------------------------------------------------------------------
Мои опубликованные книги можно приобрести здесь.
Мою незамысловатую фэнтэзи-сказку можно прочитать на сайте author.today.
Мой основной канал alexunited про математику и образование.
Мой второй канал про путешествия.
Мой канал в Telegram про математику.