Про черту, за которую мы позволяем/не позволяем проникать чему-то или кому-то извне.
Это тот чувственный маяк, который указывает, где заканчивается мое и начинается чужое, и позволяет проконтролировать возможность или невозможность нарушения границ. Ведь важно всегда сохранять свою целостность, вовремя отграничиваться, чтоб не терять себя и не увязать в одной точке, развиваться.
Границы можно ощущать и сохранять и в самых тяжелых условиях.
Даже когда Ваше право на психологическое пространство, уважение достоинства и человеческие права нарушают, ущемляют или лишь пытаются посягнуть на них, у нас остается важная вещь: выбор. Как поступить с человеком, который задает мне бестактный вопрос? Как поступить с родственниками, которые считают, что они лучше знают, как воспитывать моего ребенка? Как быть с коллегой, который назойливо просит решить его вопрос в приоритете, хотя на данный час у меня есть более важная задача? И т.д.
Наша жизнь представляет собой со-бытие. То есть соприкосновение с другими, взаимодействие с ними. И это могут быть не только люди, но и явления, поступки, природа и даже мы сами!
В книге Виктора Франкла «Сказать жизни "ДА" был потрясающий момент: один из заключенных вошел в барак и позвал других, дескать, смотрите, какой там сегодня прекрасный закат. Люди, у которых отняли всё, оставив только номер на руке… Сам Франкл по прибытии в лагерь потерял всё, что имело для него ценность как для специалиста – рукопись всей его жизни, которую он зашил в подкладку пальто в надежде, что не отнимут. Отняли и уничтожили. И вот, в самом разгаре ада – закат. По ту сторону колючей проволоки. Закат, на который смотрели люди, которые, кажется, всего лишились, вроде себя как таковых потеряли. Они не озлобились, не отвернулись. Они смотрели на этот закат и знали, что там что-то есть. ОНИ, в отличие от фашистов, не считали себя обезличенным ничтожеством. Это был ИХ выбор.
А можно было поступить действительно как ничтожество. Когда поезд, до отказа полный заключенными, проезжал мимо родных мест, Франкл попросил пропустить его к окну – хотя бы в последний раз взглянуть на то, что так дорого.
После многочасового ожидания поезд отошел от станции. Теперь будет улица — моя улица! Молодые парни, имевшие за плечами уже несколько лет лагерной жизни, плотной стеной стояли у окошка. Для них эта поездка означала возможность хоть каких-то новых впечатлений, и они смотрели, не отрываясь. Я стал умолять их пустить меня ближе хоть на одну минутку, я пытался объяснить им, почему это было для меня так важно, так необходимо. Моя просьба была отвергнута наполовину грубо, наполовину насмешливо и иронически:
— Ты столько лет там жил? Ну так ты уже насмотрелся!
Ему не позволили. И это тоже был выбор.