Присутствующие в доме Зои Алексеевны чувствовали себя как на деловом совещании, где нужно предельно сосредоточиться, чтобы влиться в коллективный ход мыслей. Разумеется, ход этот был у каждого свой, особенный, но двигались мы все явно в одном направлении. Алю не пришлось ждать – она пришла даже раньше некоторых и сидела в углу, словно наказанная. Зоя Алексеевна почему-то не единожды повторила, что место встречи, скорее всего, нам придется сегодня изменить. Однако пока попросила Алю пересесть к столу, в центр комнаты. Она пересела. Все понимали, как ей сейчас не просто, каждый старался ее чем-то подбодрить, давая понять, что не верит в ее виновность. Никто и правда не верил, и Аля чувствовала – здесь собрались, чтобы узнать правду и помочь ей осмыслить происшедшее. Хотя никто толком не знал, что же произошло. Действия Жулианы – экстрасенса были известны, как и ее фраза про роковую таблетку, якобы брошенную Алей в стакан с минеральной водой… И про ее неестественный смех. Злобный? Возможно. Но это могло и показаться определенным образом настроенному экстрасенсу. Многие вообще не верят в то, что человек, оказавшись по прошествии времени на месте преступления, способен «видеть» само это страшное событие. Но, предположим, Жулиана «увидела». Весьма беспечная, кстати, женщина – не успели чужие люди похоронить ее сестру, как она уже шастает по разным митингам, строчит какие-то немыслимые стихи. И это вместо того, чтобы почтить память сестры, посетить ее могилу. Впрочем, может, и посещала, кто знает… Вероятно, причина таких поступков кроется в воспитании – вернее, в его отсутствии. Жила с отцом, но как будто одна. Что сама себе сделает, то и ладно. А ведь девчонкой еще в таком положении оказалась. И можно ли из ее «видения» делать далеко идущие выводы?
Многие из нас смотрели на Алю с жалостью, и она это увидела. А потому стала вдруг говорить о своей счастливой любви, о том, что они с мужем до сих пор сохранили те чувства, которые испытывали друг к другу в молодости. Меня, довольно язвительную особу, так и подмывало спросить – а сохранялись ли эти чувства, когда ее любимый бывал в стельку пьян? Да не день и не два, а месяцами… Но я промолчала, потому что именно в это время мы услышали ее удивительное признание.
- Никогда в жизни я не брала ничего чужого. А ведь и деньги находила, и колечко однажды золотое прямо под ногами у меня оказалось. Все отдала по назначению. А вот сейчас вам покаюсь. Когда к похоронам Аллы Юрьевны готовились, я сыну ее дома помогала и увидела на столе у покойницы папку с ее романом. А ведь как она о любви-то рассказывала! Рука сама потянулась… Прочитала первые страницы, и так мне хорошо стало… Схватила я, не глядя, не считая, сколько-то страниц и спрятала у себя. Думала – потом прочту. Да не случилось из-за всех этих страшных дел больничных. Вот они, страницы-то…
И наша раскаявшаяся грешница положила их на стол. Я подумала – надо бы сразу их прочитать. Может, там откроется что-то новое для нашего расследования? Зоя Алексеевна мне кивнула - действуй, мол. Я углубилась в чтение, приготовившись краем уха слушать Алину речь. Роман, собственно, во многом повторял то, что мы уже знали из компьютерной переписки и рассказов самой Аллюр. Просто он был написан еще более красочным языком. Встреча с художником… Архитектором… Все эти вздохи я бессовестно пропустила. Вот, наконец, и встреча с артистом. И вдруг – вопрос: «А могу ли я справиться с чужими детьми, когда у меня нет своих собственных?». Значит, она колебалась. И вовсе не сразу приняла решение. Так что скелет в шкафу Аллюр действительно был и мог сразить уже расшатанную психику Лины… Я пробежала глазами остальное – ничего для нас существенного. Подчеркнув нужные слова, передала лист из романа Зое Алексеевне.
Аля между тем уже начать говорить. Ей было трудно, и она сразу сказала, почему. Она до сих пор точно не знает, не может понять, что произошло. И надеется, что мы поможем ей разобраться. Просила только ее не перебивать, потому что, как сама выразилась, хочет начать с нуля. Вот и я вслед за ней начну пересказывать эту грустную историю жизни, стараясь пропускать то, о чем уже известно читателям.
Итак, поняв еще в восемь-десять лет по своим ободранным платьицам и рваным колготкам, что она не очень-то и нужна в своей семье, Аля инстинктивно жалась к тем, кто это понимал и хорошо к ней относился. Например, одна из соседок, тетя Нюра, приглашала ее к себе на выходные, угощала разными вкусностями, брала с собой на прогулки в парк и даже на пароход для туристов. Возвращаться от нее домой Але никогда не хотелось. Тетя Нюра же научила ее зашивать дырки на одежде и однажды даже поговорила с ее матерью, убедив ту сшить для дочери новое платье. Мать этому совету последовала. Но в остальном все осталось по-прежнему. Поэтому, когда в доме появилась еще и Лина, родители совершенно перестали обращать внимание на Алю. Как же, Лина помладше, у нее нет матери, сумасшедший отец, и она нуждается в особой опеке! Аля старалась приходить домой только ночевать, все дни проводила в школе, библиотеке и хоровом кружке, который очень любила. Пением она занималась во Дворце пионеров – были раньше такие. Там имелся маленький закуток, где она часто делала уроки, никто ее оттуда не прогонял. Потом по счастливой случайности на целых несколько лет она попала жить к бабушке, и это было очень счастливое время. Ни родители, ни новоявленная сестрица ее там не трогали, такое положение всех устраивало. Со смертью бабушки многое изменилось. Какое-то время Аля жила одна в ее квартире. В тот дом приехали новые жильцы, их сын сразу обратил внимание на Алю. Они стали, как ранее выражались, дружить, пока не поняли, что им следует пожениться. Родители сочли, что тут-то, словно мираж, и исчез с горизонта Али мединститут. Но, честно говоря, она вовсе и не стремилась туда поступать. Ей хотелось учиться в музыкальном училище, однако отсутствие хорошей специальной подготовки не позволяло этого сделать. И она остановилась на медучилище. И, естественно, на замужестве, решив позже исправить положение со своим образованием. Однако пагубная страсть ее мужа не позволила ей осуществить далеко идущие планы. Она оказалась самоотверженной женой и матерью – пыталась лечить своего любимого от алкоголизма, много занималась с детьми, чтобы ни одной минуты они не чувствовали себя так, как она в детстве. Потому у них и жизнь сложилась неплохо, в этом плане ей не о чем беспокоиться.
Все это время она мало думала о родной, но как бы отвергнувшей ее семье. И даже в таком положении винила порой себя – надо было навещать родителей хотя бы время от времени. Но обстоятельства не позволяли этого сделать и то была не отговорка – жили в разных городах. И даже в разных временных измерениях. Иногда ей хотелось увидеть и отца, и мать, и тогда она писала им письма, звала к себе. На письма они откликались довольно сухо, так ни разу и не приехали. Лицо сестры Лины давно забылось, Аля не представляла, какой та сейчас стала. Слышала лишь, что она закончила медицинский. И за такое сдержанное отношение к сестре Аля себя корила – девчонка ни в чем не была виновата. Уж в своей трагедии, перенесенной в детстве – так точно. К тому же, удочеренная или нет, а Лина действительно ее сестра, только двоюродная. И, несмотря на жизненные трудности, не было у Али ни отчаяния, ни злобы - дети выросли здоровыми и умными, любимый муж почти вылечился, на работе к ней относились хорошо. И вдруг – как обухом по голове! Все, что имели, родители завещали Лине! И отец, с которым она встречалась время от времени, когда уже работала в Москве, приходил к ней в поликлинику, но ни разу об этом не обмолвился! А только требовал… ох, стыдно, страшно и сказать – наркотики! На его работе, в их больнице был жесткий контроль. Возможно, только по отношению к нему. И она отказывала ему в просьбах. Он зверел, угрожал. Но она не дрогнула. А еще ей стало жаль мать. И она даже несколько раз навестила ее.
На похоронах отца она, как мы знаем, не была – сильно болел сын, и они с мужем дежурили у него в больнице. А потом, когда вышла на работу, пришло это известие о завещании. Раньше Аля никогда не думала о наследстве. О том, что родители не вечны и у их квартиры, дачи и прочего имущества появится новый владелец. Это известие дошло до нее совершенно случайно, от одного из больных, лежащих в ее палате. Она была обескуражена. Ей казалось, что можно утонуть в этом обмане, лжи, несправедливости, и уже никогда не быть самой собой. Но она выплыла. И посмотрела на свое положение по-другому. И решила действовать. Существует ведь суд! Обыкновенный городской или там районный суд, куда следует подать иск. Она должна получить свою долю наследства! И чтобы ей не было стыдно, она решила для себя, что какую-то часть денег отдаст, скажем, детдому, где полно обездоленных малышей. Чтобы начать решительные действия, она твердила это себе много-много раз. Убеждала себя, что так и поступит. Но справедливость должна победить. Почему, скажем, квартира, в которой она выросла и столько перетерпела, должна достаться другому человеку? У нее не сохранилось ни одной игрушки, ни одной вещи – все осталось там… Коллеги, знавшие о ее проблеме, утверждали – такую несправедливость нельзя терпеть!
Однако вначале Аля решила поговорить с матерью. Но та не сказала ей ничего вразумительного, все делала вид, что не знает и не понимает, о чем идет речь. Мать была уже беспомощна и когда сердобольная Аля хотела забрать ее к себе, ухаживать за ней, лечить и так далее, та категорически отказалась, объявив, что у нее есть сиделка и что пенсия позволяет ей хорошо платить этой женщине. Словом, Алю отфутболили. В очередной раз.
Но не только суд пришел Але в голову. В ней росло непонятное пока чувство – скажем так, гнева. Захотелось увидеть обидчицу, которая, видимо, так вцепилась в ее семью, что стала дороже родной дочери. Интересно, чем она взяла? Вниманием к родителям? Но до Али порой доходили слухи, что Лина тоже предпочла жить отдельно, хотя своей семьи у нее и не было. Вероятно, часто посещала родителей. А что же ей делать – ни мужа, ни детей. Втиралась в доверие. Гнев тихо переходил в ненависть. Хотя сама Аля считала себя неспособной на это подлое чувство. И в один прекрасный день она решила разыскать Лину и понаблюдать за ней. Хотя бы издалека, на расстоянии. Узнать, что она за человек. И стоит ли ей… мстить, например. Ни к чему не обязывающие расспросы быстро привели Алю к цели – она узнала, где работает Лина Георгиевна Селина, взявшая ее, Алино родное отчество и фамилию. Однако посещения этой клиники под видом родственницы одного из пациентов к успеху не привели – она узнала, что Лина уже, так сказать, слиняла в одну из подмосковных больниц. Аля ринулась туда, где неожиданно и встретилась с той самой тетей Нюрой, которая проявляла участие к своей маленькой соседке. Она призналась ей в одном – хочет найти работу именно в этом городке. И уже старенькая тетя Нюра вновь ей помогла – устроила в больницу через свою знакомую.
Интересен был момент, когда в отделе кадров больницы Аля попросила не афишировать свою фамилию – Обижаева. Дескать, сразу все начинают думать, что она обидчивый человек, и прочее. Там поверили и представили новенькую по имени-отчеству – Альбина Георгиевна. Так Аля избежала неприятного момента – ведь Лина скорее всего знала ее фамилию по мужу. Хотя… Сестры были до того равнодушны друг к другу, что в своей взрослой жизни ни разу не захотели встретиться. Аля была уверена, что Лина ее не узнает, и спокойно пришла в хирургическое отделение – как она выражалась, вошла на вражескую территорию.
Поначалу и она не узнала Лину. Собственно, она не узнала бы ее никогда, если бы их не представили друг другу. Это произошло во время очередного чаепития. Але показалось, как что-то дрогнуло в глазах Лины. Во взгляде. Как чересчур плотно сжались ее губы. Узнала? Поняла, что перед ней – сестра? Непонятно… Сомнения заглушил всеобщий хохот – смеялись над только что рассказанным анекдотом, который Аля не слышала. День за днем, занимаясь своими делами, Аля довольно спокойно наблюдала за Линой. Честно говоря, докторша ей нравилась – строгая, нацеленная на работу, очень немногословная – никаких лишних ла-ла-ла, дело свое хорошо знает. Больные ей доверяли. Коллеги ее уважали. Любить ее, скорее всего, никто не любил – она была необщительна и походила на неприступную крепость. Суровая женщина! Лишь однажды Аля чуть не вышла из себя. В их палату попала многодетная мать. Каждый день ее навещали дети – неухоженные, плохо одетые. Аля даже пыталась подобрать им одежду из специального шкафа, где хранились вещи для бомжей, которые время от времени попадали в их отделение. Лина Георгиевна как-то при всех возмутилась:
- Подумали бы сначала, на что детей будут растить, а потом уж и рожали! Если за спиной нет прочной финансовой опоры…
Договорить ей не дали – возражали докторше громко и, как говорится, невзирая на лица. Упрекали в эгоизме. А кто-то даже требовательно спросил:
- А у вас есть эта самая финансовая опора?
- Есть. Мои родители об этом позаботились.
- А деточек-то бог не дал, - протянула тогдашняя уборщица, невольно слышавшая весь разговор.
- А вот это уж не ваше дело! – отрезала Лина.
Все замолчали. А потом кто-то робко спросил, не отдает ли она часть своей финансовой опоры, скажем, неимущим? Разве вам, мол, много надо?
Лина отвечала спокойно – да, мол, ей действительно много надо, она не была в кругосветных путешествиях, она мечтает пожить в Италии, Португалии, в Хорватии. И как только выйдет на пенсию…
Обида ножом прошлась по Алиному сердцу. Очевидно, сестре ни на один миг даже в голову не пришло поинтересоваться, а была ли она, Аля, в таких путешествиях? А, может, эта забытая всеми Аля больна и нуждается в дорогой операции? И что там вообще, в семье этой так и не ставшей врачом медсестры, которая давно исчезла с семейного горизонта, а там сочли, что и хорошо, и славно…
Обида стала расти с каждым днем – вернее, при каждом общении с Линой. Уже не просто со строгой – с высокомерной Линой. И не просто спокойной – равнодушной докторшей. Может быть, в глубине души у Али и рождалась мысль – чтоб ты сгинула, проклятая! Но никогда, ни на один миг она не замышляла ее убить. Наоборот, стала теряться в ее присутствии. Особенно когда они оставались одни. Ей казалось, что когда-нибудь они должны броситься друг к другу со словами: «Сестренка! Милая!» И что тогда делать, Аля не знала. Ей думалось, что иногда она читала эту же мысль в глазах Лины. Но, по-видимому, она ошибалась. Призналась, что несколько раз заглядывала в сумку Лины, потому что увидела, что та накануне получила какое-то письмо. Захотелось прочесть или хотя бы посмотреть обратный адрес.
- Но изъять письмо у меня так и не получилось…
- Изъять? Украсть, - поправила я.
- Нет, не украсть. Я ведь обратно бы все положила. Вот блокнотик ее посмотрела, и – на место его.
Жизнь Али стала представлять из себя черно-белые полосы. Злость к сестре кидала ее в темноту и пустоту. Стремление понять, простить – возвращало к нормальной жизни и ожиданию ответного чувства. А его не было.
- Знаете, дошло до того, что при появлении Лины у меня начинала болеть голова… И тогда я уходила на лестничную площадку. У меня был ключ, - призналась Аля.
И, не дожидаясь, пока мы спросим, зачем на площадку, продолжила:
- Там есть стена с очень интересным рисунком, можете сами посмотреть. Сделал кто-то из больных. Граффити. Очень успокаивает.
- Это – остров в океане? – спросила я.
- Да. Ты видела, Наташа. Ведь правда, здорово?
Странно, я тоже долго не могла оторваться от этого рисунка. Какие-то ледяные глыбы в океане, и – остров с деревом, возле которого – трещина… А дерево не дает острову расколоться. Оно держит его своими корнями. И ледяные глыбы как бы отступают. И волны успокаиваются.
Аля возле этого рисунка. Вот чьи возгласы с лестницы были тогда слышны…
- А в тот страшный день… В тот день я с утра была с больной головой. Нечего мне было и на работу выходить. Но я пришла. И клянусь вам всем – я ее не убивала! Но чтобы вы это поняли, чтобы вы мне поверили, нам нужно пойти туда! Кажется, я поняла, что произошло… Уверяю вас – я покажу, как все случилось. То есть – что я обо всем этом думаю…
- Не зря я вас уверяла, что место встречи нам придется изменить, - заметила Зоя Алексеевна. – И плавно перейти в больницу, в комнату медсестер. Ведь так, Алечка?
- Именно так!
И, несмотря на то, что рабочий день у большинства медиков уже кончился, мы получили разрешение больничного начальства и в том же составе оказались в комнате медсестер, которая была пуста – на этаже присутствовали лишь постовые сестры. А они, естественно, находились в коридоре на своих постах.
На снимке - картина Петра Солдатова.
