Вообще-то её звали Аня, Анюта. Но в её любимом ретро-фильме главная героиня носила такое имя. На работе только и слышались Анино щебетанье: «Нэнси, Нэнси...». Отсюда прилепилось.
Анюта-Нэнси сама в некотором роде была женщина «ретро». В то время во всех советских магазинах за прилавками стояли царевны Несмеяны. Куклы, которых забыли вытащить из прозрачных коробок, и они оттуда взирали туманно в даль необъятную, поверх и как бы сквозь покупателей. Ждали своих царевичей Елисеев и Прекрасных Принцев.
Советские мужчины менее всего напоминали сказочных героев, в их драповых пальто и побитых молью кроличьих шапках. Данное обстоятельство страшно оскорбляло спящих красавиц. Оттого их оттопыренные губки всегда имели презрительно-обиженно-разочарованную форму скобочками вниз.
А пока Принцы всё никак не могли доскакать на белых конях, царевнам приходилось заниматься постылыми обязанностями. Нежными ручками вылавливать селёдку в вонючих пластиковых вёдрах, разворачивать рулоны тканей, наливать в бутылки постное масло, взвешивать апельсины, выдавать по талонам водку, сахар и мыло…
И всё же золотое было время для торговли. Граждане ловили взгляды королев, заискивали, пытались заводить знакомства — это называлось «блат». Кому не повезёт, толкались и дрались за товар — он назывался «дефицит». Продавщицы презирали всё, что творилось по ту сторону прилавка, были выше этой возни смертных.
Но пришли проклятая перестройка и рынок, и спутали все карты, сбросили королев с их хрустальных тронов. Из повелительниц жизни сделали унылую обслугу, которая таскается за покупателями и блеет: «Я могу вам помочь?» и «Что вас интересует?». А те: «Пшли вон! Брысь!».
Нэнси не опустилась до этого позора. Ушла туда, где существует прилавок — чёткая граница, мощный разделитель между продавцом и массой. Маленькое уютное царство Нэнси было освещено мягким оранжевым светом, украшено бумажными кружевами, и пахло ванилью и корицей. Она работала в магазине «кулинария», носила униформу: кружевной фартучек и прозрачную наколку в волосах - чем не мини-корона?
Сама Нэнси служила лучшей вывеской подобного заведения: румяная, сдобная, в ямочках и родинках-изюминках. Хотя как раз наоборот мечтала похудеть, уменьшиться. Но не получалось: сила воли уменьшалась обратно пропорционально прибавке веса.
Желание покушать подкатывало по ночам. Самое глухое, бесприютное, волчье время — только обнять подушку и подвывать в неё. А пошлёпаешь тапками в кухню, включишь свет - разгонишь тени по углам. Следом притащится сонный кот, недовольно щурится и моргает заспанными глазами. Выдавишь ему из пакетика «вискас», поставишь чайничек, покушаешь горяченькое, вкусненькое, приправленное перчиком, подсолишься селёдочкой — тепло и уютно в желудке, тепло и уютно на душе. И засыпаешь как ребёнок, и кот сопит под мышкой, и мягко и властно выпускает когти: столбит Нэнси как свою территорию.
***
Кот вытащил счастливый билет в своей кошачьей лотерее. Вернее, котёнка вытащила Нэнси из копошащейся кучи под животом худой усталой кошки. Молока старой матери не хватало, малыши чавкали прокисшей холодной перловкой из грязного блюдца, делали свои маленькие делишки на газете. Лысая хозяйка-старуха стояла рядом и бормотала, что выбрасывать котят — грех, живые ведь души.
Нэнси хотела дать старухе деньги на стерилизацию кошки — но посмотрела на хозяйку и передумала. Ясно ведь, что та деньги пропьёт, а котят утопит и не моргнёт глазом.
Котёнку повезло из-за цвета его шёрстки. Да, вот такой пустяк, как цвет, может решить судьбу и предопределить счастье всей жизни. Вам это любая блондинка подтвердит. Котёнок, напротив, был очень даже жгучий брюнет — Нэнси вычитала, что чёрные коты приносят в дом счастье.
***
В ретро-фильме Нэнси — не нашу, а героиню - спрашивали, чём секрет её сияющей молодости и красоты. Та отвечала, что заботы — вот враг любой женщины, они старят и прибавляют морщин. Женский эликсир молодости - безмятежность и гладкий глупенький лобик. Для этого женщина должна в жизни делать исключительно то, что ей нравится.
Нэнси — не та что из фильма, а наша - с удовольствием последовала этому совету. Ей, например, не нравилось делать гимнастику и бегать по утрам, а нравилось кушать и валяться с книжкой на диване. Ну и получилось то, что получилось: 20 лишних килограмм на весах… Не всегда надо слушать своих кумиров.
Жир на 20 процентов состоит из воды, стало быть, нужно выводить из организма воду. Пить слабительное и мочегонное. Против этого категорически протестовала участковая врач:
- Вы с ума сошли, хотите запороть сердце, почки и кишечник? Сначала загружаетесь острым и солёным, задерживаете в себе жидкость, а потом горстями пьёте порошки, выводя её! Это как океан дырявой кружкой вычерпывать.
Нэнси вздыхала и за сочувствие одаривала участкового врача тортиком из «кулинарии». Хорошо тощей участковой - та могла есть сладкое килограммами и не поправляться.
Холодильник в кухне продолжал притягивать как магнит. Кощеева смерть, как известно, заключалась в игле, игла в яйце, яйцо в утке, а утка — в сундуке. У Нэнси расклад был таков: в квартире кухня — в кухне холодильник — в холодильнике колбаса, а уж в колбасе таилась игла, в смысле, соль-убийца.
Нэнси искала в интернете замок на холодильник — оказывается, продаются и такие. «Чем серьёзнее противник — тем сложнее устройство и дороже замок», - предупреждал сайт по продажам. Противник действительно был серьёзным — сама Нэнси. От себя самой приходилось подсчитывать гирлянды сосисок и завязывать их морским узлом в пакете, ниточкой отмерять сыр и масло. Не помогало.
***
А как поможет, если работа Нэнси — арена борьбы с соблазнами? Пирожки, пиццы и ватрушки в «кулинарии» были недорогие, свежие и вкусные, начинка щедрая — здесь почти всегда толпилась очередь.
Вечера были временем влюблённых. Они сидели под апельсиновыми абажурами, цепляли ложечками шарики мороженого, посматривали на улицу сквозь стекло, которое царапал осенний дождик. В обед забегали мамки с детьми, лакомились пирожными. Утра всецело принадлежали пенсионеркам: они набирали полные пакеты вчерашней стряпни по честной скидке 30 процентов. Непонятно, куда им столько, видимо, от безделья гоняли чаи.
- Девушка, почему вы продаёте вчерашний штрудель по цене свежего?
- Он сегодняшний.
- Слава богу, я ещё не сошла с ума. Я сама стряпаю дома и могу отличить чёрствую выпечку от свежей.
«Если стряпаешь дома, то какого чёрта таскаешься по «кулинариям», - такой ответ требовала логика. Логика — да, но правила торговли - нет.
***
На Нэнси нажаловались — явно одна из таких вот дегустаторш. Суть жалобы: покупательница своими глазами видела, как только что привезли развесные копчёные рёбрышки. Но вы же понимаете, что рёбрышки рёбрышкам рознь: есть те, где много мяса, а есть, где одни кости, одни выскобленные кости!
Якобы стукачка заметила, что лучшие, мясистые куски Нэнси отсортировала и спрятала в дальнем углу холодильника — для «своих» покупателей, разумеется. Чтобы прочим сбагрить всякую дрянь. Но покупательницу не на помойке нашли, и она не позволит…
Хозяйка не поверила: «Ну что вы, наши девочки на такое не способны!».
Распахнутые дверцы холодильной камеры обнаружили горку прекрасных мясных рёбрышек — хоть к пиву, хоть в солянку, хоть так лакомься. Те, что в витрине - костлявые, бледные - им явно проигрывали. «Наша девочка» опустила глаза и только тяжело вздыхала.
- Мы с тобой вечером разберёмся, - пообещала хозяйка, в её прищуренных глазах будто подтаяли мороженые шарики. А покупательнице — сладчайшая улыбка и выбор рёбрышек каких душа пожелает, и коробочка с клюквенным тирамису, и красивый фирменный пакет в подарок. В цирке и ресторане это называется «комплимент».
Тётка, словив минуту славы, с триумфом удалилась, нагрузившись ворохом рёбрышек. Те распространяли вокруг дивный аромат и заставляли прочих дам насторожиться и по-собачьи поводить носами: «И нам, и нам! И мы такие хотим!».
Налетели, вмиг расхватали Нэнсины хомячьи запасы - ничего в холодильнике не осталось, кроме запаха. Хозяйка, наведя порядок и восстановив справедливость, ещё раз погрозила Нэнси пальцем, напомнила о вечерней разборке и скрылась в своём кабинетике.
***
Тем более, у неё уже имелся компромат на Нэнси — это когда наткнулась под прилавком на использованные чайные пакетики в банке. Так сказать, банк чайных пакетиков. Не сама обнаружила — донесла такая же бдительная покупательница. Заподозрила, что им в чашки кладут спитые пакетики!
- Эт-то что за гадость?! Выбросить немедленно! - прошипела хозяйка. - Антисанитарию, плесень, тараканов мне тут разводить.
Вообще-то тараканы чай не едят.
- Это я в цветочки… Удобрение для комнатных цветов, - лепетала Нэнси.
Но хозяйка знала, что никаких цветов у продавщицы дома нет. Кот есть, а цветов нет — он их и сожрал, и землю на ковёр просыпал, и горшки побил, и подставки опрокинул. Ужасно противный кот, распущенный: прыгает на колени и рвёт колготки, однажды изжевал хозяйкин воротник из чернобурки.
Они тогда маленьким коллективом отмечали у Нэнси день рождения. Хозяйка на минутку забежала поздравить работницу, вручить скромный конвертик. Неосмотрительно бросила в кресло пальто с чернобуркой — и вот уже ошалелый кот отплёвывается от шерсти, мех растерзан и в нитях кошачьей слюны…
***
В «кулинарии» было полутемно. Вместо тёплого апельсинового света столики заливал голубой лунный с улицы. Две женщины попивали вино и покуривали сигареты прямо под табличкой «Курить запрещено!». Хозяйка расчувствовалась и раскупорила бутылочку после того, как узнала тайну чайных пакетиков. И для чего — вернее, для кого — прятались рёбрышки.
Копчёности завозили по четвергам в десять утра. В их ожидании уже выстраивалась маленькая возбуждённая толпа пенсионерок с авоськами. Хватали как не в себя — будто собирались неделю питаться исключительно рёбрышками. Так что к пяти вечера, когда на заводе заканчивалась смена и подтягивались работяги — в витрине было хоть шаром покати.
- И ты объявила борьбу за социальную справедливость?
- Ну да. У них ведь тяжёлая физическая работа, им нужны мясо, белки, калории. А пенсионеркам от копчёного вред, сплошной холестерин.
Нэнси умолчала, что среди хмурых, пахнущих машинным маслом мужчин она давно приметила парня: тощего, с запавшими глазами. Он был похож на сверстника-красавчика из телевизора, только тот сытый, гладкий и фарфоровый, а этот серый и измождённый. Парень каждый раз брал полкило замороженных пельменей — домой. А здесь, неловко пристроившись за углом стола, каждый раз съедал порцию варёных в одноразовой тарелочке.
Ей захотелось разнообразить его меню рёбрышками — пусть дома приготовит наваристый супчик. Набросала на обратной стороне чека рецепт: обжарить лук с морковкой, ложку томата, пучок зелени, пару оливок… Парень переминался, избегал смотреть на Нэнси, взгляд упирался куда-то вбок, в прилавок. Ещё бы: зачем ему толстуха, когда вокруг столько юных, тоненьких, с талиями? Ведь он, в сущности, красавец, если его приодеть, откормить... Но рецепт взял.
***
- Так, а что с чайными пакетиками?
Их тайком собирала со столов молодая нищенка. Нэнси поймала её на месте преступления, и та объяснила: «Они выбрасывают, а там заварки ещё разов на пять. Вку-усно!».
По её безвольно обвисшему лицу блуждала добрая, жалкая слабоумная улыбка.
Нэнси не гнала её, когда та робко присаживалась за столик у самой двери и поджимала свои сапожонки. Не ругала за натёкшую с них лужу. И к приходу странной посетительницы уже заготавливала под прилавком банку с пакетиками. А также протягивала стакан горячего чая и пирожок в бумажке — чтобы та не собирала со столов надкусанные булки и пирожные. Хотя та всё равно собирала: «Я краешки обрезаю и дома кушаю. Вку-усно! И бездомным собачкам остаётся».
- Даже не вздумай! В уборщицы эту твою малахольную не возьму, - предупредила хозяйка. - И не надо на меня жалобно смотреть. Знаю твою страсть протежировать всякие отбросы общества и алкашню. Вон, взяли твоего грузчика, а он в первый день смылся с ящиком тушёнки. У тебя же и вычли из зарплаты… Вечно напридумываешь себе, витаешь где попало, спустись уже на землю.
***
Но и хозяйка любила витать: мечтала расшириться и открыть бар. Лёгкий алкоголь, музыкальный автомат, пятачок танцпола… Чтобы по вечерам на огонёк собирались жители, молодые и старички - расслабиться, выпить, поболтать, зажечь. Она видела такое в иностранных фильмах. Почему у нас после работы все забиваются в свои зарешеченные норки, запираются на семь запоров как в сейфы, утыкаются в телевизоры?! Ведь жизнь проходит, тоска зелёная!
Почему у нашего общепита брюзгливая физиономия официанта: «Что будем заказывать? Бокал пива - и всё?!». Выгнать не выгонят, но весь вечер будут окатывать ледяным презрением: «Чего притащились, сидите дома, нищеброды».
Официант не виноват — у него зарплата с выручки, с чаевых. И хозяин не виноват — аренда, зарплата, налоги и «смазка», куда без неё. Этого подмазать, того подмазать. И штрафы, штрафы — был бы общепит, а штрафы найдутся. Какой ценой сама хозяйка открылась на бойком месте в центре города — бр-р, вспоминать не хочется.
...И никому ни до кого нет дела. Каждый сам за себя. Лица угрюмые, твёрдые, замкнутые в себе на те же семь запоров — как железные сейфы. У каждого наготове иглы, чтобы в любой момент выпустить их, ощетиниться. Не уколоть, так напугать: не подходи! Время стоит холодное, бесприютное. Одна покупательница попросила Тревожное печенье — вместо творожного. Оговорилась по Фрейду.
Нэнси очень даже понимала хозяйку с её мечтой вытащить людей из сейфов, из раковин, из футляров. Рисовалась картинка: вот народ беззаботно отплясывает кто во что горазд. Улыбчивая Нэнси делает коктейли, на ней сексуальный топик, который сверкает как рыбья чешуя. Парень подаёт ей руку, выдёргивает из-за стойки (она перелетает пушинкой)… Лихо крутит её в чарльстоне и в вальсе.
Она ведь только на вид неуклюжая — а дома такое вытворяет перед зеркалом! Половицы стонут и гнутся, и кот в ужасе забивается под диван, таращится на сошедшую с ума Нэнси.
***
Хозяйка вслух прикидывала более материальные, скучные вещи: как расставить столики, переделать освещение, во сколько обойдётся лицензия на продажу алкоголя и перепланировка… И оборвала сама себя:
- Ну и хватит болтать о пустом. Мечтать не вредно. Смотри, не пей больше, чтобы утром мне как стёклышко. И проветри тут, накурили.
Вызвала такси, надела пальто с неровно подстриженной чернобуркой и уехала. Нэнси убрала бутылку, задёрнула штору, погасила голубой лунный свет. Вытирала стол и думала, как завтра спросит парня: «Ну, сварили суп?». А он отведёт глаза: «Нет. Тут нужна женская рука».
А она тихо спросит: «Почему вы никогда на меня не смотрите?». А он — ещё тише, хрипловатым, севшим от волнения голосом: «Потому что на вас больно смотреть — вы такая красивая».
Нет, хозяйка не права: мечтать не только не вредно, а очень, очень необходимо. Даже кот у Нэнси умеет мечтать, правда. Проводив её на работу, сидит все девять часов перед дверью — это его рабочая смена. Боится пропустить момент, когда загремит лифт. Ждёт, когда раздадутся быстрые шаги, поворот ключа в замке, и войдёт ОНА, самое прекрасное в мире существо для кота. Пока для кота. Пока.
Мой рассказ, который, возможно, вы не читали:
