На сто двадцать девятом километре трассы Вилюй, сразу же за поселком Сосновый, поворот на полукольцо. Проехав по которому десятка полтора километров, въезжаешь на мост через небольшую речку. А переехав его, можно увидеть еле приметную дорогу, уходящую вглубь леса. В последний раз, ездил я по этой дороге около тридцати лет назад, тогда еще по ней можно было проехать. Ведет она в Эльбино, поселок лесозаготовителей, покинутый жителями в конце семидесятых прошлого столетия. А спустя некоторое время, Бадинским леспромхозом, который находился за несколько десятков километров в селе Покосное, было организовано в Эльбино подсобное хозяйство. Тайгу, которая окружала поселок, раскорчевали под поля. И теперь, уже из Покосного, каждый день на работу в Эльбино возили рабочих. Так как там, находилась сельхозтехника на постоянной основе. Мой младший брат, жил в то время в селе Покосное, и работал в этом подсобном хозяйстве механиком, бывая в Эльбино каждый день. Весной девяносто шестого года, находясь в отпуске и приехав к брату погостить, мне удалось уговорить его взять меня с собой. А посетить Эльбино мне хотелось всегда. С того времени, когда наша семья уехала из этого поселка. Было это в новогодние каникулы, наступившего шестьдесят восьмого года, учился я тогда во втором классе. И вот, спустя двадцать восемь лет, ехал я на встречу со своими детскими воспоминаниями. А начались они сразу, после того, как миновав мост, свернули мы на разбитую, но вполне еще проходимую в то время дорогу, ведущую в поселок. Через некоторое время, с правой стороны по ходу машины, сквозь деревья и кусты, стали проглядываться воды залива. Этот залив будет тянутся по руслу реки до самого Эльбино. И минуя его дальше, до села Кобь, пока не соединится с широким, в несколько километров заливом Ия. Давно, почти триста лет назад, поселились люди на берегах рек Кобь и Эльбино. Отсюда и названия поселений. А когда начало наполнятся Братское водохранилище, вода стала подниматься по руслам рек, образуя одноименные заливы. И я хорошо помню, как рождался этот, мелькающий в просветах деревьев Кобинский залив, хоть и был в ту пору, совсем еще маленьким. Помню, как я с матерью спускался от поселка вниз по тропинке, к берегу неширокой речки, заросшей осокой. А вскоре, речка стала становится все шире и шире, превращаясь в залив, шириною в несколько сотен метров. Постепенно, вода стала подкрадываться к поселку, подтапливая огороды стоящих внизу, ближе к речке домов. А мы, мальчишки, с вечера ставили на кромке берега колышки, замечая насколько за ночь прибудет вода. А зимой, когда уже образовался залив, отец брал меня с собой на рыбалку. Уходили мы по льду, на несколько километров от поселка, ближе к началу залива. И там, ставили под лед снасти, в которые попадались сиги. Рыбины были большие, серебристого цвета и еле умещались на самодельных, сваренных из труб санях. Было это в первые годы образования залива, и по руслу реки, еще можно было поймать хорошую рыбу. В летнее же время, и до самого ледостава, залив был судоходным, и по нему ходила самоходная баржа. На этой барже, возили старшеклассников в школу, в село Кобь. Так как местная школа, была всего до четырех классов.
А Кобь, находилась всего в трех километрах от Эльбино, на противоположном берегу залива. Мне на барже в школу было ездить еще рано, и проехать на ней пришлось только однажды. Когда летом, жители поселка выезжали за ягодами, и родители взяли меня с собой. Это было большим событием в моей детской жизни, и поездка, как и капитан баржи, дядя Гоша Заиграев, стоящий за штурвалом, запомнились на всю жизнь. – Вот такие воспоминания нахлынули на меня, когда мы пробирались на машине по разбитой дороге, идущей вдоль залива к поселку. А вскоре, открылся и сам поселок, вернее то, что от него осталось. - А было это открытое пространство, похожее на поле, окаймленное сосняком. Площадью гектаров в десять, или может немного больше, заросшее травой, плавно опускалось оно к водам залива. Дорога по которой мы ехали, разделяла это пространство наполовину, поднимаясь к двум сохранившимся домам. Один из домов был с огородом, там проживал сторож с семьей. Другой дом служил конторой, и возле него стояла сельхозтехника. А еще выше, одинокая башня водокачки из бруса. От нее вела еле приметная дорога к кромке поля, где среди деревьев просматривались строения. Со слов брата, там находилось фермерское хозяйство. И больше ничего не напоминало о том, что здесь когда-то был поселок и кипела жизнь. И пока брат занимался своими производственными делами, я бродил по этому полю, вспоминая былое. Иногда, мне попадались небольшие холмики и еле заметные, заросшие травой ямы. Встречались россыпи битого кирпича, сквозь которые пробивалась трава. Но ни бревен, досок, остовов вросших в землю печей, фрагментов сгнивших заборов, кустов черемухи и смородины, ничего этого не было. Не было на месте поселка и непроходимой чащи, из молодого сосняка и кустарника, которая обычно затягивает такие оставленные людьми места. И которых по берегам Братского водохранилища было немало. Леспромхоз готовил площадку для подсобного хозяйства основательно. Вывез весь строительный хлам, вырубил чащу и насаждения, готовясь возвести здесь хозяйственные строения. Но из этой затей, по всей видимости у него ничего не получиться, так как наступили уже совсем другие времена. И все вокруг рушилось, приходило в упадок, начиная от страны и заканчивая леспромхозом. – Остановившись у водокачки, я старался представить расположение поселка. Прошло уже столько лет, и многое мне вспоминалось довольно смутно. И насколько я помнил, состоял поселок всего из нескольких улиц. Дорога поднимаясь от залива, проходила через весь поселок на противоположный край к гаражам, деля его на две части. Дома в поселке были бревенчатые, почерневшие от времени, огороженные глухими заборами из толстых жердей, за которыми скрывались надворные постройки. Крыши многих домов и построек, были покрыты доской. Обычно, такие дома стоят в глухих таежных деревнях. Но были и довольно новые, брусовые, состоящие из двух квартир дома, с крышами покрытыми шифером. Эти дома построил уже леспромхоз, в котором трудились жители. В поселке функционировали все необходимые для жизни объекты. Магазин в центре, с вывеской и дверью, закрывающийся снаружи на железный засов и навесной замок. Станция с дизель-генератором, которая давала свет по часам. Детский сад и четырехклассная школа, пекарня и баня. Все это здесь когда-то было и осталось в памяти. Но где все находилось на этом поле, определить ничего в данный момент я уже не мог. Где-то здесь, совсем недалеко стоял когда-то наш дом. Помню, как ноябрьским вечером шестьдесят пятого года, привезли из роддома младшего брата Андрея. В этот вечер, на станции что-то сломалось и не было света. Зажгли керосиновую лампу и при ее свете, дед Максим, отец матери, рассказывал сказки. В люльке спал маленький Андрей, иногда он подавал голос. И тогда я, осторожно подходил к люльке, и с любопытством разглядывал брата. А еще вспомнилось, как по утрам, спеша на работу, мать одевала меня и младших братьев. А затем отводила нас в детский сад. Запомнился мне сад манной кашей с комочками, и диафильмом «Сказка о Мальчише-Кибальчише». На белом экране, висевшем на стене, появлялись изображения красноармейца на коне, храброго Мальчиша и толстого плохиша. А воспитательница, прокручивая вручную пленку, с выражением читала текст под этими изображениями. – Плывут пароходы – привет Мальчишу! И этот диафильм, и голос воспитательницы, остались в памяти навсегда. А однажды, из детского сада, нас привели в школу. Было это первое сентября, шестьдесят шестого года. И началась моя школьная жизнь. Учительница, Евдокия Иннокентьевна, худенькая, небольшого роста женщина, рассадила нас по партам. Я сидел с Кашитским Витей, своим другом. Да в классе все уже были друзьями. Так как в маленьком поселке, мы давно знали друг друга. Хорошо помню, как учили буквы и писали цифры, как не получалась у меня цифра два. И выполняя домашнее задание, я плакал и жаловался матери, боясь, что никогда не научусь писать. А в конце второй четверти, перед новым годом, был праздник букваря.
Каждый первоклассник, держал в руках большую, красивую, специально сделанную для праздника букву и произносил слова. Я был буквой И, а слова моей детской роли – «Индюк из города идет, игрушку новую несет!», - я помню до сих пор. А еще запомнилось, как по субботам, ходили с отцом в поселковую баню, которая находилась недалеко от водокачки. Атмосфера царящая в ней казалась праздничной. Многие мужики не просто мылись, а наслаждались баней, делая по несколько заходов в парилку. А напарившись, сидя на широких скамьях мылись, и шумно окатывали себя водой из жестяных шаек. При этом, они вели громкие разговоры между собой, и подшучивали над нами мальчишками. У многих на теле были страшные малиновые шрамы, оставленные войной, а у кого-то синие наколки. Но ни у кого не было животов, все были вытянутые физической работой, худые и мускулистые. - А еще выше от водокачки, на краю поселка у самого леса, находился леспромхозовский гараж. Отец работал трактористом, и когда он стоял на ремонте, я приходил к нему в гараж. Самым интересным местом в гараже была токарная мастерская, где всегда было людно. Там стоял большой токарный станок, с причудливые маховиками и блестящими ручками. Но самым привлекательным в мастерской, была металлическая стружка. Спиральки и колечки, переливались всеми цветами радуги, и я смотрел на нее не отрываясь. Но брать в руки ее было опасно, можно было легко пораниться. Кроме обычного гаража с открытыми стоянками, был и теплый гараж для холодного времени. Называли его «тепляк». Нехитрое сооружение, состоящее из котлована, который сверху накрывался бревнами и слоем земли. Делали ворота, устанавливали печь, и теплый гараж, на несколько единиц техники был готов. Но судьба «тепляка» была печальной. Однажды ночью, он сгорел вместе с техникой, спасти которую не успели. Хорошо помню зарево в ночном небе, и суету царящую в поселке. А когда наступило лето, мы приходили и играли в этом котловане, среди искореженного огнем железа. – Да, много воспоминаний всплывает в памяти, глядя на это поле и дорогу, уходящую вниз к воде. Летом на этой дороге, всегда лежал огромный слой пыли. И проезжающие машины, высоко поднимали ее над землей. А зимой в мороз, за машинами тянулся шлейф из пара и дыма, скрывая все вокруг. - А вот там, на самом краю поля у воды, возле сосен, стоял дом Кашитских. Брусовой, двухквартирный, с оградой из штакетника. Дядя Саша Кашитский, имел дюралевую лодку и мотор «Москва». Как и мой отец, работал он трактористом в леспромхозе и они дружили. Часто они ездили на рыбалку, иногда брали с собой сыновей, меня и Виктора. И когда лодка неслась среди бурунов, рассекая носом волну, окатывая брызгами и водяной пылью с головы до ног, это вызывало восторг. И было совсем не страшно, ведь рядом находились наши отцы. И это ощущение восторга и надежности, тоже осталось в памяти навсегда. – От воспоминаний прошлого, меня отвлек пахнувший на меня неприятный запах и хруст. Обернувшись, я увидел в нескольких метрах от себя крупного, с огромными рогами козла. Животное, склонив голову набок и быстро жуя, не мигая, с любопытством разглядывало меня. А за ним стояло несколько козочек. Беленькие, маленькие, как на детских картинках. Этот козел принадлежал сторожу, и был местной достопримечательностью. О его пакостях, которые он причинял рабочим, мне рассказывал брат. – Вот и сейчас, животное оценивающе смотрело на меня. Но поняв, что поживиться у меня нечем, потеряло ко мне интерес, и повело свое семейство дальше. А я подошел к трубе, торчащей из стены водокачки. Нажал на рукоятку, и из трубы, плотной струей хлынула вода. Когда-то водокачка была людным местом, и весь поселок ходил сюда за водой. А зимой, ее набирали в большие алюминиевые фляги, и развозили по домам на самодельных санях. Напившись, я пошел к заливу, и долго стоял на берегу, глядя на водную гладь. На душе было светло и грустно. – Больше в Эльбино мне бывать не пришлось, и наверное уже не придется. За эти годы, а прошло уже двадцать семь лет со времени моей поездки, дорога в поселок совсем заросла. Это я видел проезжая мимо. Подсобное хозяйство, вместе с техникой давно исчезло. Наверное и оставшихся домов уже нет, и сторож с семьей живет в городе, мне приходилось его встречать. Пройдет еще немного времени, и уже ничего не будет напоминать о том, что в этом месте когда-то был поселок и жили люди. Все поглотит лесная чаща и время. Останется у людей только память. И сейчас, жители поселка Эльбино, наверное с теплотой вспоминают односельчан, и то далекое время. Все что их окружало, и чем они жили. И будут вспоминать всегда, пока будет жива их память.