Всеволод Вишневский - автор ультра-советских и убер-коммунистических произведений про бравую матросню в брюках-клёш, с коками на голове и чёрными пышными усами над верхней губой.
«Ну, кто ещё хочет комиссарского тела».
Эта фразочка из «Оптимистической трагедии» стала былинной. И если бы былинное, как и всё народное, было до сих пор актуально, то и сейчас бы употреблялась.
Его «Мы из Кронштадта», снова про революционных матросиков, - это что-то на уровне «Чапаева», или даже выше. По тогдашней народной любви.
«Незабываемый 1919 год» вышел уже после его смерти. Мелодия, который покойник напоминает о себе. Смех в ситкомах, записанный давным-давно, его носители уже, вероятно, мертвы.
Так вот, «Незабываемый 1919-й». Новозаветное полотно про мессию Иосифа, снизошедшего в обороняющийся от белых Петроград. Никто не может спасти город от золотопогонного полчища, кроме него. И он спасает.
Столбовой дворянин Вишневский, потомок древнего шляхетского рода учился в гимназии у Василия Яна, исторического писателя и монархиста. Он состоял в первой отечественной монархической организации «Русское собрание» и был родоначальником скаутского движения.
Скаутом был по малолетке Всеволод Вишневский, в отряде писателя Василия Яна, приятеля Рильке. Ян писал милитаристские романы, но не о подвигах матросов на фронтах той единственной Гражданской. Гражданская его интересовала, она лишила его на время Родины, но больше его интересовали распри в стане монголов и Великая степь.
Четыре войны прошёл красный шляхтич Вишневский. На Первую Мировую сбежал на фронт, слишком молод был для призыва, получил в боях Георгиевский крест и две медали.
На Гражданской войне попал в стан матросов. Как разинец бороздил волжские войны пулемётчиком на канонерской лодке «Ваня-коммунист». Под командованием Николая Маркина, бравого матроса с усами над верхней губой. Ближайший к Троцкому человек, завоевавший для него в Октябре 17-го министерство иностранных дел.
«Дело моё маленькое: опубликовать все секретные документы и прикрыть лавочку», - говорил Троцкий.
Маленькое, да не простое. Никто из дипломатических саботажников не давал ему сделать и половины. Пока не возник ушкуйник Маркин.
«Сотрудник Наркоминдела матрос Маркин, погибший впоследствии в 1918 году смертью героя на Восточном фронте, приступил к изданию секретных документов. Он вскрыл шкафы в министерстве и нашел зашифрованную корреспонденцию. Вместе с другими красногвардейцами, сотрудниками Наркоминдела, Маркин просиживал целые ночи, добиваясь расшифрования документов».
Маркин погиб на судне «Ваня-коммунист», а коммунистического скаута Вишневского ждали ещё две огненных войны.
Но прежде была восьмичасовое действо под открытым небом в Новороссийске «Суд над Кронштадтскими мятежниками». Про то, как одни матросики других матросиков перерезали.
«Моряки, которые оставались в «мирном» Кронштадте до начала 1921 года, не найдя себе применения ни на одном из фронтов гражданской войны, были, по общему правилу, значительно ниже среднего уровня Красной армии и заключали в себе большой процент совершенно деморализованных элементов, носивших пышные панталоны «клёш» и прическу сутенеров», - это говорит Троцкий, Бог Гражданской войны.
Сергей Эйзенштейн, создатель эпического кино, автор громового «Броненосца Потёмкина», матросского, революционного, видит в Вишневском брата по эпическому духу. Эйзенштейн ставил такой же опер-эйр со взятием Зимнего дворца «тельняшками», «бескозырками», «серыми шинелями». Все они тонут в истории, в войне за войной, в сраженье за сраженье.
Советско-финская война. В ней боец политического фронта Вишневский чувствует дух новой войны. Большее и мировее. И она грядет.
22-го июня 1941 года, выступая на митинге в Центральном доме литераторов, обещает: «Мы будем в Берлине!».
40 месяцев и 10 дней проводит он в осаждённом Ленинграде. Выводит корабли Балтфлота из Таллинна в Ленинград. Бригадный комиссар. Один ромбик в петлицах. Пишет, пропагандирует, заряжает верой бойцов. Капитан первого ранга, каперанг. Три звезды и два просвета на погонах.
В народном ополчении, в Ленинграде сражается его однокашник по гимназии Всеволод Рождественский. Он тоже был скаутом Василия Яна. Он тоже пишет. Он – известный советский поэт. Его считают продолжателем Николая Гумилёва, у коего он учился, будучи акмеистом. Пираты, корсары, воины, путешественники в его стихах.
Вторая жена Гумилёва – дочь основателя монархического «Русского собрания» Николая Энгельгардта. Гумилёв – монархист и умер в Петрограде.
И Вишневский выполнил своё обещание. Он дошёл до Берлина, был там, во время падения столицы Рейха. Запечатлелся на фоне поверженного Рейхстага в морском кителе с Георгиевским крестом, дарованным ему за первую его войну. Первую Мировую войну.
А были и маленькие войны, не такие огненные и горячие, но забываемые ли?
Высланному Мандельштаму он высылал деньги, спасшие его от голодной смерти.
Булгаков вывел его в «Мастер и Маргарите» под именем Мстислава Лавровича.
«Через день в другой газете за подписью Мстислава Лавровича обнаружилась другая статья, где автор ее предлагал ударить, и крепко ударить, по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить (опять это проклятое слово!) ее в печать».
На страницах журнала «Знамя» печатали Ахматову, жену эзотерического поэта-воина Гумилёва, расстрелянного. Всю Вторую мировую войну «Знамя» редактировал Вишневский. А в 1948 году за всякие такие публикации Вишневского сняли.
Через год, он пишет пьесу «Незабываемый 1919-й» про родной морской Петроград-Ленинград, про отца родного Иосифа Виссарионовича, спасшего город. Тридцать лет прошло, юбилей, а не забыто. Значит, год незабываемый.
У Ахматовой и Гумилёва был сын, звали Львом. Львом звали Бога Гражданской войны Троцкого. Лев Гумилёв написал книгу «Древняя Русь и Великая степь». Никакой перманентной войны не было между степными кочевниками и русскими, никакое татаро-монгольское иго тьмой не покрывало русскую плоть государства, а была мир, дружба, жвачка всегда меж ними.
«Весть о задуманном монголами походе на Запад разлетелась по Кипчакской степи, как ураган, который среди тихого летнего дня вдруг проносится по равнине, крутя песчаные столбы, вырывая кусты и опрокидывая плохо прикрепленные юрты. Во все стороны помчались гонцы, передавая вести из одного кочевья в другое, сообщая о крупнейшем событии в мирной жизни кочевников. Сзываются в поход все двенадцать колен великого кипчакского народа».
Это не Гумилёв пишет. Это полковник колчаковской армии, бившейся с ревматами Кронштадта, Василий Ян говорит в романе, написанном в горячих песках Средней Азии, на оконечности Великой степи в дни Великой войны. Ученики Яна – Рождественский и Вишневский в боях за осаждённый город, его, 66-летнего старика, на фронт добровольцем не берут.
Стар слишком. Отправляют в эвакуацию в Ташкент. Сюда приходит известие о том, что первый степной роман Яна «Чингисхан» получил Сталинскую премию первой степени. В этот год в блокадном Ленинграде умирает от голода Николай Энгельгардт, первый политически-организованный монархист.
Мысль, незаписанная, унесётся временем. Ветер степи – это время, он тоже всё уносит. И песок пустынь всё хоронит.
Настоящая фамилия Яна – Янчевецкий. Зачем потребовалось скрывать?
Но это не важно.
Степной ветер всё унесёт. И всё забудется.