Старухе не спалось...
Не спится и всё ты тут... Она уже и овец считала, и слонов, и всю деревню от начала до конца и обратно посчитала, никак не может уснуть.
Всё чаще муж покойный стал сниться, Васенька, вроде зовёт, зовёт её, улыбается...
Сыночки, Митенька, Геночка, Мишенька, что с войны проклятущей не вернулись, тоже снятся, зовут её, смотрят глазами своими синющими...
Один только последушек, сыночек махонький не снится старухе... Где-то он? Может живой, ежели не снится, али сгинул уже давно, хучь бы косточки прибранные лежали, — вытирает намокшие глаза старуха.
Под утро сон начал морить...
Небо сереть стало, вот-вот выйдет солнышко, покажет сначала самую маковку свою, а потом уже выкатится яблочком наливным, осветит весь мир.
В здравом уме старуха.
Господь смилостивился над ней, не стал разума лишать, а не то...как бы она, старуха, жила-то.
Оёёёй, как подумает, вон Лида Ивнова, такая бабочка была, она и младше будет, её, старухи-то, так что творила, что творила, как с ней Катя измучилась сноха-то... А ведь не сдала никуда, хучь и предлагали ей, сама тянула лямку.
Как усопла, сердешная, так сама отмучилась и других отмучила...Охо-хо, за ней-то старухой приглядывать некому было бы, да теперь уже и не к чему.
- Хучь бы глазком на сыночка взглянуть ба, одним глазиком, — шепчет старуха...где же ты, сыночек...Валерушка...
***
Идёт по тайге человек, человек - лесник, таёжник, как смеётся пятилетняя внучка Верочка, ты же мол, деда в тайге живёшь, значит таёжник.
Пошёл владения свои обойти, где-то сенца лосям положить, да соли, силки проверить, капканы. Браконьеров поймать, с этими самыми силками и капканами.
Идёт осторожно ступая на своих тяжёлых лыжах, а зачем нарушать покой. Вон там в стороне, старая берлога медвежья, там потом барсук жил, теперь пустая стоит, все жители выехали.
Человек понимает, что-то не то, отмечает краем глаза шевеление в старой берлоге... Неужто шатун, вот так ну...
Слышит вроде стон какой... Человек? Так откуда ему здесь взяться? Следов не видно... Ах, да, снег три дня шёл, вернулся, так и есть, человек, лежит, стонет, снегом припорошённый.
Беглый что ли? Так не было ориентировок, а простому-то человеку как тут быть, откуда взяться?
- Слышь, человече? Жив хоть? Кто ты?
-Я... Я... Геолог...заблудился, помоги...
- Геолог...ну что же, идём, геолог.
Дотащил до зимовья геолога лесник, три дня выхаживал, рана-то пустяковая, да загнила... От неё и воспаление, и жар...
-В больницу бы тебя, паря надо, — говорит лесник геологу.
- Не надо в больницу...заживёт, как на собаке... Спасибо отец... Век не забуду... Идти мне надо.
- Куда тебе, слаб ещё, да и метель завьюжила, слышь...воют серые...
- Пусть...меня не тронут, отец...
- Заговоренный что ли?
- Ну да, заговоренный... Ладно, отлежусь чуток, время есть, а то скоро тут воронья налетит...
- Ну, ежели на крыльях, то да, налетит, а так не пройдут.
- Сколько?
- Что сколько?
- Не пройти сколько могут?
- Теперь месяца два точно.
- Мало...
- Маало? Ну кому как...
Так и живут в тайге, лесник, да геолог, зимнюю стужу, да бураны пережидают.
Поправился геолог.
Волосы отросли, а взгляд настороженный, исподлобья, так и есть.
Геолог, думает лесник, ну-ну, видали мы таких геологов, спрашиваю откуда рана, говорит на сук напоролся, шутник.
Как начало солнышко поярче греть, образовываться наст стал, заходил геолог, то в окно глядит, то выйдет и на небо долго смотрит, зашёл как-то, сел на лавку, руки меж колен опустил, заговорил своим тяжёлым, хриплым голосом.
- Видно пора мне, отец, спасибо за хлеб да соль.
- Ну пора, так пора, тебе тоже спасибо, мил человек...
- Мне-то за что, — усмехнулся.
- Нууу, не скажи...зиму со мной пополам разделил, доверился.
-А мне то что было? Как не довериться, век тебя помнить отец буду, хоть века - то того мне...раз-два и обчёлся.
- Да что ты такое говоришь? - изумился лесник, — что ты, милый... Тебе ещё жить, да жить, детей поднимать, есть дети -то?
Мужчина поднял голову с ёжиком отросших волос.
Усмехнулся.
- А то, ты отец, не понимаешь кто я? Какие мне дети? А уж если и есть где...то рад буду, лишь бы не в меня пошёл...
- Может помощь моя надобна?
- Спасибо, отец... Ты мне и так помог, шибко помог.
- Зовут-то тебя как? А то я всё парень, да геолог тебя кличу.
- Вот так и зови, отец...не надобно тебе больше ничего знать, не надо, а как будешь у себя дома, зайди в церковь и помолись за рабу божию Анастасию...
- Хорошо сынок...жива ли? Или за упокой?
- Не знаю отец...не знаю...ничего не знаю.
Утром встал лесник, а квартиранта его и след простыл, потом снег три дня опять шёл, лесник ходил, смотрел мало ли... Но нигде не было и следа.
Они приехали через неделю, лесник с обхода возвращался, большие, хмурые.
- Илья Ильич.
- Да, кому обязан?
-Я В***, — хмурый назвал своё немалое звание, видно по важному делу, если сам...
- Пройдёмте, — пригласил В***лесника в его же избушку. -
Вопрос у меня к вам, не буду ходить вокруг да около, знаком вам? - показывает фотокарточку геолога, он это, сразу его узнал лесник, моложе только...
- Знаком - не знаком, а встречались, ночевал у меня даже заплутал, от своих отстал. Имя не подскажу, не спрашивал, переночевал и ушёл.
- Куда? Когда это было?
- Да по началу зиму ещё. Как раз метель прошла.
- Куда ушёл?
-А кто его знает? Утром встал, а его нет...
- Врёшь, врёшь, гнида, — подскочил к леснику один нервный, что приехал с В***, схватил старика за грудки и начал трясти, — подельничка прикрываешь, говори...куда он пошёл?
- Пустите его, — морщится В***, — выйдите товарищ майор на улицу, проветритесь. Илья Ильич, ну мы же не мальчики с вами, ей-богу, ну зачем весь этот цирк с конями?
- Вы о чём? Какой цирк? Я видел этого геолога, ушёл он сразу...
- Да ранен он был ранен...не мог он сильно далеко уйти понимаешь? Мы по следам его шли, снегоход сломался, а потом пурга эта, метель... Скажи, когда он ушёл, вчера? Сегодня? Ну? Говори...
- Вы о чём толкуете? Может это и не тот был... Я откуда знаю, у того...геолога пальца на руке не было...
- Пальца? А не врёшь?
- Неее, точно говорю. Ран я не видел, крови тоже, а вот пальца не было, вот этого, — показывает лесник средний палец вошедшему с улицы майору.
- Ты что старик, охамел, — ревёт майор и кидается к леснику.
- Или этого, как ни в чём не бывало говорит старик и показывает указательный палец В***.
Так ничего и не добившись, гости уезжают.
Как же звать величать тебя, мил человек, что же ты такого натворил в жизни, что вот так тебя...
Так думает лесник, он понимает, что бок о бок с ним не простой человек жил, а с судьбой поломанной.
***
Ориентировка. Розыск. Срочно.
Особо опасный преступник, Шикалев Валерий Васильевич, по кличке Шакал, самовольно покинул.... при задержании поступать по обстоятельствам.
***
- Где-то он, сыночек мой, Валерушка, охохо...стучит кто? Или Жучка хвостом по лавке долбит, блох чешет? Нет, скребёт будто кто. Открыть ли? Кого мне бояться, ежели добрый человек, отогрею, чаем напою, а ежели худой, ну что же поделать...
Идёт старуха к двери, вытаскивает засов тяжёлый из скобы.
- Кто здеся? А? Никого...Поблазнилось видно...
Собралась уже было дверь закрывать старуха, как услышала голос тихий.
- Маам, матушка...мама...
- Сынок...Валерушка.
Шагнул в круг света, худой, небритый, но родной...тридцать лет не видела сыночка, да материнское сердце не обманешь ведь... Живой...живой... Сыночек...
- Мама, здравствуй, мама, — произносит забытое слово мужчина, — мамочка, — зарывается в сухие маленькие ладони лицом, вдыхает позабытый запах, — мама моя...родная, любимая...жива, жива, родненькая...
- Жива сыночек, тебя ждала, молилась Богородице за тебя, хоть бы одним глазочком увидеть, а потом уже... А теперь - то что, теперь и уходить не страшно, ой...что же я сижу, ты поди голодный, сыночек...
- Нет, мама-мамочка...посиди со мной, милая...
- Валерушка, сыночек, не сон ли?
- Нет, не сон матушка, ты прости, прости, что я с пустыми руками...завтра, завтра в район поеду и...
- Нет, сыночек, кровинушка моя, никуда я тебя не отпущу, вот...садись, садись миленький, сейчас, сейчас накормлю тебя, баньку истоплю, ах ты боже мой...
-Мама, а чем это пахнет? Яблоки?
-Яблоки сыночек, с осени же, под кровать кладу...Ешь, ешь сынок.
Хрустит Валерка яблоком и не хочется ему больше ничего на всём белом свете...
- Мам, мамочка...не говори никому, что я у тебя, там...по деревне...не надо, я потом объясню...
- Да что ты, сыночек, — всплеснула руками, кому говорить-то? Я же одна здесь живу...
- Как одна...мам...
- Да так, раньше тётка Варя жила по соседству, да господь прибрал её, стариков дети поразобрали, а дома дачникам продали, не деревня теперь мы, Валерушка, дачи тут у нас... Зимой одна кукую, когда - никогда приедут соседи, вот продуктов мне привезут... Так я пойду, сыночек, баньку...
-А давай я, мама?
Воды натаскал, дров нарубил для баньки, затопил...помнят руки-то, закурил, сел на крылечко, притулился к косяку, думает, вспоминает...
Валерка...
Он и забыл, что это его имя, всё Шакал, да Шакал, либо по фамилии...официально. А он Валерка...
Кличку свою заработал в спецшколе, и нет, не из-за фамилии.
Его избили, шестеро, сильно.
Выловил по одному, и бил, бил, бил.
Исподтишка, воспитатель, который никак не отреагировал на то, что избили Валерку, но которому пришлось принять меры, потому что потом были избиты шестеро, назвал его шакалёнком.
Мол, поступил, словно шакал из-за угла бил.
А он не из-за угла, он просто один на один, зато трогать перестали, боялись.
Попал по глупости, с Петькой дружком, залезли в сельмаг шоколадок наворовали, конфет, он маме платок зелёный, с петухами принёс, на день рождения...
Петьку отстояли, а его...в спецшколу.
Потом малолетка, тоже по глупости, сельмаг в соседнем селе, стем же Петькой и ещё дружками ломанули..
Бежал.
К маме бежал, маму любил очень, поймали, добавили срок.
Так и повелось, бегал, пока не повзрослел, а потом...авторитет заработал.
Воровал уже по-крупному, к маме бежал каждый раз и каждый раз ловили, так тридцать лет и не мог дойти до неё, родненькой...
А теперь пришёл... Мама, мамочка... Старенькая какая... Жизнь...жизнь-то просвистела, эхх, вернуть бы время вспять, да нельзя... Как жил? И не жил вроде, а уже, эххх... А может, -мелькнула вдруг мысль, — а вдруг...может можно...не то чтобы вспять, а прожить остаток дней в тишине и спокойствии, забыть всё, что было...
С мамой, мамочкой, любимой и самой родной...мама...
Размечтался Валерка, как живёт с ммаой, мама как в детсве будит его по утрам, слова ласковые говорит...
Они пришли под вечер, Шакал их шкурой чуствовал, всегда знал, что вот - вот придут, возьмут, поймают, так и в этот раз...
Самое смешное, что он в этот раз и правда не виноват...да кому докажешь.
Глянул в окно, огонёк мелькнул на краю леса.
Уходить некуда, да и не хочется...
-Мам, мама...мамочка...
-Да, сыночек, что ты, Валерушка, - пробросилась старуха.
-Мамочка, я тебя люблю очень...мне...я...уйти должен... мне надо, мама...
-Как же, Валерушка...
-Ну да, мам...Пора мне, прости меня, за всё...
Не хочет Валерка, чтобы старая мама увидела, как его брать будут, не увидятся более, знает об этом.
-Не пущу, - вдруг молодым голосом сказала мать, - не пущу, давай руку, вместе пойдём, к отцу, к братьям...
Подал Валерка руку и шагнули с мамой...
***
-Товарищ майор, всё...
-Что всё, болван, а ну пусти.
Майор увидел, как сидит у окна Шакал, прислонившись к косяку, на кровати лежит старушка...мать...Та, к которой он так всегда старался попасть...
-Ну вот и встретилась ты, Анастасия Егоровна, с сыночком своим, - прошептал майор, вспоминая, как каждый раз, спрашивала старушка у него, жив ли сынок, Валерушка, абольше не у кого было...
***
К Илье Ильичу, по осени приехало начальство его и кто-то знакомый, а кто, лесник не может понять.
-Не узнал, Ильич? Мы зимой приезжали...Беглеца искали...
-Ааа, - сказал равнодушно, а у самого отчего-то сердце ёкнуло. Ушёл в избушку, делами занялся, а самвсё про этого"геолога" думает.
Спросил вечером, будто невзначай, нашли ли беглеца того.
-Нашли, - помолчав говорит В***, - нашли. Теперь никуда не побежит.
-Как хоть звали его?
-А он тебе не сказал?
Покачал головой отрицательно.
-Валерка его звали, а кличка Шакал...Много чего, - начал было В***, да лесник перебил.
-Мне то ненадобно, чего он и как, а кличка у собак. У человека же имя, что при рождении дано.
-Да, старик...прав ты...
***
-Дедушка, -спрашивает маленькая Верочка лесника, когда он приехал домой и и идут с внучкой гулять, по пути завернув в небольшую церковь, - а для чего ты свечки ставишь? За кого?
-За людей, детка, Анастасию и сына её, Валерия.
-Хорошо, - девочка кивает, - хорошо, деда. Они наверное хорошие, ты за плохих не будешь просить.
Откуда такая мудрость у ребёнка, - думает Илья Ильич, берёт за руку внучку и идёт дальше, думая о чём -то своём.
Доброе утро, мои хорошие!
Обнимаю вас.
Шлю лучики своего добра и позитива.
Всегда ваша.
Мавридика д.