Шкряб. Шкряб.
Серёга свернулся комочком под одеялом. Он медленно выплывал из сна, в котором ужасный дворник подходил ближе и ближе, а убежать не было никакой возможности: ноги вязли в снегу, и воздух, густой, как кисель, почти не давал двигаться.
«Дворники хорошие. Никто не боится дворников», — думал Серёга, проснувшись. Он зажал уши влажными ладонями, но все равно слышал безжалостное «шкряб». Пауза. Он стал выпрямляться, перевёл дыхание, но за окном опять раздались звуки скребка. Серёга скорчился и задышал часто-часто. Он взрослый, он в домике, в безопасности, в квартире. Никто не войдёт. Это просто чистят снег на улице. Дворников боятся только дураки.
«Значит, ты дурак», — шепнул ехидный внутренний голос.
«Ничего не дурак. Ничего не боюсь», — мысленно огрызнулся Серёга и сунул голову под подушку. И смог-таки ещё поспать, пока звон будильника не вытряхнул его безжалостно из тёплой постели.
Утром кошмары отступают, тают в круговерти будничных дел. Побриться, кофе(растворимый), бутерброд (безвкусный хлеб, солоноватый сыр, пластиковый, что ли?), сигарета по дороге в гараж. Серёга ехал на работу затемно, в небольшом еще ручейке машин, рассеянно глядя на светофоры, машины, в зеркала заднего вида, на серое небо впереди. Грязный снег на обочинах, ёлки в гирляндах огней, рекламные щиты, светящиеся окна домов от его внимания ускользали. Радио ласково пело что-то джазовое, по-английски.
«Это мама меня в детстве пугала, что дворнику отдаст. Был такой дядя Боря. Громадный, кричал на нас, кулаком грозился. А мама и правда как-то раз ушла, сказала мне ждать у подъезда, и ушла. Зимой. Он снег сгребал, и всё ближе, и ближе. А я стоял и замерзал, и подумал, что мама правда меня отдала. Он совсем близко подошёл, и я тогда заорал и бросился бежать. Надо же, вспомнилось. Корпоратив сегодня. Надо не напиться, держать себя в руках».
Человек слаб, обещания, данные себе самому, выполняет не всегда. Нашли, когда сообщить об увольнении, а? Прямо на корпоративе. Вот подарочек к Новому году! И ещё добрые такие, две недели можно не отрабатывать, всё равно праздники.
Единственное, что Серёга смог — никому не набить морду. Сначала пил шампанское, потом водку, потом что-то ещё, с кем-то танцевал, потом один, кажется, лезгинку, потом блевал в туалете, потом кричал, что не нужно ему никакое такси, у него машина, и даже не в кредит, так что имел он эту компанию, не помнил, куда имел.
Он очнулся поздним утром в комнате у сердобольного охранника, с трудом разлепил глаза, сел, вспомнил. Умыться, напиться из-под крана, проверить телефон, ключи, и плевать на вещи, пусть подавятся дыроколом, и на кружку наплевать.
Серёга вышел и вдохнул холодный влажный воздух. Здравствуй, в общем, Новый год. Шкряб. Шкряб. Это дворник, черноволосый южный человек в синем жилете, убирал снег. Серега подошёл и дёрнул за холодную пластиковую ручку.
— Дай, я.
Ухватился покрепче и неуклюже двинул скребок, обнажая чёрный щербатый асфальт. По бокам оставались струйки мягкого мокрого снега. Серега поднапрягся и закинул снег вбок от дорожки. Пришлось остановиться, перевести дух, а то голова закружилась.
В лесу родилась елочка
А кто её родил? — фальшиво пропел он и подмигнул дворнику.
Тот широко и радостно улыбнулся, подпел что-то другое, на своем непонятном языке.
— Ага, точно! — согласился Серёга и продолжил.
Он больше не боялся. Ты не можешь бояться дворников, если ты сам дворник.